Наталья Андреева - Я стану тобой
– Мы не маньяки! – кричали они под окнами здания городской администрации, размахивая плакатами перед нацеленными на них телекамерами.
– Надо разъяснить им! – брызгал слюной мэр на своих подчиненных. – А главное – журналистам! Разъяснить, что никаких маньяков здесь нет! Что в городе все спокойно!
Подчиненные молчали. А выйдя из кабинета шефа, смущенно переглядывались.
– Я и сам боюсь, – вполголоса сказал один зам другому. – Дочь отправил к бабушке в Киев, от греха подальше.
– А я сына за границу вместе с женой, – признался его собеседник. – Вечером из дома не выхожу, веришь, нет?
– Так их же всех в дурдоме заперли, – нервно хихикнул коллега.
– Того тоже заперли. И что? Пусть закрывают лечебницу на хрен. Или переводят психов в другую область. Мы уже нахлебались.
– Точно!
Вот так говорили в городе.
А Лидия Михайлова молчала.
– Кто убил Тычковского? – Молчание. – А соседа вашего кто застрелил? Кибу по голове кто бил?
Михайлова подняла на врача мертвые глаза. Она была абсолютно невозмутима. И по-прежнему молчала.
– Вас хочет видеть один человек. Идемте.
Она послушно встала. Длинный коридор, ряд безликих белых дверей. Она шла по нему молча и остановилась, когда остановился сопровождающий ее врач.
– Подождите минутку.
Тот вошел в палату первым. Потом широко открыл дверь и позвал ее:
– Заходите.
Она нехотя переступила порог. Сидящий на кровати мужчина поднял голову. Лидия его сразу узнала, хотя он был в больничной пижаме, не в костюме, и с обильно усыпанным пеплом ранней седины ежиком волос на голове. А раньше они были темные и намного длиннее.
– Дмитрий Александрович, вы узнаете эту женщину?
Он смотрел на нее не отрываясь. Она выдержала этот взгляд.
– Лидия? – спросил Киба. От его голоса веяло могильным холодом. Она кивнула.
– Разве ты жива? Я же тебя убил.
И тут она дико захохотала. Киба вздрогнул. А она все смеялась и смеялась. Киба слушал этот дикий хохот, и выражение его лица постепенно менялось.
– Что, Дмитрий Александрович? Память возвращается?
Он кивнул. Хохочущую Лидию увели. Киба помолчал минут пять, потом вдруг сказал:
– Позовите Веру.
Завотделением не поверил своим ушам.
– Кого? – переспросил он.
– Веру, мою жену.
– Ну, слава богу! – И врач-психиатр, далекий от религии человек, убежденный материалист, чуть было не перекрестился.
Вскоре приехала Вера Владимировна Киба. Ее встреча с мужем вышла прохладной. Она рыдала и все время звала «Дима, Дима», а он… Он смотрел на нее как-то отстраненно и так же обнимал, со стороны казалось даже, что с брезгливостью.
– Он меня так любил, так любил, – рыдала потом в кабинете главного врача, прежде принадлежавшем Абрамовой, Вера Владимировна. – Дима был такой нежный… Такой… – Всхлип. – А сейчас… Как чужой…
– Успокойтесь. Все образуется. Главное, что он перестал идентифицировать себя с Тычковским. К нему вернулась память.
Память к Кибе и в самом деле вернулась. На допросе у следователя он почти спокойно рассказывал о событиях той ночи, когда убили Тычковского.
– Вы знаете, кто это сделал?
– Да. Догадался. Я хотел, чтобы она сама в этом призналась. И она в конце концов мне призналась.
– Зачем вы выдали себя за Тычковского?
– Сначала я обрадовался, что дошел до человеческого жилья. Но потом увидел его. Он тут же сказал, что Тычковский – это я. Сначала мы боролись каждый за то, чтобы стать врачом. Дмитрием Александровичем Кибой. Но в какой-то момент я понял, что все они – бывшие пациенты психиатрической больницы. Они легко могли попасть под влияние Тычковского, и тогда у меня не было бы шансов, поэтому я решил прикинуться маньяком. Тычковский почему-то мне подыграл. Я спровоцировал драку, и мне удалось засунуть ему в карман ключи от машины. К несчастью, я потерял мобильный телефон, пока шел к дому, и забыл в машине документы. Но зато у меня были ключи от машины. Я их ему подсунул. Тогда я гордился своей смекалкой, – усмехнулся Киба. – Я еще не знал, что Тычковский убил единственную дочь Лидии и Михайлова его узнала сразу же, как только он появился на пороге. Потому и решила во что бы то ни стало оставить его в доме до утра. Кит запретил ей звонить в милицию, да она и сама знала, что такое наше правосудие. Ее дочь умерла, а убийца Кати жив и долго еще будет жить. И Лидия решила сама его наказать. Она еще какое-то время боролась с собой, но не справилась с искушением. Нас обоих заперли, его в чулане, меня в горенке. Окно было высоко, и я ничего не видел. Но все слышал. Слышал, как в сени вышел Кит. Я не разобрал, о чем они говорят, но говорили они долго. Потом раздался грохот: он срубил замок. Они говорили о чем-то еще минут пять, потом Кит с ревом кинулся на улицу. Затем он вернулся и зачем-то пошел в избу. Видимо, за ключами от машины. Он был в бешенстве.
Киба замолчал. Следователь его не торопил.
– А что было потом?
– В сени вышла женщина. Я не видел, кто это, но голос был женский. Она позвала: Коля. Позвала очень тихо, и я засомневался, Машенька это или Лидия? Ей ответил Тычковский. Вот он ее не узнал. Скорее всего, не запомнил. Лидия была на суде, но показаний не давала, сидела в зале. Тычковский, видимо, хотел с ней поиграть, как кошка с мышью, прежде чем убить. Он о чем-то с ней заговорил. А она вдруг схватила топор и ударила его со всей своей ненавистью. И потом била и била… Она застала его врасплох. Ненависть придала ей силы. Она мстила за свою Катю. Потом погасила свет и ушла.
– Вы уверены, что это была именно Лидия?
– Теперь уверен. А тогда – нет. Потому что вскоре в сени вышла другая женщина. Она тоже звала мужчину. Какого-то Эрика. Потом я увидел, как вспыхнул свет. Раздался крик, свет вскоре погас. Кто-то подошел к двери в горенку и открыл задвижку. Я оказался на свободе. Женщина ушла. Я какое-то время ждал. Поймите, я слышал только звуки, но у меня не было уверенности в том, что там на самом деле случилось. Я сидел и ждал. Поднимать панику было бессмысленно, позвонить я тоже не мог. Проще всего было играть роль маньяка и найти способ дать о себе знать. И о том, что здесь находится сбежавший из клиники Тычковский. Вскоре в сени опять кто-то вышел. Этот человек почему-то не включил свет. Потом зажегся фонарик. Я видел узкую полосу света. Он стал шарить в шкафу, светя себе. Разумеется, при таком свете он не разглядел, что творится в чулане. Да ему и не до того было. Потом он вдруг закричал: «Вот она, голубушка!» Дальше я услышал бульканье. Мужчина пил прямо из горлышка. Я сообразил, что это Микоша. Добрался-таки до водки. Видимо, он ее нюхом чуял. Я по-прежнему выжидал. Это ожидание чуть не свело меня с ума. Мы были заперты метелью в доме, где находились одни только психи, и я оказался против них безоружен. Выход был только один: самому стать сумасшедшим. Я боялся, что они меня убьют.
– Правильно боялись, как выяснилось.
– Неправильно. Я допустил массу ошибок. Я был уверен, что убить хотели врача-психиатра, и предпочел оставаться маньяком. Я же не знал ее мотива. Мне казалось, что как только убийца узнает, что я врач, – мне конец. Тем более если они сговорятся. Я хотел, чтобы они считали меня своим, таким же сумасшедшим. И потом, я не был уверен, кто убийца, а кто свидетель: Лидия или Машенька? Обе казались подозрительными. Даже когда Лидия мне во всем призналась, я до конца ей не поверил. И только когда Маша рассказала мне об Эрике, я понял, что второй в сени вышла она. Скорее всего, это ее отпечаток окровавленного пальца на косяке. Она потрогала зарубины, чтобы убедиться в том, что это не сон. Так что я теперь знаю наверняка: убила Лидия. Я ведь в конце концов с ней договорился. Тогда я думал, что это моя победа, а оказалось, гигантский просчет.
– Вы с ней договорились?
– Ну да. Кит ведь грозился ее убить. И я посоветовал: прикинься мертвой. Давай скажем, что я это сделал. Так мы двух зайцев убьем. Во-первых, они поверят, что я маньяк, во-вторых, тебе уже не будет грозить опасность. Она согласилась. Но, как я потом понял, согласилась не из боязни, что Кит ее застрелит. Она просто хотела его напугать, чтобы он не ехал к Тоньке. Она ведь знала, что ему часто снится первая жена и винит в своей смерти. Лидия накинула белую простыню и пришла ночью его попугать. Я видел, когда меня выносили из дома, что в сенях валяется белая простыня. Она не знала, что Кит напьется и станет палить по приехавшим сотрудникам милиции.
– Почему же она его не остановила?
– Он был пьян. А пьяный он ничего не соображает. Не соображал, – поправился Киба. – Она, видимо, не рискнула его остановить. Да вы лучше у нее спросите, почему.
– Мы бы спросили…
– Ах, да. Это у нее, похоже, реакция на стресс. Я не успел сказать Маше, что ее подруга жива. Я ведь выходил в сени, чтобы включить свет. Но Лидии там уже не было. Ей, видимо, надоело лежать в холодных сенях, прикидываясь мертвой, и она ушла. Может, к Хватовым пошла погреться? Не знаю.
