Антон Леонтьев - Жрец смерти
Теперь мне стало ясно: на сайте для начинающих маньяков Винокур не просто подзуживал других, сподвигая их на убийства. Он заодно искал себе алиби. Козла отпущения. Новую жертву. На сей раз из числа подобных ему душегубов. И нашел ее в лице Артеменко, которого «вел» в течение нескольких лет. Ведь даже людей он похищал и убивал, нацепив латексную маску с изображением лица Артеменко. Значит, Винокур понимал, что рано или поздно его разоблачат – и тогда потребуется тот, кого бы он мог презентовать в качестве убийцы, выгородив себя. Подсунуть другого маньяка, а самому выйти сухим из воды.
Нет, не из воды, а из океана крови.
Я закрыла ноутбук и задумалась. Улик в тайной комнатке предостаточно. Конечно, отрезанная голова или замороженные органы произвели бы на следователей гораздо большее впечатление, чем обгорелая одежда и старая грязная ванна, но и их хватит для предъявления обвинения. Хотя… Нет, похоже, не хватит. Даже если я и дам наводку (естественно, анонимную), то никто не тронет Винокура. Ведь он вне подозрений, потому что считается: маньяк найден.
Мне требовались иные доказательства, и я была намерена их заполучить.
Пробыв в доме Винокура в общей сложности больше трех часов, я покинула его. И вовремя, потому что стала свидетельницей того, как к особняку подрулил «Мерседес» профессора.
Я наблюдала за ним из темноты. Руки у меня так и чесались. Ведь я могла подойти и свернуть ему шею. Или, наоборот, сделать так, чтобы он умирал долго и мучительно. Но я переборола соблазн. Услышав, как хлопнула входная дверь дома, я отправилась прочь.
Похоже, пришло время задействовать свою вторую профессию – профессию фотографа.
Именно в этом своем амплуа я и появилась четыре дня спустя в Центре детского здоровья профессора Винокура.
Мне довольно легко удалось добиться встречи с директором – его пресс-секретарь перезвонила через час после того, как я изложила ей свою идею, и сообщила, что шеф согласен на интервью. Ну да, тот был человеком тщеславным и наверняка чувствовал себя в полнейшей безопасности. К тому же я обещала средства, вырученные за продажу фотографий, все без остатка перечислить на счет клиники.
Готовясь к встрече, я немного волновалась, потому что не знала, как себя вести. Что, подать ему руку, этому монстру и извергу? Пожать ладонь, на которой кровь множества людей, в том числе и маленькой Светы?
Ожидая, пока профессор-маньяк закончит очередную операцию (надо же, сейчас он прикладывал все усилия, чтобы спасти ребенка, а вечером убивал точно такого же ребенка у себя в подземелье!), я рассматривала картины, висевшие на стене конференц-зала. Их сюжеты совсем не походили на те страшные средневековые мотивы, которыми был украшен особняк Николая Платоновича. Это были яркие полотна с диковинными разводами и кляксами.
Но вдруг представилось, что эти кляксы – лужицы крови, а разводы – следы истязания на теле жертв, и мне сделалось страшно. Пусть на мгновение, но этого достаточно. Я повернулась и увидела Винокура.
Да, он как-то неожиданно возник передо мной. Прямо явление Сатаны собственной персоной. Добрый доктор Айболит, а по совместительству Джек-потрошитель.
Профессор Винокур чуть улыбнулся, и я поняла, что этот мужчина обладает определенным шармом. Умеет расположить к себе собеседника. Врач был в белом халате, под которым виднелся один из его черных костюмов и желтый галстук.
– Рад с вами познакомиться, Ника. Я ведь большой ваш поклонник! – произнес глава центра тягучим голосом и протянул мне руку.
Это была та самая рука, которой он пытался меня убить. И которой убил огромное количество людей. Но рука была как рука.
Я заколебалась. Однако мешкать было нельзя, иначе мое промедление могло вызвать подозрения. Поэтому пожала руку маньяка. И по мне словно электрическая искра прошла, но я постаралась скрыть свое волнение.
– И я тоже ваша поклонница, – пробормотала я, чувствуя, что лоб покрывается испариной. Давно я так не волновалась!
Фраза прозвучала невинно, но ее истинный смысл был понятен только мне. Ну и самому Винокуру, если бы он был в курсе, что мне все известно о его тайной жизни серийного убийцы.
Глаза Винокура за стеклами очков чуть прищурились, и он произнес, указывая на кожаное кресло:
– Узнав, что вы позвонили со своим замечательным предложением, я пришел в восторг. Я готов на все, что поможет больным детям!
Ну конечно, так я ему и поверила… И тут же поймала себя на мысли: а ведь поверила бы, если бы не знала, кто стоит передо мной.
– Давайте лучше пройдемся, – произнесла я, потому что мне была невыносима мысль о том, что я окажусь один на один с этим чудовищем.
Винокур ударил себя ладонью по лбу.
– Ах, ну да, конечно! Вы же наверняка хотите, чтобы я показал вам наш центр! Разумеется, дорогая Ника, разумеется! Кстати, какое у вас отчество? Я нигде не мог раздобыть информацию об этом.
Значит, он собирал обо мне сведения. Только почему? Он что, и правда ценитель моих фоторабот? Нет, Винокур, как я убедилась, предпочитал жутковатые гравюры.
– Называйте меня просто Никой, – сказала я весьма холодно, а потом спохватилась: мой тон может его навести на ненужные мне размышления.
– О, я вижу, у вас имеются тайны, – улыбнулся Винокур. – Ну что же, они есть у каждого из нас.
– И даже у вас? – парировала я. – Не могу представить, что у вас имеются тайны, Николай Платонович!
Маньяк на мгновение смутился, его глаза за стеклами очков забегали. Так и есть, я попала в точку. Мой вопрос профессор оставил без ответа и сам поинтересовался:
– А Ника – сокращенное от Вероники?
– Ника – это Ника. Римская богиня победы, – пояснила я.
То, как меня звали раньше, в прежней жизни, было неважно. Фамилию я сохранила, а вот имя изменила. Я была Ника, просто Ника.
– Значит, вы любите одерживать победы? – Взгляд Винокура замер на моем лице.
Мне стало не по себе. Такой взгляд был только у одного человека, которого уже давно нет в живых. У другого профессора – Аркадия Аркадьевича.
– Кто же не любит одерживать победы? – чуть пожала плечами я. – Вы ведь наверняка тоже? И вам пришлось терпеть также и поражения? Например, в последнее время.
Лицо Винокура окаменело – всего на мгновение, а затем расслабилось. Да, он потерпел поражение, одураченный своей жертвой, малолетней девочкой, и неизвестной женщиной, оказавшейся в его логове. Но потом профессор сообразил, что собеседница никак не может знать об этом.
– Да, да, сфера моей деятельности такова, что мне приходится иногда капитулировать, – вздохнул Винокур. – Потому что я, увы, всего лишь врач, а не Всевышний. И не в состоянии победить смерть.
Ему и не требовалось побеждать смерть. Потому что он сам был смертью. Да, в данном случае смерть была не старая бабка с лицом ведьмы. И не скелет в черном балахоне с косой в руках. Смерть стояла передо мной, и имя ей, вернее ему, было Николай Платонович Винокур.
– И часто вам приходится сталкиваться со смертью? – спросила я.
Но Винокур не успел ответить на вопрос, потому что дверь открылась и появилась миловидная пресс-секретарь Центра детского здоровья, та самая, с которой я договаривалась о встрече. Профессор лишь усмехнулся, и усмешка его мне не понравилась.
– Ну что же, прошу следовать за нами, – пригласил он. – Вы ведь еще не бывали у нас в центре?
Я едва не проговорилась, что бывала. Да, я там была, но в другом обличье. И об этом Винокуру знать вовсе не требовалось.
Наблюдая за тем, как директор клиники возится с детьми в палатах, куда мы заглянули, я чувствовала, что вся дрожу. Потому что дети были крайне рады видеть «дядю Колю». Некоторые бросались к нему и прижимались к его халату, а лица тех, что лежали в кроватях или сидели в инвалидных колясках, лучились, как маленькие солнышки.
Каждого из детей Винокур знал по имени, с каждым говорил о чем-то своем, умел к каждому подобрать ключик. Время от времени профессор смеялся – и я на мгновение зажмуривалась. Потому что смех у него был вроде нормальный, а под конец визгливо-кашляющий и сразу же навевал на меня ужасные воспоминания. О том, что произошло в замке Синей Бороды. О том, что случилось со Светой. О том, что я видела в морозильных камерах в подземелье. Но и пресс-секретарь, и дети не обращали внимания на странный смех доктора. Видимо, давно к нему привыкли.
Экскурсия длилась больше часа, мы обошли бо́льшую часть центра. Наконец разговор как бы сам по себе, а в действительности управляемый мной, перешел на Свету. На последнюю жертву маньяка Артеменко, как официально считалось.
Услышав эту фамилию, пресс-секретарь вздрогнула и попыталась сменить тему, но Винокур мотнул головой и сказал:
– О да, это очень печальная история! Светочка была таким живым и выносливым ребенком. Одному богу известно, что ей, бедняжке, пришлось пережить.
И дьяволу, подумала я. То есть самому Николаю Платоновичу. Он вел речь о Свете с такой нежностью в голосе, что мне немедленно захотелось врезать ему по лощеной роже.
