Галина Романова - Ночь с роскошной изменницей
Обследовали и нашли сильно обгоревший остов покореженного автомобиля без номеров. Залезть под сильно пострадавший капот, чтобы срисовать заводские номера двигателя, пока не предоставлялось возможным. Железо, мало того, что сильно было повреждено, так еще и раскалилось от горения до высокой температуры.
– И что же делать? – метался Олег по обочине, без конца приставая к пожилому задерганному дэпээснику.
– Ждать. Что ты раньше сделаешь?
Они и ждали. Час, другой, третий. Пока груда металла остыла, пока аварийную машину отбуксировали, пока составили комиссию, пока она вынесла заключение, пока пробили номер по базе данных.
Тысячу этих протокольных «пока» пришлось пережить Снимщикову, прежде чем пришло подтверждение того, что владельцем этой машины и в самом деле является Хорин Станислав.
– И дальше что? – Веретин вяло дожевывал последний выцарапанный из коробочки леденец и без особого энтузиазма наблюдал за метаниями своего молодого сотрудника.
Сегодняшняя ночь выдалась на редкость пакостной. Спать не давала младшая внучка, которую оставила дочь, укатив с зятем на юга. За стеной соседи словно взбесились, скрипели койкой до самого утра. Машина что-то с самого утра зачихала, не желая заводиться. Думал, хоть на работе немного отдохнет от бытовухи, куда там!
– Надо пробивать регистрационные палаты, нотариусов, архитектуру, – бесновался Олег, как-то даже будто постарев за минувшие сутки. – На предмет возможной недвижимости в этом районе либо у Баулиной, либо у Хорина.
– Работай, Вадик, – тут же подал сигнал Веретин Липатову, который не хотел, да встревожился за Грищенко Софью Андреевну.
А что! Хорошая девчонка была, красивая, с жилплощадью опять-таки, с грядущим наследством. Можно было запросто рассматривать как вариант завершения холостяцкого бытия. А что же теперь…
– Проверь все, – напутствовал коллегу Олег, провожая до двери, уже почти прикрыл ее за ним, тут же спохватился и позвал: – Вадим, ты не только их недвижимость проверь. У этого Хорина супруга законная имеется, вполне возможно, что за ней числится какая-нибудь хибара. Или за тещей, свекровью, за дядькой, теткой и так далее!
Выговорился, вернулся к столу, сел и тут же низко опустил голову. Смотреть на Игната Степановича, кажется, все понимающего и не принимающего близко к сердцу, было выше его сил и злости, которая его душила. Ведь когда нашли обгорелый остов автомобиля, он едва не удавил эту самовлюбленную мерзопакость – Дворникова Макса. Еле-еле ребята из дорожно-постовой службы оттащили.
– Никак в толк не возьму, Олег Сергеевич, – вдруг негромко заговорил Веретин. – Ты это так мечешься из-за чувства вины перед этой девчонкой, которую чуть на десять лет не упек, или по какой другой причине?
– Да как сказать…
Олег и сам не знал, как правильно, как единственно верно ответить на этот вопрос.
И вина, несомненно, его глодала. Не прилепи он к Софье по неосторожности ярлык подозреваемой, кто знает, случилось бы с ней то, что случилось. А с другой стороны: не прилепи он его к ней, до сих пор бы лип к Таисии, все равно на каких условиях. Не в мужьях, так в любовниках. А он ведь теперь без Софьи как бы уже и не может.
– А ты как есть скажи, – настаивал Веретин. – Тут мне на днях Антон Иванович звонил, интересовался тобой. Что, мол, и как тут у тебя?.. Привет тебе передавал, между прочим. Это признак хороший, сечешь?! Может, помиритесь и с дочкой его, а?
– Это вряд ли, – едва не передернулся Олег, тут же вспомнив о кольце в нижнем ящике обшарпанной старой тумбочки в собственной прихожей. – Мои планы несколько изменились.
– Это ты на рыженькую намекаешь? – Веретин поскреб ногтями по пустой коробке из-под леденцов, разозлился, что там пусто, и не хотел, да сделал парню больно: – С ней еще ничего не ясно, парень. Найдется ли она живой… А Таисия – приз на сотни тысяч долларов. Так что смотри, пробросаешься.
Бросаться на Веретина с кулаками, как на Макса Дворникова, Олег не посмел. Выскочил просто из кабинета пробкой от шампанского и единственное, на что осмелился, так это хлопнуть дверью напоследок.
Весь день шли поиски. Никаких результатов. Станислав Хорин как сквозь землю провалился. А Надежда, вызванная на допрос, била себя кулачками в грудь и рыдала, что сама с ума сходит от волнения. Ее отпустили, потому что не было оснований для задержания. Утверждения Дворникова основанием не сочли, к тому же он наотрез отказался называть того мужика, что делал паспорт Татьяне Сочельниковой. Жена Станислава Хорина тоже ничего о месте нахождения своего мужа не знала. Недвижимости она, кстати, никакой не имела. Даже гаража-ракушки и того не было.
Баулина тоже, кроме дачи и городской квартиры, ничем другим не обладала, давно все благополучно продав. Сам же Хорин жил альфонсом.
– Все пусто, Олег! – каялся через пару дней ему Липатов, ввалившись в квартиру на ночь глядя с бутылкой водки под мышкой. – Нигде и ничего. Ни единой зацепки. Почему именно в том направлении ее повезли, ума приложить невозможно! А ты чё весь такой, а, Олег?
На Снимщикова и правда смотреть было страшно. Грубая щетина, покрасневшие потухшие глаза, мятая рубашка, которая, кажется, не менялась с той самой ночи, когда пропала Соня. В квартире кавардак. Пустые бутылки из-под пива, водки и портвейна. Горы грязной посуды в раковине, окурки, пепел, пыль.
Липатов – претенциозный чистюля – еле место себе нашел на кухне Снимщикова, предварительно раз тридцать обмахнув табуретку.
Сели. Налили в граненые стаканы водки. Молча выпили. Закусили свежими помидорами, которыми Снимщикову кто-то добрый завалил весь подоконник.
– Саня был, – пояснил Олег, проследив за взглядом Липатова. – Заботится обо мне. Он ведь с Сонькой только успел познакомиться тем днем…
Сказал и тут же отвернулся от Вадима, чтобы тот, не дай бог, не увидел, как судорожно задрожал его крепко стиснутый рот.
Вот горе-то! Разве мог он подумать, что так непереносимо страшно будет жить в полной поганой неизвестности. Разве мог представить, что станет его так корчить от одной только мысли, что Соньки может не оказаться в живых. Тут же гнал прочь от себя эту мерзкую мысль, молотил кулаками по всему, что попадалось под пьяную руку. Он ведь не просыхал который день, да. Не просыхал, потому что ему жутко было быть трезвым. Трезво мыслить, трезво осознавать правоту слов старого начальника. А так – на дне стакана он забывался хоть на время.
Теперь вот Липатов какого-то черта приперся. Сочувствует, как же…
– Слышь, Олег, а сегодня нас тут весь день донимал этот черт чудной. Лохматый такой. Помнишь, ты с ним все еще носился в первый день поисков. Потом он слинял куда-то, когда вопросами приперли его. А сегодня снова объявился.
– И чего ему надо?
Снимщиков крепко зажмурился. В голове мутной плотной зыбью колыхался хмель, не давая толком ничего понять, рассмотреть и услышать.
– Тебя все спрашивал, – пожал плечами Липатов, закуривая. – Говорим, ты дома. А он – звонил в дверь, никто не открывает.
– Я спал, – оборвал, как отрезал, Олег и снова налил себе в стакан.
– Ненормальный он все же какой-то, – все никак не хотел униматься Липатов, пуская кольцами дым от сигарет в потолок. – Дежурных ну просто достал.
– А дежурные тут при чем? – Снимщиков поднял голову, нетвердо сидевшую на шее, и уставился на Липатова мутными непонимающими глазами.
– Все опергруппу требовал. Все грозился, что станет жаловаться прокурору за то, что не реагируем на его вызов, – ухмыльнулся Вадим, но не весело, а с какой-то все же тревогой.
– Какой вызов? – В голове у Олега вдруг сильно натянулась и загудела нудным шмелем невидимая струна. – Какой, черт возьми, вызов?! Что ты несешь, Липатов?!
– Не фамильничай, не в окопах, – оскорбился вдруг Вадик и даже вновь наполненный стакан от себя отодвинул. – Меня вообще в отделении не было, когда он туда приходил. Я, между прочим, не пью который день, а бумаги лопачу то в нотариальных конторах, то в регистрационных палатах, то… А! Да ну тебя! Надо было не валяться пьяным, а на звонки отвечать.
Он замолчал, крутнулся на расшатанной табуретке и принялся курить в сторону пыльного окна, где на подоконнике алели крупнобокие помидоры. Снимщиков со странной гримасой удивления и непонимания смотрел на липатовский профиль.
Так, так, так… Надо взять себя в руки и сосредоточиться… Что-то такое он сейчас сказал, этот парень… Что-то очень важное… Определенно, не просто так он заявился к нему с этим пузырем… Определенно, его что-то встревожило, раз он пришел…
Господи! Как трещит башка!!! Который же день он пьет?! Который сейчас час, интересно?! Все смешалось у него: день, ночь, время… Все с плавным надрывом катилось куда-то вниз, и ведь хотелось туда катиться! И думалось, что там легче – внизу. Что там не нужно будет ни о чем думать, винить себя, каяться и мучиться…
