Аметисты Серафимы Суок - Алина Егорова
Сапожникова, как он узнал от матери, из неблагополучной семьи. Этим все и объяснялось: и ее странное поведение, и малообщительность, и неуравновешенная психика.
Эх, если бы у Зои была нормальная семья, все было бы иначе. Он бы еще в школе стал с ней дружить, и, вполне возможно, они сейчас были бы вместе.
Тогда, в школе, водиться с белой вороной значило самому ею же стать, чего Вениамин никак не хотел.
В качестве предмета воздыхания он выбрал Смагину – привлекательную и благополучную, но обычную, в которой все предсказуемо. Если Зою можно сравнить с многотомным бестселлером в неяркой обложке, то Марина – одна лишь обложка, нарядная, глянцевая, модная, под которой, увы, лишь название и тираж.
Сазонов презирал себя за то, что не смел защитить понравившуюся девочку от задиристых одноклассников, ненавидел Зою за это и одновременно восхищался ею.
– Это точно! – не без удовольствия согласилась с ним Быстрова. – Ни кожи ни рожи. Вешалка на ходулях!
– Ты видела Сапожникову? – переключился на Катю Мозгляков.
Ему было важно знать подробности. Кирилл любил быть в курсе происходящего, он и на дачу Киселёвых напросился, чтобы удовлетворить свое любопытство.
– Видели мы Зоську! – ответила за нее Фролова. – В фитнес-центре стриптиз танцует.
– Да ладно?! – не поверил Чунарев. – Вот вам и тихоня с бусами! Я бы позырил.
– Она в бусах танцует. В тех самых, фиолетовых, – делилась наблюдениями Лариса. – Но выглядит секси.
– В бусах?! – изумилась Катя. – Когда ты ее видела в последний раз?
– Так в субботу. Я в бассейн шла, а у нее занятия в зале со стеклянной стенкой. Стоит такая в босоножках на платформе, трико в обтяжку и в этих своих бусах.
– Стриптиз в бабушачьих бусах?! – нервно хохотнула Быстрова. – Как была чокнутой, так и осталась.
– Раньше Сапожникова танцевала без бус, а в последнее время только в них, – пожала плечами Лариса. – Но двигается она классно. И бусы смотрятся гармонично. Винтаж.
– Старье! – не согласилась Катя.
Полученная информация ее озадачила: бусы у Зоськи?! Ведь Кисель их у нее забрал! Похвастался, как у него все ловко получилось, слова спрашивал для заклинания. Или так и не смог сделать дело и про все наврал?
– А что, эти бусы реально Суок? – обнаружил себя Гостихин, продирая глаза на диване, что стоял в дальнем углу. Пошатываясь, Жора подошел к столу и потянулся за водой. – Сушняк, – пояснил он. – Вроде почти не пил, а колбасит не по-детски.
– Что еще за Суок? Не слышала о таком бренде. Какой-нибудь очередной хендмейд, – вернулась с воздуха Смагина.
Кажется, разговор зашел на ее тему. Марина демонстративно поправила свою подвеску с лазуритами «Raganella princess».
– Суок – так звали куклу из «Трех толстяков», балда! – громко в голос засмеялась Фролова.
Она не упустила случая поддеть Смагину-Рассохину. Строит из себя светскую львицу на том лишь основании, что какой-то там троюродный родственник ее мужа футбольный арбитр. Илья Рассохин! Может, просто однофамилец, а про родство Маринка выдумала, чтобы добавить себе очков. Задирать нос она любила всегда.
– «Три толстяка» – это сказка. В таком случае «бусы Суок» звучит как «бусы Красной Шапочки»! – поспешила реабилитироваться Марина, снисходительно фыркнув, что значило: «Не тупее тебя, Фролиха!»
– У сказочных персонажей тоже могут быть прототипы, – не удержался от комментария Вениамин. – В основе «Трех толстяков» лежат переживания автора. Кукла Суок – это возлюбленная Олеши.
– Сапожникова говорила, что ее бусы раньше принадлежали той самой кукле Суок, – подтвердил Мозгляков.
– Алёши, куклы… Вы че, недоперепили? – икнул Гостинин. – Харэ разводить заумные разговоры! Башка должна отдыхать!
– А у тебя она и так не переутомляется.
– Да ну вас! – оскорбился Жора. – Как в библиотеку зашел! – Он прихватил со стола ломтик сыра и отчалил на свой диван.
– Было такое! Зоська еще шептала на них что-то, – вспомнил Чунарь.
– Ага! Колдовала, – с сарказмом сказала Маринка. – Смешная она. Рассказывала, что, если бусам пожаловаться, они все устроят.
– Кому рассказывала? Тебе, что ли? – усмехнулась Фролова. – Ты же с ней не дружила.
– С Сапожниковой никто не дружил, – согласилась Быстрова. – Мутная она. У себя на уме. С такими никому не интересно.
– Да, я с ней не дружила, – не стала отрицать Марина. – Не мой уровень. Зоська Светке Хлудковой рассказывала, а Светка мне. Так вот, Сапожникова уверяла, что через эти бусы у нее связь с потусторонним миром.
– Ну не дурочка ли? – Катя манерно передернула плечиком. – Зоська пыталась придать себе значимости, вот и выдумала небылицу. Она всегда была никем, никем и осталась! – И, желая замять тему, предложила: – Давайте уже выпьем! Мальчики, у меня давно опустел бокал!
Катя приняла позу королевы бала: она протянула пустой бокал, манерно оттопырив мизинчик; глаза полузакрыты, подбородок высоко поднят так, что выбившийся из пучка локон упал на нарочно оголенное плечо.
К ней со всех сторон потянулись наливать спиртное. Смагина ревниво отвернулась: она тоже была не прочь оказаться в центре мужского внимания, но вовремя не сообразила провернуть старый дешевый трюк с опустевшей тарой.
– Нет, нет! Водку не надо! – кокетливо запротестовала Быстрова. – Налейте мартини!
– Мартини закончилось. Давай коньячку, – предложил альтернативу Николай.
– А давай! – задорно махнула рукой Катерина.
В эту ночь ей хотелось забыться и хоть здесь почувствовать себя прежней Катей Быстровой: яркой, веселой, пленительной, задающей тон в коллективе.
Ближе к утру все стали разбредаться по дому, чтобы прикорнуть кто где. Алла загодя позаботилась, чтобы всем хватило спальных мест. Она была родом из поморского поселка, где традиции прежде всего, главная из них – не упасть в грязь лицом перед людьми.
Кате не спалось. Изрядно набравшись, она вышла на террасу. Бледной грушей желтела луна, ветер гнал за горизонт рваные облака.
Закурила. Струйка дыма разбавила прозрачную свежесть предрассветных сумерек. Сигарета облегчения не принесла, напротив, во рту появился противный привкус.
В последний раз Катя курила в колледже, когда нервничала перед экзаменами. Экзамены она тогда провалила и из колледжа вылетела. И вот с недавних пор начала курить снова.
– Придурок! Какой же этот Кисель придурок! Ничего поручить нельзя! – Быстрова гневно затушила недокуренную сигарету и вернулась в дом.
Катя
Опять этот придурок накосячил! Ни на что не способный козел. Кисель – он и есть кисель. Прости господи, нехорошо так о покойниках. Только языком трепать горазд.
«Я все решил. Бусы у меня».
Решил он. Решала. Ага, у
