Татьяна Коган - Человек без сердца
Ель, нависавшая над тропинкой, скособочена и стара. Вверху ее ветви темно-зеленые, а внизу густо-серые. У пихты чуть поодаль прорезаются молоденькие побеги, отчего кажется, что кончики малахитовых веток обмакнули в яркую фисташковую краску. Земля усыпана мелкими светло-коричневыми шишками. Рыжеватая белка напряженно следит за людьми, цепляясь за ствол когтистыми лапками. Солнце бликует в окнах больничного корпуса. Небо бледно-голубое, безоблачное. На другом конце двора три голубя клюют крошки. Один голубь сизый, два других черно-белые. За забором едет велосипедист в синей рубашке.
Джек резко остановился, неожиданно осознав, что просто не смог бы жить, оставаясь незрячим. Недавняя слепота показалась ему нелепым недоразумением, сбоем в программе. Кто бы там наверху ни являлся ответственным за эту ошибку, он догадался вовремя устранить ее. Потому что иначе нельзя. Никак нельзя.
Джек медленно выдохнул.
— Не можешь поверить? — спросил Кравцов-старший, все это время внимательно следивший за сыном.
— Ты прав. Не могу. Но не в то, что снова вижу. А в то, что когда-то не видел. — Иван помолчал, задумчиво разглядывая голубую побелку здания. — По правде говоря, состояние у меня сейчас весьма необычное. Никогда такого не испытывал.
— Это нормально. — Сергей Иванович похлопал сына по спине. — Я бы удивился, если бы ты не испытывал ничего странного после перенесенного потрясения.
Джек посмотрел на отца. Последние сутки тот практически прописался в клинике, разделяя с сыном волнительный момент выздоровления и полностью взвалив на себя административные вопросы. Он выглядел уставшим, но не утомленным, оставался верным своей манере держаться сдержанно-отстраненно и никак не выражал бурную радость. Однако глаза его буквально светились от счастья. Джеку даже показалось, что отец помолодел, сбросив добрый десяток лет.
— Пап. — Иван кашлянул от волнения. — Я так рад тебя видеть!
Кравцов-старший расплылся в улыбке, молча притянул сына к себе, обнял и не отпускал несколько долгих секунд.
Джек подумал о том, какой он все-таки везучий человек. Не каждый ребенок может похвастаться идеальными родителями. С отцом всегда было легко, он не навязывал ему свои ценности, не поучал, позволяя сыну выбирать собственный путь. Наверное, поэтому Иван искренне интересовался мнением отца и подсознательно копировал его отношение к жизни и развивал в себе многие из его качеств. Печальные события сблизили Кравцовых еще сильнее.
— Спасибо тебе. — Джек поднял на отца полный признательности взгляд. — Если бы не ты, не знаю…
— Отставить, — прервал его Сергей Иванович. — Родные люди не нуждаются в благодарностях. Я не сделал ничего особенного. Просто оставался твоим отцом.
Джек покорно кивнул и поспешил сменить тему, почувствовав, как увлажнились глаза.
— Одолжишь мне на вечер свою машину?
— Без вопросов. — Кравцов-старший достал из кармана пиджака ключи. — Держи. Домой тебя сегодня ждать?
— Да. Попозже. Матери не говори. Устрою ей сюрприз.
Джек сбавил скорость, съехав с автобана на проселочную дорогу. За окном простирались широкие альпийские луга, изредка попадались опрятные домики с бордовыми черепичными крышами, лесистые холмы становились выше и агрессивней, пока, наконец, не явили взору всю свою скалистую мощь. Джек почти остановил автомобиль, ошарашенно глядя на открывшийся пейзаж: в высоте на каменном обрыве, укрытом пиками елей, белел восхитительно дерзкий Нойшванштайн. Лучи заходящего солнца скользили по зубчатым стенам и упрямым башенкам, окрашивая замок в призрачный желтовато-розовый цвет и придавая ему вид нереальный, потусторонний.
Несколько дней назад психотерапевт Иван Кравцов боялся, что больше никогда не увидит этот замок. А сегодня машинально выбрал маршрут, пролегающий мимо известной на весь мир деревеньки. Жизнь удивительна…
Джек припарковался у придорожного кафе, купил двойной капучино и вернулся к машине. Медленно пил ароматный напиток, опершись о капот и созерцая наступающий вечер. Там и сям сновали туристы, небо постепенно темнело, откуда-то доносился запах горящих дров. Вдалеке звучали приглушенные гусиные крики. Где-то за деревьями пряталось маленькое озерцо Шванзее. То самое Лебединое озеро, вдохновившее Чайковского на создание знаменитого балета.
Кофе был обжигающе горячим, Джек осторожно отхлебывал из бумажного стаканчика, смакуя приятный вкус. Еще никогда настоящее не было столь выпуклым, многоцветным, чувственным. Джек остро ощущал свою уникальность, осознавая при этом, что является частью чего-то феерически огромного и неизведанного. А впереди… Подумать только — целая жизнь впереди. Восхитительный шанс испробовать новое и исправить старое. Впрочем, о прошлом сейчас думать совсем не хотелось.
Джек допил кофе, выбросил стаканчик в мусорную корзину, нырнул в салон и тронулся с места. Как давно он не управлял автомобилем, не чувствовал легкую вибрацию в мышцах, не отдавался скорости полностью, без остатка. Какое наслаждение — передвигаться без посторонней помощи, легко и свободно.
Джек осмотрел палату: не забыл ли чего. Покидать вещи в сумку было делом пяти минут. Отец уехал домой, предоставив ему возможность попрощаться с клиникой и врачами, сыгравшими столь значительную роль в его судьбе. Медперсонал пациент поблагодарил еще утром и только сейчас, стоя на пороге, внезапно вспомнил о Гретхен.
Последние двое суток она не появлялась, а Джек, к своему стыду, так увлекся празднованием победы, что напрочь позабыл о заботливой медсестре. Странно, что она сама о себе не напомнила. Девушка не отличалась особой деликатностью. Надо ее срочно отыскать, сказать спасибо, глядя ей в глаза. Любопытно, какая она…
Джек бросил беглый взгляд в зеркало, висевшее у двери: лицо похудевшее, волосы нуждаются в стрижке, веки припухшие, под глазами заметные синяки. Да, лоску поубавилось. Он с удивлением понял, что волнуется перед встречей. С чего бы? Гретхен видела его чуть ли не каждый день, так зачем нервничать по поводу потрепанной внешности? Глупости все это. Еще неизвестно, как выглядит сама медсестра.
Джек взял сумку и спустился на первый этаж. У стойки администратора стояла уже знакомая улыбчивая женщина в розовом костюме. Из-под ее аккуратного головного убора выбивались кокетливые темные пряди.
— Я бы хотел увидеть Гретхен, — обратился к ней Иван. — Медсестру, которая меня обслуживала.
Женщина понимающе кивнула, быстро набрала запрос и, не отрываясь от монитора, сообщила:
— Вас обслуживали три медсестры. Но никакой Гретхен среди них не значится.
— Вы уверены? — Джек насторожился, начиная подозревать неладное.
Администратор еще раз пробежала глазами по таблице на экране компьютера:
— Совершенно уверена. И насколько мне известно, у нас в клинике нет сотрудницы с таким именем.
Джек помолчал, переваривая информацию.
— Хорошо. В таком случае в чьи обязанности входило сопровождение меня на прогулках?
— У всех трех были эти обязанности, герр Иван, — терпеливо сообщила администратор.
— Но сопровождала меня преимущественно одна и та же. К сожалению, описать я ее не смогу, — невесело усмехнулся Джек. — Кто-нибудь из этих трех медсестер сейчас в клинике?
Женщина в розовой униформе снова сверилась с компьютером:
— Да. Две на рабочем месте. Хотите, чтобы я их пригласила?
— Очень любезно с вашей стороны. Я не отниму у них много времени, обещаю.
Десять минут спустя, перекинувшись с медсестрами парой вежливых фраз, Джек удостоверился, что Гретхен среди них нет. Ее низкий мелодичный голос сложно не распознать. Он подошел к стойке администратора и, блеснув белозубой улыбкой, произнес:
— Простите, что в очередной раз отвлекаю вас. Мне осталось поблагодарить третью медсестру. Вы сказали, она сегодня не работает?
— Совершенно верно. Со вчерашнего дня Магда в отпуске. Сожалею.
«Магда, значит», — мысленно хмыкнул Джек, а вслух сказал:
— Я понимаю, что моя просьба слишком дерзкая, но не могли бы вы дать мне номер ее телефона?
— Это персональная информация, я не имею права…
— Я понимаю, — Джек прочитал имя администратора на приколотом к груди бейджике. — Хельга. Я клянусь, что не сделаю ничего противозаконного. Врачи этой клиники вернули мне зрение. Было бы чудовищной несправедливостью не сказать спасибо всем, кто причастен к моему исцелению. Я улетаю сегодня ночью обратно в Россию. Пожалуйста, не обрекайте меня на душевные мучения.
Хельга замялась в нерешительности, но сдаваться не спешила.
— Разве вас не обидело бы, если бы человек, которому вы самозабвенно помогали, плюнул на ваши усилия и даже не попрощался? — Джек изобразил благородное негодование. — Хельга, пожалуйста. Позвольте мне не быть подлецом! («Хотя бы в этом».)
