Франк Тилье - Адский поезд для Красного Ангела
— Родных или друзей Мариваль опросили?
Кромбе замахал затекшей рукой и стал крутить головой, чтобы размять шейные мышцы.
— У нее немного родни. Мать с самого рождения не захотела ею заниматься, а отец сбежал… Так что на смену пришли бабушка и дедушка. Но старики нечасто ее видели. Мариваль была женщина очень скрытная, одинокая. В детстве, по рассказам деда, она частенько запиралась в своей комнате и расчленяла насекомых. Она всегда хотела заниматься медициной…
— Почему же она не дошла до цели?
— Из-за оценок… Она была не способна к учебе… Протянула три года, потому что получала хорошие отметки за практические занятия, возможно при помощи Приёр. Когда Приёр покинула факультет, ее оценки стали чудовищными… Тогда ее дед досрочно вышел на пенсию, чтобы передать ей место в этом про́клятом углу…
Теперь история вписывалась в логичную схему. Элизабет была права. Благодаря Интернету убийца находил женщин, распространяющих боль, и от имени Всевышнего приговаривал их к такой же участи. Я задумался об учительнице Жюли Виолен, совершенно некстати оказавшейся в этом дерьме… Какую же роль могла она играть во всей этой истории? С виду простушка, не имеющая даже выхода в Интернет, столь далекая от Приёр и Гад?
Мой мобильник завибрировал.
— Думаешь обо мне, дружок?
Я ринулся к столу, вытащил из ящика и сразу включил диктофон. Кромбе придвинулся поближе и стал прислушиваться. Я знаком попросил его убраться и закрыл дверь.
— Что ты сделал с моей женой?
В трубке замедленно прокручивается голос старика:
— Вижу, ты понял мое небольшое послание на паркинге! Ишь ты, какой проницательный!..
— Скажи мне, она жива?
— Приказы отдаю я, сукин сын. Нечего диктовать мне, что я должен делать!
— Скажи правду…
Он разъединился.
Черт! У меня было желание швырнуть телефон в стену, но в последний момент я сдержался. Лишиться шанса, что он снова позвонит мне? Я молча принялся ходить туда-сюда. От моего кровяного давления, я уверен, взорвался бы любой тонометр.
Мне следовало бы применить другой подход. Он хотел поговорить, но только о том, что выбрал сам. Надо было дать ему это ощущение власти, которую он так хотел почувствовать. Каждое слово, каждая фраза, каждая его интонация, даже пропущенные через фальсификатор голоса представляли важные улики. Прошло время… целая вечность… И звонок вновь ударил в мои барабанные перепонки.
— Считай, тебе повезло, что я перезвонил! Еще одна такая выходка, и будешь слышать обо мне только от найденных трупов. Понял?
— Понял.
— Еще раз наши судьбы, наши пути пересеклись. Впрочем, с небольшим опережением в мою пользу. Почему так получается, что ты всегда приходишь позже?
— Я… я не знаю… Но наступит день, когда мы встретимся…
— Но я-то с тобой уже встречался! Или ты позабыл о бойне?
— Нет, конечно нет. Я просто хотел увидеть тебя собственной персоной. Рассмотреть твое лицо, понять, кто ты есть на самом деле, что скрывается за твоими омерзительными деяниями.
Хриплое кряканье.
— Омерзительными? И это меня ты считаешь палачом? Кто ты такой, чтобы говорить это мне? Что ты о себе возомнил?
— Я тот, кто преследует тебя, тот, кто до скончания дней будет являться тебе по ночам. Я тебя никогда не оставлю!
— Уж не знаю, кто к кому является ночью, но должен признаться, в последнее время я не слишком думал о тебе. Я был занят, если ты понимаешь, о чем я.
— Нет, не понимаю. Объясни.
— Перестань хитрить! Как тебе история с черной старухой? Неплохо, а?
— Я догадался, почему эта женщина наводила на тебя такой страх. Но на сей раз это ты опоздал.
Провалы тишины. Полосы колебания. Изменение голоса, теперь еще более грубого. Камнепад.
— Почему? Скажи — почему?
— Ты вскрыл ей черепную коробку, потому что не понимаешь природы ее знания. Что ты надеялся найти у нее в голове? Объяснение?
— Вопросы задаю я! Так чего же я, по-твоему, не знаю?
— Многого. Расскажи о моей жене, и я скажу то, чего ты ждешь.
Молчание. Потом…
— Ты блефуешь, — произнес голос. — Ты веришь в Бога?
— Не совсем. Нельзя сказать, чтобы Бог сильно мне помог.
— А в дьявола? Скажи, веришь ли ты в дьявола?
— Не более чем в Бога…
— А должен был бы… Ты правда ждешь, чтобы я рассказал о твоей жене? Если это может тебя утешить, она жива, но я думаю, если бы ты услышал, что я с ней сделал, то предпочел бы, чтобы она умерла…
Я не мог сказать, что испытывал: боль или облегчение. Но знал, я всегда знал, что Сюзанна жива. Но то, что он сообщил мне, имело эффект кинжала, давно погруженного в плоть, а потом повернутого, чтобы расширить рану. Октавой ниже голос продолжал:
— Ты вдруг что-то умолк? Не хочешь узнать про жену?
— Я… я не уверен…
— Ладно, кое-что расскажу. Я каждый день насилую ее. Сначала она была какой-то скованной, но теперь гораздо лучше. Ты даже представить себе не можешь, как сговорчивы люди, стоит причинить им боль…
— Дерьмо! Я убью тебя!
Долгий, очень долгий смех.
— Но смерть — это ничто! Неужели ты думаешь, что моя смерть вернет к жизни всех женщин, прошедших через мои руки? Ты хоть на секунду можешь представить себе, что они претерпели? И ты полагаешь, что моя смерть может все это исправить? Ты бессилен, вы все бессильны! Ты беспомощен против меня, совершенно беспомощен! А теперь пойду наслаждаться твоей сучкой! Потом решу… Возможно, в конце концов я от нее избавлюсь… Она отнимает, пожалуй, слишком много времени… Но не беспокойся, прежде чем она умрет, я прощу ее…
И все… Я вжался в старое кресло и все перематывал пленку в диктофоне, снова и снова слушал запись… Сюзанна жива… выжила… Я сделал все, чтобы думать о другом, чтобы не представлять себе чудовищных пыток, которым он ежедневно подвергал ее… «Я каждый день насилую ее…» И снова подступали запахи стоячей воды, зеленых болот, взбаламученных взмахами крыльев насекомых… «Эта сучка твоя жена…» У меня было ощущение, будто моя голова пухнет изнутри, что мозг давит на кости черепа, так что он вот-вот лопнет. Я был насквозь пропитан словами, которые он произнес… «…Я думаю, если бы ты услышал, что я с ней сделал, то предпочел бы, чтобы она умерла…»
Я вытащил «глок» из кобуры и впервые направил на себя, чтобы ощутить дуло у своего виска, потом опустил его вниз. Теперь я повторил то же самое, положив палец на курок и сняв с предохранителя. Я был готов нажать. Чего-то не хватало. Нервного импульса, приказа от мозга? Я ждал этого приказа, чувствовал, что он застрял где-то внутри меня, но не мог определить, где именно. В подреберье, в горле, в сердце? Где? Я увидел, как мой палец слегка шевельнулся, но ему не хватало необходимого флюида. Я медленно положил оружие на пол, к своим ногам, и стал ждать момента, когда все мое тело настроится против меня, чтобы я смог совершить этот роковой поступок. Но этот момент не пришел, и жизнь снова открылась передо мной, победоносная и страшная…
Я ненавидел себя, ненавидел весь мир…
Через несколько минут ко мне в кабинет ворвался Леклерк и вырвал диктофон у меня из рук…
* * *Я видел, как он в 22.35 явился на улицу Гренета, этот тип с фальшивым водительским удостоверением. Тот, что следил за мной, пока избивали Сиберски… Он был одет в свитер с высоким воротом, фланелевые брюки и лакированные ботинки. На спине рюкзак. В свете фонарей его помятое лицо было почти неразличимо, но я узнал его по стрижке или, скорее, по ее отсутствию, потому что он собрал свои длинные волосы резинкой на затылке, как на фотографии с удостоверения.
В тот момент никто не помешал бы мне напасть на него, ударить рукояткой пистолета по черепу и запихать в свой багажник. Что я и сделал, а потом рванул вихрем, так что взвизгнули шины, и привез его в подземный паркинг своего дома. Когда я за хвост вытащил его из багажника, он взвыл от боли и тут же получил кулаком в нос. Я швырнул его в стену, от соприкосновения позвоночника с бетоном он рухнул на землю. В свете моего фонаря поблескивала льющаяся у него из ноздрей по губам кровь.
— Но… кто… кто вы?
— Зачем ты вчера следил за мной?
Он стер обильную струю крови рукавом свитера:
— Вы… вы сумасшедший… Я… вас не знаю…
Я наотмашь ударил его ладонью, и эхо разнесло по гаражу звук пощечины.
— Прекратите… Предупреждаю… Я адвокат… У вас будут… большие проблемы…
— Адвокат?! Ты адвокат, сукин сын?
Я прижал дуло «глока» к его виску, одновременно стиснув ему горло, чтобы он не мог дышать. У него вырвался беззвучный хрип.
— Говори! Или я разнесу тебе башку! Говори! Говори!
— Я… я ничего не знаю… Это правда! Прекратите, прошу вас! Меня просто попросили следить за вами!
— Кто?
Он закудахтал, захлебываясь кровью, которая теперь текла непрерывно. Настоящая река…
