Андрей Воробьев - Дело о продаже Петербурга
Бывшему оперативнику не понравилась сегодняшняя суетливость главврача, но Николай отнес это на последствия ознакомления с грозной бумагой, увенчанной сверху российским орлом на фоне щита с мечами. Наверняка главврач корил себя за вчерашний бюрократизм и теперь ожидал неприятностей. Арчи стало противно, так что от кофе он отказался, больничные запахи напоминали больше о бренности жизни, чем располагали к ожиданию. Поэтому Николай сказал, что лучше покурит на улице, а когда придет эта кастелянша — то пусть кто-нибудь из санитаров его позовет. Главврач суетливо закивал головой:
— Да-да, конечно. Я думаю, это недолго и попрошу кастеляншу поторопиться.
Однако на улице сыщику долго прохаживаться не пришлось. Он едва успел выкурить сигарету, как неподалеку остановилась «скорая помощь».
«Ну вот, опять какой-то бедолага попался в лапы к костоправам», — грустно подумал Арчи, выкидывая на газон окурок и смотря на трех дюжих санитаров или фельдшеров, выбирающихся из «скорой». Один из медиков достал из кармана халата незажженную сигарету и, обратясь к Николаю, попросил прикурить.
Арчи полез в карман за зажигалкой и не обратил внимания, что двое других санитаров оказались от него по обе стороны чуть сзади. Последнее, что успел заметить сыщик перед тем, как потерять сознание — вытянутую руку одного из санитаров. С легким шипением из зажатого в руке баллончика вырвалось легкое облачко, в миг накрывшее лицо Николая. Он хотел шагнуть в сторону, но ноги подкосились, и Арчи потерял сознание.
Санитары, подхватив падающее тело, быстро затащили его на носилки, стоявшие в «скорой», плотно закрыли двери машины, а затем сноровисто привязали руки и ноги сыщика к этим носилкам. Меньше, чем через минуту медицинская машина начала выруливать с территории больницы, увозя Арчи в неизвестном направлении.
Один из санитаров, проверив надежность фиксации, заметил своему напарнику:
— Славно сработали. А я думал, что придется по голове стучать.
На что другой медик сухо бросил:
— Тебе бы шеф тогда так настучал — своих бы не узнал. Сказано ведь было: живым и здоровым…
И нащупав ниточку пульса на шее у пленника, удовлетворенно добавил:
— Вот именно — живым. Что и требовалось доказать…
* * *А у Нертова в то утро были свои заботы: следуя инструкции, данной в записке Горина, Алексей сел на пригородную электричку, отправляющуюся на Мгу. Хотя в глубине души он и не исключал подвох, но только теоретически. Пусть у отца Милы были основания опасаться кого-то из собственного окружения, отчего он и сбежал, но Нертов здесь был ни при чем — в то время ни о Миле, ни о ее родителе он ничего не слышал.
Алексей допускал, что каким-то образом (скорее всего, от скрывшей это Милы) Горин узнал о близости дочери с ним и решил воспользоваться этим. В тех кругах, в которых вращался отец Милы, вполне могли знать или, скорее, предполагать о «транскроссовских» проблемах и даже о некоторой причастности Нертова к смерти Ивченко, чьим помощником был Горин. Но раз сейчас помощник скрывается, то Алексей, скорее, нужен ему, как союзник…
Рассуждая таким образом, Нертов отказался от предложенного ему Ивановым негласного сопровождения, боясь спугнуть человека, который пойдет на контакт.
«Если я кому-то нужен, — убеждал юрист вечером сыщика, — меня должны были брать в городе — это не сложнее, чем придумывать спектакль с выездом на природу. И не надо переоценивать мою личность. Я неуловим, как тот Джо из анекдота, которого просто никто не ловит…».
Алексей вышел из вагона на небольшой станции, где сходили обитатели многочисленных садоводств, некогда щедро организованных посреди болотных хлябей. В этих местах могли выжить разве что комары. Но суровая природа не сломала российских обывателей, старательно выкорчевывающих гнилые пни на своих шести сотках и возводящих сарайчики, называемые дачами.
«В будний день народа на этих дачах должно быть мало», — Нертов заметил невзрачного мужичонку, нервно озиравшегося по сторонам и, судя по всему, не решавшегося подойти поближе.
Когда же этот мужичонка все-таки решился и направился в сторону Алексея, тот облегченно отметил про себя еще раз, что был прав: ни о каких провокациях с таким «персоналом» речи быть не может — человек явно не профессионал. А потому, когда подошедший окликнул его и торжественно предложил проследовать «на секретную квартиру», Нертов только еще раз усмехнулся про себя: «Ни депутаты, ни их помощники, ни помощники помощников угрозы не представляют. Только, как в солдатиков дети малые, играют в тайны».
Километра через полтора впереди замаячили первые домики, и мужичонка, прекратив тараторить что-то о темных играх недемократично настроенных политиков, махнул рукой: «Вот, мы почти у цели»… И действительно, вскоре указал на калитку, ведшую к одной из дач:
— Пожалуйста, проходите сюда.
Нертов отметил, что дача кажется необжитой. Краска на ее стенах облупилась, двор зарос травой, в которой валялись редкие проржавевшие консервные банки. Мужичок, подозрительно поозиравшись, открыл дверь строения простым ключом, который вполне мог быть заменен и гвоздем. Затем он шагнул внутрь, пропустил туда Алексея и, снова подозрительно глянув на пустынную улицу, запер дверь изнутри.
Нертову порядком начала надоедать эта игра в секретность, но он молчал, не желая до времени обострять отношения с этим, видимо, хозяином дачи. А тот снова попытался продолжить рассказ о происках врагов демократии, предлагая одновременно гостю проходить в комнату. Но едва Алексей шагнул из полутемной прихожей на свет, как этот свет тут же померк — юрист попался также, как недавно «браток»-часовой в квартире Александрыча.
Тогда Нертов, спасая своего друга, рубанул расслабившегося бандита по шее, а затем разобрался с остальными гостями. Сегодня же непозволительно расслабился сам. Тщедушный хозяин дачи, только что несший всякую чушь из области политики, вдруг очень профессионально ударил сзади…
Сколько раз Алексей зарекался не верить первому впечатлению о человеке, которое бывает обманчивым! Теперь, лежа связанным в подвале дачного домика, он мог повторить про себя это еще раз. А между тем «хозяин», сидя на ступенях, ведущих вниз, уже не придуриваясь, монотонно излагал пленнику его дальнейшую судьбу. По его словам выходило, что труп папы-Горина уже давно гниет в окрестностях Питера. А теперь также будет гнить и сам Нертов. Или не гнить. Причем, никакой органайзер никому больше не нужен. Поэтому выторговывать жизнь в обмен на информацию не надо. И вообще торг неуместен. Готовиться надо только к смерти.
— Ты уж не обессудь, — «хозяин», словно оправдываясь, пожал плечами, — но ты — профессионал, я — профессионал, поэтому каждый должен делать свое дело. Мне велено тебя убрать именно таким способом. И я выполню задание. А что разговариваю с тобой — так это только из уважения. Старость, наверное…
Рот у юриста был заклеен скотчем, так что он не мог прервать монолог киллера. Но тот, словно угадав крутившийся в голове пленника вопрос, ответил, что не знает, кто и за что убил Нину Климову.
— Там вообще дело темное. Меня заказчики тоже спрашивали, что думаю об этом, но что им сказать? Не мой профиль… А тебя велено спалить. Только ты, парень, шибко не бойся. Когда я дачу подожгу — дым вниз пойдет. Так что ты быстро уснешь… Пожарные, сам понимаешь, километрах в сорока, даже не поедут, а местные — им тоже не светит в огонь прыгать и там по подвалам шарить. А из одной колонки на все садоводство и костер-то с трудом зальешь. Ну, прощай, что ли… — и киллер полез из подвала.
Юрист увидел, как хлопнула крышка наверху и его последняя тюрьма погрузилась во тьму. Еще он слышал, как наверху двигают что-то тяжелое. «Наверное, на всякий случай какой-нибудь ящик сверху ставит», — понял приговоренный.
Вскоре потянуло едкий запах дыма, начавшего просачиваться сквозь щели люка подвала. Нертов непроизвольно рванулся, но веревки были завязаны профессионально — даже встать возможности не было. «Все, отвоевался. А труп папы-Горина уже гниет в окрестностях Питера», — вспомнились некстати слова киллера…
* * *— Что они говорили вчера?.. Куда уехал Алексей? — Женевьева продолжала настойчиво требовать ответа от Милы, несмотря на то, что собеседница уже раза три подробно рассказала все, что могла. — И все-таки, постарайся мне объяснить, почему ты думаешь, что Николя и Леша поссорились?
— Да потому, что я — профессиональный психолог, и, кроме того… — Мила на секунду запнулась, но решительно продолжила: — Кроме того, я люблю Алексея и поэтому чувствую его состояние…
— А я — профессиональный сыщик, — парировала Женька, — хотя и из Франции. И кроме чувств, мне нужны хоть какие-нибудь факты, намеки. Ну, цепочки ассоциаций, что ли. Эта-то терминология тебе понятна?
