Б. Седов - Друг
За шумом дождя, шорохом града, Таранов не услышал, как заработал двигатель джипа. Сильно болели посеченная дробью икра и ляжка правой ноги.
Двое охранников прибежали к сторожке. Домик успел уже выгореть изнутри… Растерянные охранники остановились рядом. К ним присоединились два мокрых, несчастных пса. Внутри дома гудело пламя.
– Во бля! – сказал усатый, тощий Клоп. Он растерянно вертел головой по сторонам, высматривая Придурка. Он не видел, как человек-факел по кличке Придурок с воем пробежал по «колхозу» и спрыгнул с причала в озеро. Оба охранника были бывшими ментами, но совершенно не представляли, что следует делать сейчас… Они просто стояли и смотрели на пожар. А из темноты леса за колючкой на них смотрел поверх стволов Алексей Малков. Шел крупный град с ливнем, поляна на глазах покрывалась белым, повизгивали псы. Со стороны «колхоза» слабо доносилась стрельба.
Более сообразительный Клоп вытащил из кармана радиостанцию и стал вызывать Рэмбо. Но отозвался Трофим. Клоп доложил, что сторожка горит, что ни Придурка, ни Бычары нигде не видно… А Бычара был на дежурстве, сгорел, наверное.
– Насрать я хотел на Бычару вашего! – закричал Трофим. – Открывайте, суки, ворота! Сейчас Сына эвакуировать будем. – Потом чуть более миролюбиво добавил: – Нужно будет – огнем прикроете.
Последняя фраза охранников совсем не обрадовала. Не такие уж большие деньги они тут зарабатывают, чтобы прикрывать огнем Сына…
Таранов швырнул в дом вторую бутылку с «коктейлем»… Прихрамывая, обогнул дом… и увидел удаляющиеся габаритные огни джипа. Их свет дробился в косой штриховке дождя с градом. Он встал на колено и дал несколько очередей вслед джипу. Он впустую расходовал патроны – пуле, выпущенной из «ППШ», было не по зубам четырехслойное стекло, не по зубам были и самозаклеивающиеся шины, заполненные специальным гелем…
Бронированный «лендкрузер» стоимостью более двухсот семидесяти тысяч долларов, уходил. В его салоне сидели Сын и два его телохранителя. Когда сзади по машине защелкали пули, Сын непроизвольно пригнулся, а Трофим запоздало вспомнил про противобомбовое одеяло… Он надел на Сына бронежилет, но совершенно забыл про одеяло. Правда, до сих пор пользоваться им не доводилось, и оно балластом лежало в багажнике.
Прорубая темноту мощным светом галогенных фар, джип выскочил к колючке. Ворота все еще были закрыты – мотор, приводящий их в действие, сгорел вместе со сторожкой, и теперь охранники неловко выбивали палец из тяги, чтобы откатить ворота вручную. Палец выходить не хотел, охранники матерились и мешали друг другу. Гудело пламя.
Лешка увидел свет фар «лендкрузера» издалека. Пронзительный свет между стволами прыгал на неровностях грунтовки… приближался. Неожиданно Лешка понял, что этот свет фар может означать только одно: едет Сын. Едет самый ненавистный для него человек на свете! Пожалуй, это был самый лучший подарок для Лешки.
Свет фар был уже у самых ворот. Лешка лихорадочно зарядил правый ствол гранатой… Он торопился, он боялся не успеть.
Но джип вдруг встал перед воротами, закричал требовательно. А ворота все не открывались и не открывались. Лешка даже испугался, что джип развернется и уедет обратно. Лешка стоял во весь рост, положив ствол «гранатомета» на толстый корень вывороченной сосны и дрожал от нетерпения. Неожиданно черная туша автомобиля стала пятиться назад… Лешка едва не закричал от досады. Но черная туша остановилась и – ринулась на колючую проволоку.
Колючка легко лопнула под натиском четырехтонной машины. Так же легко лопнул и второй ряд. Джип, покачиваясь на ухабах, выехал на грунтовку за воротами.
Лешка чиркнул спичками – на фитиле «гранаты» забилось желтое пламя его ненависти. Широкая морда «лендкрузера» была всего в десяти метрах.
Таранов посмотрел на часы – с начала операции прошло всего семь минут, а он уже чувствовал безмерную усталость. Он упустил Сына, он еще не знает, где находится и какими силами охраняется лаборатория… и он ранен. Рана пустяковая, но она служит напоминанием: ты уже не тот, что десять лет назад. Ты потерял форму, ты потерял нюх на опасность.
Но дело нужно довести до конца! Нужно найти лабораторию. Таранов встал, низко пригибаясь, побежал в сторону хозблока.
Морда «лендкрузера» была в десяти метрах… Лешка нажал на спуск. «Граната» врезалась в переднюю левую стойку. Полетели вверх, вниз, в стороны горящие брызги самодельного напалма. Растеклась по капоту желтая пылающая клякса. Джип резко вильнул вправо, в сторону, противоположную попаданию «гранаты», проехал еще метров семь и врезался бампером в сосну.
– Сейчас, – пробормотал Лешка, – сейчас… я сейчас.
Он переломил обрез, эжектор вышвырнул из правого ствола гильзу, и Лешка мгновенно вставил в патронник снаряженный патрон… Он подхватил обрез под мышку, в руку взял вторую «гранату», в карман положил третью.
По черному капоту джипа медленно растекались горящие ручейки, и это казалось Лешке очень красивым… Он подошел к горящей машине почти вплотную сзади. С силой швырнул вторую «гранату». Засмеялся… достал третью…
Огонь жадно лизал машину, и горошины града таяли в его жаре… Третью бутылку Лешка даже не поджигал. Он ударил ее о корпус – брызнули осколки, «коктейль» выплеснулся на машину и вспыхнул от пламени предыдущей бомбы.
Лешка сделал несколько шагов назад, сдернул с головы колпак и смотрел на этот самый прекрасный костер в мире… он улыбался.
Распахнулась правая передняя дверь джипа, и оттуда выскочил человек с пистолетом. Лицо его было искажено то ли страхом, то ли ненавистью. Лешка выстрелил навскидку – сноп картечи откинул тело Трофима на дверцу. Он выронил пистолет и опустился на землю. Сверху весело закапали огненные капли.
С противоположной, невидимой для Лешки стороны машины выпрыгнул второй телохранитель Сына… и быстро побежал по дороге. Лешка уже готов был броситься за ним, но распахнулась задняя правая дверь – из нее вылез Сын. Он держал вытянутые руки перед собой и был очень бледен. На бледной коже отчетливо выделялась иссиня-черная щетина.
Лешка никогда не видел Гранта Матевосяна по прозвищу Сын, но мгновенно понял: перед ним Сын.
– Не стреляй, – сказал Сын. – Не стреляй, мы можем договориться.
Машина, подожженная спереди и сзади, пылала, и Гранту было жарко стоять между двух огней. Грант Матевосян, великий и ужасный Сын, стоял у горящей машины и пытался купить себе жизнь. Он готов был предложить сто тысяч долларов, триста тысяч долларов… миллион! Но всех денег мира не хватило бы для этой сделки.
Несовершеннолетний Алексей Малков нажал на спуск обреза. Тело Сына швырнуло внутрь салона.
После того как джип на глазах двух изумленных «колхозных» охранников вспыхнул, оба бросились бежать. Один побежал по дороге в «колхоз», а другой – это был Клоп – вдоль проволоки к озеру. Свернув на тропу, Клоп зацепился ногой за веревку, натянутую Придурком, – в тот же миг перед ним возникло что-то белое, плохо различимое в темноте и от того еще более страшное.
Клоп закричал, вскинул «моссберг» и выстрелил – тело дохлой чайки разнесло на куски, закружились белые перья.
Гроза уходила на восток, дождь заметно поредел, град прекратился вовсе, но градины успели выстелить землю белым. Полыхал барский дом. Таранов отрабатывал хозблок. Каждую секунду он ожидал нападения, но его не было… В помещениях хозблока он нашел двух насмерть перепуганных рабочих обслуги, повариху и «председателя». Согнал всех в одно помещение и запер. Он искал лабораторию, но не мог найти.
Он не знал, что уже несколько раз прошел прямо над ней.
Рванул обрезиненный, самозатягивающийся при пробоинах бензобак. Джип догорал. Сильно пахло горелым мясом, густо валил дым.
Алексей Малков сидел на противоположной стороне дороги и смотрел на горящую машину. Под его ногами валялся шприц. В сузившихся зрачках отражалось пламя. Ангелы поднимали его высоко над землей, а маленькие змеи выжирали мозг изнутри. Он взлетал (или падал?) туда, где Иришка. Туда, где маются все наркоманы, погибшие от передоза. Где каждый день – смерть до прибытия… Где умирают раненые журавли.
Он умирал. Он был счастлив… если бывает счастлив наркоман. Вокруг лежал град. Белый… белый… белый…
В коттедже тонко скулила привязанная к кровати и забытая проститутка. Ей повезло больше, чем ее товаркам, погибшим в огне.
Клоп сидел на тропе обхода в засаде. Сжимал в руках «моссберг» и дрожал от холода. Второй охранник тихонько отвязал от причала лодку и на веслах ушел от греха подальше. Он не умел плавать и боялся воды, но на берегу было страшней.
Таранов вернулся к своим пленникам, оглядел всех и безошибочно выбрал «председателя».
– Ты, – ткнул он стволом автомата в «председателя», – покажешь мне лабораторию.
