Камилла Лэкберг - Запах соли, крики птиц
— Ой, — скорчив гримасу, произнес Мартин. — Зрелище, вероятно, было не из приятных.
— Да уж, — коротко ответил Патрик. У него перед глазами замелькали фотографии с места происшествия, и он переменил тему: — Меня немного волнует, как нам распределить ресурсы, если надо параллельно заниматься двумя расследованиями.
— Понимаю. И знаю, что ты думаешь. Мы совершили ошибку, позволив СМИ загнать нас в ситуацию, когда нам пришлось забросить расследование смерти Марит. Так оно и есть, но сделанного не воротишь. Единственное, что мы сейчас можем, это распределить наши силы поумнее.
— Я знаю, что ты прав, — отозвался Патрик, вынул бумажник и положил его на стол. — Но все-таки не могу отделаться от мысли, что нам следовало действовать иначе. А еще я не знаю, что нам дальше делать с расследованием гибели Лиллемур Перссон.
Мартин ненадолго задумался.
— Мне кажется, что на данный момент нам надо сконцентрироваться на собачьих волосах и пленке, которую мы получили от компании-продюсера.
Патрик открыл бумажник и начал изучать его содержимое.
— Я мыслю примерно так же. Собачьи волосы — это в высшей степени интересный след, и его необходимо разрабатывать дальше. По словам Педерсена, порода довольно необычная. Возможно, у них есть регистр, перечень владельцев, какие-нибудь общества, что угодно, способное вывести нас на владельца. При наличии двух сотен собак во всей Швеции установить владельца, живущего в наших краях, должно быть довольно легко.
— Звучит разумно, — согласился Мартин. — Хочешь, я этим займусь?
— Нет, я собирался поручить это Мельбергу. Чтобы все было сделано на совесть. — Мартин посмотрел на него с обидой, и Патрик рассмеялся. — А ты как думал? Конечно, я хочу, чтобы этим занялся ты!
— Ха-ха, как смешно, — сказал Мартин. Потом он вновь посерьезнел и склонился над столом. — Что там у тебя?
— Ничего особенно увлекательного. Две купюры по двадцать крон, монетка в десять крон, удостоверение личности и бумажка с его адресом и телефонами матери, домашним и мобильным.
— И больше ничего?
— Нет, или хотя… — он улыбнулся, — его фотография вместе с Эвой.
Патрик показал снимок Мартину: молодой Расмус обнимает мать за плечи и широко улыбается в камеру. Сын на две головы выше, и в жесте угадывается элемент защиты. Вероятно, снято до аварии. После нее они поменялись ролями, и защищать пришлось Эве. Патрик аккуратно положил фотографию обратно в бумажник.
— Как много у нас одиноких людей, — произнес Мартин, задумчиво глядя куда-то вдаль.
— Да, хватает, — согласился Патрик. — Ты думаешь о чем-то конкретном?
— М-да… Я думаю отчасти об Эве Ульссон, но и о Лиллемур. Представляешь, когда человека некому оплакивать. Родители умерли, других родственников нет. Даже сообщить некому. Единственное, что после нее останется, это пленки с записями на несколько сотен часов телевизионного времени, которые будут валяться и пылиться в каком-нибудь архиве.
— Живи она поближе, я бы пошел на похороны, — тихо сказал Патрик. — Никто не заслуживает того, чтобы уходить никем не провожаемым. Но хоронить ее, вероятно, будут в Эскильстуне, а туда я при всем желании поехать не смогу.
Они немного посидели молча, живо представляя себе гроб, который опускают в могилу, — а рядом ни родных, ни друзей. Невыразимо печально.
— Записная книжка! — воскликнул Патрик, нарушив молчание.
Книжка, которую он достал, оказалась довольно толстой, черной, с позолоченным обрезом. Расмус явно ее очень берег.
— Что в ней? — с любопытством спросил Мартин. Патрик немного полистал исписанные страницы.
— Думаю, здесь записи о животных из магазина, — наконец сказал он. — Смотри: «Геркулес, три раза в день, часто доливать свежую воду, каждый день чистить клетку. Гудрун, одна мышь в неделю, террариум чистится один день в неделю».
— Похоже, что Геркулес — это кролик или морская свинка, а Гудрун, вероятно, змея. — Мартин улыбнулся.
— Да, Расмус был очень аккуратным. В точности как говорила его мама. — Патрик осторожно перелистал все страницы записной книжки. Речь, похоже, везде шла о животных. Ничего такого, что могло бы их заинтересовать. — Кажется, все.
Мартин вздохнул:
— Я, собственно, и не ожидал, что мы обнаружим что-нибудь эпохальное. Ведь полиция Буроса уже все пересмотрела. Однако всегда хочется надеяться.
Патрик аккуратно укладывал записную книжку на дно рюкзака, когда его насторожил какой-то звук.
— Подожди, тут есть что-то еще.
Он снова вынул записную книжку, положил ее на стол и запустил руку в рюкзак. Когда он вытащил то, что лежало на самом дне, они с Мартином недоверчиво посмотрели друг на друга. Это было совсем не то, что они ожидали найти. Но теперь у них имелось неопровержимое доказательство наличия связи между смертями Расмуса и Марит.
Судя по голосу, Ула не слишком обрадовался, когда Йоста позвонил ему на мобильный. Он находился на работе и считал, что они вполне могут отложить разговор на вечер. Йоста, которого задел снисходительный тон Улы, пребывал не в самом благодушном настроении и спокойно заявил, что они появятся в компании «Инвентинг» в течение получаса. Ула что-то пробормотал о «государственной власти» на певучем шведско-норвежском наречии, но сообразил, что лучше не протестовать.
Когда они сели в машину и двинулись в сторону Фьельбаки, Ханна, казалось, по-прежнему пребывала в плохом настроении, и Йоста задумался над тем, что с ней такое. У него возникло ощущение, будто у нее какие-то проблемы на домашнем фронте, но он знал ее не настолько хорошо, чтобы спрашивать, только надеялся, что ничего серьезного. Она, похоже, вообще не стремилась к общению, и он дал ей возможность посидеть молча. Когда они проезжали поле для гольфа возле Анроса, она посмотрела в окно и спросила:
— Это хорошее поле?
Йоста более чем охотно ухватился за эту трубку мира.
— Замечательное! Особенно заковыриста лунка номер семь. Мне как-то удалось даже послать мяч в лунку одним ударом, правда, не в седьмую.
— Настолько-то я уже разбираюсь в гольфе, чтобы знать, что послать мяч в лунку одним ударом — это хорошо, — отозвалась Ханна, впервые за день улыбнувшись. — Клуб угостил тебя шампанским? — спросила она. — Кажется, так положено?
— А то как же, — ответил Йоста и просиял при воспоминании. — Разумеется, угостил, да и вообще заход получился удачным. Честно говоря, пока что самым лучшим.
Ханна засмеялась.
— Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что ты заражен вирусом гольфа…
Йоста посмотрел на нее и улыбнулся, но был вынужден вновь перевести взгляд на дорогу, поскольку возле Мёрхульта шоссе сужалось.
— Да, у меня ведь почти ничего больше нет, — произнес он, и улыбка сошла с его губ.
— Насколько я понимаю, ты вдовец, — мягко сказала Ханна. — Детей нет?
— Нет. — Он не стал развивать тему. Не захотел рассказывать о сыне, который мог бы сейчас быть уже взрослым мужчиной, но прожил лишь несколько дней.
Ханна больше ничего не спросила, и оставшуюся часть пути они проехали молча. Выйдя из машины, они увидели много обращенных на них любопытных глаз. Рассерженный Ула встретил их, как только они вошли в здание.
— Надеюсь, дело у вас действительно важное, раз вы отрываете меня от работы. Об этом теперь будут болтать неделями.
Йоста понимал, что он имеет в виду, и на самом деле они вполне могли подождать часок-другой. Но что-то в бывшем муже Марит вызывало у Йосты желание гладить его против шерсти. Это, вероятно, было не благородно и не профессионально, но он ничего не мог с собой поделать.
— Пройдемте ко мне в кабинет, — мрачно предложил Ула.
Йоста слышал рассказы Патрика с Мартином об исключительной педантичности этого господина в быту, поэтому вид кабинета его не удивил. Ханна же эту информацию упустила и теперь в изумлении подняла брови: письменный стол сверкал чистотой, как в больнице, — ни единой ручки, ни единой скрепки, только зеленая подкладка для письма, уложенная точно посередине. Вдоль стены стоял стеллаж с папками, установленными ровными рядами и снабженными аккуратно написанными этикетками. Ничего не торчит, все в полном порядке.
— Садитесь. — Ула указал на кресла для посетителей. Сам он сел за письменный стол и оперся о него локтями. Йоста невольно подумал, уж не останутся ли на пиджаке пятна от воска, который, вероятно, пришлось нанести на стол в немыслимых количествах, чтобы довести его поверхность до такого блеска, что в нее можно было смотреться как в зеркало. — В чем состоит ваше дело?
— Мы исследуем возможную связь смерти вашей бывшей жены с другим убийством.
— С другим убийством? — переспросил Ула и, казалось, на мгновение обронил маску сдержанности, но секунду спустя вернул ее на место.
