999,9… Проба от дьявола - Юрий Гайдук
Он чуть подумал и вновь прихлопнув ладонью по столу, жестко произнес:
— Да затем, что Лютый мешать ему стал, в ногах путался, а может, и еще чего. Одно знаю точно: Кудлач уже давно хотел избавиться от него, а тут и случай удобный подвернулся, возможный исполнитель нарисовался.
— И кто же это?
— А москвич наш, что сейчас в городе обретается, Крымов, он же — Седой. И тебе бы сейчас не за азерами гоняться, а к нему присмотреться. Глядишь, в самое яблочко попадешь.
Это было что-то совершенно новое, возможно даже, что затаивший обиду из-за отстранения от ведения уголовного дела по факту убийства Серова Оськин действительно нарыл что-то новенькое, и все-таки Пазгалов продолжал гнуть свою линию:
— А как же показания Уманцевой? Она же утверждает, что в то утро видела, как ее сосед ругался с каким-то торгашом рыночным.
— С кем? — рассмеялся Оськин.
— С торгашом, и будто бы она его видела где-то раньше. А видеть она его могла только на рынке.
— О господи! — тяжело вздохнул Оськин и как на больного посмотрел на Пазгалова. — Старуха Уманцева… да ты бы еще столетнюю плеть в свидетели призвал, Уманцева… К тому же все это происходило ранним утром, и что-либо разглядеть в такую пору практически невозможно.
Когда Пазгалов покидал кабинет следователя, он чувствовал себя коровой, которую угораздило выбежать на ледяное поле, где она и раскорячилась на все четыре ноги. Оськин — далеко не мальчик и даже не вьюнош в следственном деле, чтобы принимать какую-либо версию без должного на то основания, а он был стопроцентно уверен в причастности воронцовского смотрящего к убийству Лютого. А также был убежден и в том, что исполнителем этой страшной расправы был не кто иной, как все тот же Седой, который, по версии Оськина, имел далеко идущие виды на золотую фабрику, а следовательно, и на Кудлача, контролирующего потоки криминального золота. И чтобы добиться полного к себе расположения со стороны Кудлача, которому Лютый уже стоял поперек глотки…
А то, что у Седого рыло в пуху и он далеко не тот «предприниматель», за которого выдает себя официально, заручившись явно липовыми московскими бумажками, Оськин доказал в два счета. По оперативной информации, которой он владел, Седой, будучи полномочным эмиссаром какого-то весьма могущественного московского мафиозного сообщества, пытался выйти на потоки черного золота не только через Кудлача, но и с помощью такой же чистопробной, как и воронцовское золото, наркоты, на которую уже присели многие золотоноши. К тому же в свое время Седой уже отбывал срок по статье «Наркотики» и наверняка имел влиятельные связи не только в криминальном мире, но и среди продажных столичных чиновников, любящих побаловать своих многочисленных любовниц теми же таблетками «Экстази». И когда Седой, естественно, по оперативной наводке, был задержан в кафе «Ласточка», и он, Владимир Александрович Оськин, уже раскручивал москвича по всем параметрам, его выпустили из СИЗО с подпиской о невыезде. И это при том, что при задержании у Седого было изъято пять (пять!) уже расфасованных пакетиков с чистейшим героином. Правда, о том, кто его заставил выпустить Седого из СИЗО, Оськин решил умолчать.
— Вот и борись после этого с наркотой, — резюмировал следователь, лицо которого за время их недолгой беседы покрылось красными пятнами, а на скулах заиграли вздувшиеся шарики желваков.
После этого он полез в сейф, достал небольшую папочку с синими тесемочками, завязанными на бантик, пробежался, стоя у окна, глазами по ее содержимому и только после этого выписал на чистый лист бумаги то, что считал возможным передать старшему лейтенанту.
Четыре фамилии, четыре клички и адреса, по которым можно было найти при желании этих оптовиков.
— И все? — удивился Пазгалов.
— Можно, конечно, еще с десяток дописать, но эти четверо — именно те посредники, у которых можно приобрести чистый героин, без грязи, и услугами которых пользуются влиятельные в городе люди.
Когда Олег покидал его кабинет, Оськин произнес едва ли ему не в спину:
— И все-таки послушай моего слова. Оптовики оптовиками, но ты и про Седого не забудь, пощупай его как следует, тряхни за кишку — не прогадаешь. — И чуть тише, с каким-то озлоблением в голосе, словно Седой был для него личным врагом: — Была бы моя воля, он бы уже давно этапом на зону шел.
Ответ на запрос Крымова пришел быстрее, чем он мог ожидать. Правда, только то, что касалось его второй части, то есть относительно российских «гапонов».
Выборка, проведенная информационно-аналитическим центром, показала, что криминальных авторитетов и воров в законе, которые в свое время были удостоены подобной кликухи, можно было пересчитать по пальцам одной руки, однако ни один Гапон не проходил по оперативным разработкам Воронцовского региона.
«Москва? Питер? — гадал Крымов. — Возможно, но маловероятно. Тем более что ни один Гапон не мотал срок вместе с Дутым. Тогда кто же?»
Привлекла внимание приписка, рассчитанная на человека, который не владел тюремно-лагерным сленгом: «Гапон — офицер ИТУ, отвечающий за политико-воспитательную работу. В редких случаях — милиционер, оперативный сотрудник».
Господи милостивый! Да как же он, Седой, мог забыть это, причем не просто забыть, а пропустить мимо себя «гапона», когда он штудировал списки «ударников» на строительстве завода цветных металлов, а также прапорщиков и офицеров спецотряда, призванных партией и правительством пасти стадо заблудших овец, вставших на путь исправления. В прошлом — политработник, в настоящее время — начальник Воронцовского СИЗО. Должность, можно сказать, не ахти какая, и это при всем при том, что Сбитнев, проявивший недюжинные способности на строительстве объекта государственной важности, мог бы поиметь и нечто большее после окончания «стройки века», а он…
Неужто Сбитнев — это и есть Гапон?
Возможно. По крайней мере, не исключено. По жизни Крымову приходилось сталкиваться и не с такими «изъянами человеческой души», и все-таки в подобное не хотелось верить. Однако хотел он того или нет, но крысятника Дутого спас от расправы именно Виктор Валерьянович Сбитнев, на тот момент — Гапон, и этот факт нельзя было сбрасывать со счетов.
И если это действительно тот самый Гапон, крышующий группировку Дутого, то знает ли об этом Кудлач?
Выводы напрашивались сами собой, но они были слишком прямолинейными, чтобы окончательно поверить в подобное. Теперь уже требовалась полная информация не только по Кудлачу, но и по Сбитневу. А также — по двум «фигурантам», всплывшим во время содержания в СИЗО Крымова, которые, казалось, взаимоисключали друг друга.
