Сергей Михайлов - Наркодрянь
Метрдотель зала, мистер Гревски, немного удивился, завидев "господина Мейсона в столь ранний час", но поспешил заверить, что его любимый столик не занят, а обед, как всегда, будет готов через двадцать минут.
- Поставьте еще один прибор, - приказал Мейсон.
- Для дамы или для господина? - живо поинтересовался метрдотель.
- А что, есть разница? - удивился Мейсон.
- Конечно, - тонко улыбнулся мистер Гревски. - В обслуживании и в деталях. Если вы обратите внимание, то наверняка заметите эту разницу.
- Вряд ли, - усмехнулся Мейсон. - На этот раз второй прибор тоже будет мужским.
Мейсон занял свой столик в углу, спиной к стене, а лицом к публике. Расстегнул пиджак и незаметно нащупал рукоятку "кольта". Посетителей совсем немного, и вся публика приличная.
"Интересно, кто здесь подсадной? - оглядел Мейсон дюжину чинных седовласых или лысых джентльменов, отдающих дань кухне "Меркурия". - Разве по роже определишь? Интересно, мой абонент уже здесь?"
Доктор Эдвард появился в зале ровно в шестнадцать ноль-ноль, и Мейсон сразу догадался, что это именно он.
Мистер Гревски проводил к мейсоновскому столику смуглого, черноволосого мужчину лет тридцати. Несколько сухощав, прекрасно сложен, Держался свободно, со спокойной грацией спортсмена.
Мужчина быстрым взглядом скользнул по залу и направился прямо к столику Мейсона. Остановился в двух шагах и, улыбнувшись, осведомился:
- Полковник Мейсон?
- В отставке, - упрямо поправил Мейсон. - Позвольте в свою очередь...
- Эдвард. Эдвард Фитижеральд, - и он протянул Мейсону холеную руку. Однако наблюдательный Мейсон заметил сплющенные суставы пальцев, как у профессиональных боксеров.
Поколебавшись долю секунды, полковник в ответ приподнялся и сунул свою корявую ладонь.
Они обменялись рукопожатием, кожа у Эдварда оказалась нежная, как у женщины, но хватка - сильная и цепкая.
В кресла они опустились одновременно и с минуту изучали друг друга с неприкрытым интересом.
Внешность Фитцжеральда Мейсону сразу чемто неуловимо понравилась, но и насторожила одновременно. Уж очень много было в этой внешности противоречивых черточек.
Черные глаза умны и насмешливы, но где-то в глубине - жесткие и неумолимые. Взгляд открытый, но с хитринкой. Упругая смуглая кожа плотно обтягивала скулы, лишь в уголках рта собираясь в едва приметные складки. Правильный нос, четко очерченная линия рта. Природа, создавая черты Эдварда, пользовалась ювелирным инструментом. И все же аристократической изысканности в его лице не было.
Эдвард первым нарушил молчание:
- Вы, господин полковник, даже и не подозреваете, какое доверие я оказал вам минуту назад.
- Да? И в чем оно заключалось?
- Я назвал свои настоящие фамилию и имя.
"Неплохое начало, - отметил Мейсон, - если не врет", - а вслух полюбопытствовал:
- Чем же вызвано такое доверие?
- Я просто хорошо изучил вас, сэр. Вам можно доверять. Это не комплимент, а констатация факта. Даже если мы не договоримся, вы сумеете забыть мое имя и не воскрешать его в памяти.
В этом я уверен.
- Так... А о чем мы должны договориться? - тотчас не стерпел прямолинейный Мейсон.
Фитцжеральд усмехнулся и покачал головой:
- Не спешите, господин полковник... Кстати, я гораздо проще, чем кажусь, а поэтому называйте меня просто Эдом - без церемоний. И еще, я чертовски проголодался. Вы ничего не будете иметь против, если мы поговорим о деле после обеда?
Здесь прекрасная кухня.
Мейсон ничего не имел против, ни против первого, ни против второго предложения. А простоту он приветствовал всегда, даже кажущуюся.
Обед прошел в подобающем молчании, если не считать незначащих реплик, которыми сотрапезники обычно обмениваются за столом. Фитцжеральд расправлялся с поданными блюдами спо,ро и ловко - видимо, и вправду проголодался.
Мейсон ел вяло - кусок плохо лез в глотку.
Приходилось проталкивать его пивом, и это вызвало хоть и скрытое, но неодобрение официанта.
Впрочем, в этом ресторане уже привыкли к мейсоновским причудам.
Наконец удовлетворенный Эдвард аккуратно промокнул салфеткой губы и подарил Мейсону лучезарную улыбку. Мейсон расценил это как приглашение к разговору и распорядился, чтобы подавали кофе и сигары.
- Разрешите, я для начала задам вам несколько вопросов, - начал Эд, когда официант, очистив стол, подал кофе и, грациозно изогнувшись, подкурил клиентам сигары. - Только не торопитесь с ответом - от него многое будет зависеть.
- Валяйте, - благодушно кивнул Мейсон.
- Полковник, вы всю свою жизнь служили во благо Соединенных Штатов Америки, - начал Фитцжеральд. - Вы, без преувеличений, образцовый гражданин и настоящий патриот. Так неужели вас устраивает положение, когда в стране, за которую вы проливали кровь, свою или чужую, открыто хозяйничают гангстеры всех национальностей - от итальянцев до пуэрториканцев?
- Если честно, я мало задавался подобным вопросом... до последнего времени...
- Прекрасно! - воскликнул Эдвард, словно и не ожидал иного ответа. Значит, в последнее время вы все же задумались над этой проблемой, и что же, я повторяюсь, вас устраивает такое положение вещей?
- Нет... конечно.
- Хорошо. Второй вопрос: вам нравится, что страна, в которой вы живете и которую безусловно любите, вязнет в болоте наркомании, проституции, коррупции - и все это опять же благодаря прежде всего итальянским и латиноамериканским ублюдкам? Вам это нравится?
- Подобные декларации я уже слышал, - усмехнулся Мейсон. - Конечно, не нравится, как и любому, как ты выразился, "образцовому" гражданину. И я даже попытался немного поправить положение... Правда... без особых успехов.
- Замечательно. И третий, самый важный вопрос: вы довольны своей теперешней жизнью?
Вообще: это ваша жизнь, полковник?
- Пожалуй, самый сложный вопрос... - задумчиво потер переносицу Мейсон. - Когда-то я мечтал, что заживу мирно и спокойно в маленьком городишке на берегу океана, никому не мешая... и мне чтобы никто не мешал.
- Я знаком с вашим послужным списком, полковник. После всего, что вы сделали для страны, желание отдохнуть - естественно. Отдохнуть... Но не отойти отдел навсегда.
- Вы переоцениваете свою осведомленность.
- Возможно. Душевные переживания не фиксируются в отчетах. Даже под грифом Top sekret.
Мейсон обратил внимание, что за три ближних к ний столика Гревски никого не усаживает, хотя посетителей в ресторане прибыло. Такой своеобразный санитарный кордон, чтобы можно было разговаривать, не понижая голос.
- Но скрытые переживания все-таки проявляются в поведении. Поступках.
- Вы случайно не психоаналитик, доктор Фитцжеральд?
- Случайно - нет. Ваши ежедневные тренировки, модернизация дома, даже такие мелочи, как предпочтения в выборе машин, кухни, оружия, одежды - это далеко не дань армейскому консерватизму.
- Спорно, - сообщил Мейсон, то ли подтверждая, то ли опровергая слова собеседника.
- То, что вы сцепились с доном Фрэнки, бесспорно свидетельствует: отдых окончен.
- Надо было помочь другу. Эпизод.
- Ну что вы, полковник. Неужели вы не знали, что открыто, при подчиненных, унизить дона - это означает объявление войны, смертельную ставку? Ничего страшнее для "семьи" и сделать невозможно. И то, что мы можем беседовать на этом свете, - только благодарение вашему выдающемуся мастерству.
- И к чему наш разговор? - спросил Мейсон, не слишком увлеченный анализом собственной
психологии.
- Мы знали о мине у гаража и о возне с пивом.
- И о снайпере.
- Да. Уж простите, это была своего рода еще одна проверка вашей боеготовности.
- А не ваши ли это штучки? - поинтересовался полковник и отставил пустую чашечку. Тут же рядом оказался официант и долил густо-коричневой дымящейся жидкости из серебряного кофейника.
- Наши штучки, как правило, срабатывают.
В городе, - несомненно со значением акцентировал последние слова Фитцжеральд. И продолжил: - Вы позвольте, я немного вторгнусь в вашу область - военной тактики. Пассивная оборона бесперспективна. Должны быть ответные, а еще лучше - упреждающие удары.
- Ну-ну, - усмехнулся полковник, - это и в самом деле не ваша область. Терминология страдает.
Диктофон, как определил Мейсон по еле различимому щелчку, отработал одну дорожку записи и автоматически переключился на следующую.
Фитцжеральд благодушно кивнул и продолжал:
- Вы, возможно - с помощью пары сослуживцев, - смогли бы раздавить "семью" Фрэнки.
Но не предпринимаете ровно никаких мер.
- Я солдат, а не палач, - коротко бросил Мейсон. И после паузы добавил: - Отставник.
В темных глазах Фитцжеральда светилось понимание и участие. Даже непреходящий оттенок циничной жестокости вдруг исчез!
- Полковник, ваша позиция именно такова, как я предполагал. И я почти уверен, что вы поймете и примете мое предложение: Латинская Америка. Сельва. Дело, которое вы знаете лучше всех на свете.
