Пепел звезд - Гайворонская Елена Михайловна
И вот последняя зацепка: адрес Португал Г.А., матери Ника, выуженный из Центрального компьютера, благодаря ветвистым связям Дмитрия. Правда, Ада сказала, что сын давно с матерью не поддерживает никаких отношений. Почему, не знает. Но это лучше, чем ничего.
Галина Андреевна Португал проживала на Чистых прудах. Изрядно попотев в поисках нужного поворота, Дмитрий отыскал старый, царской застройки дом, не ремонтируемый, видимо, с тех же времен. Нашел массивную дверь с домофоном, набрал номер. Ответили не сразу. Хрипловатый женский голос пригласил подниматься на четвертый этаж.
Огромный скрипучий лифт доставил Дмитрия на высоту, вполне сошедшую бы в современном доме на уровень восьмого.
– Галина Андреевна?
– Да, это я.
Перед Дмитрием предстала высокая худощавая женщина неопределенных лет с бледным одутловатым лицом в неряшливой раме каштановых, с проседью, волос. Когда-то, несомненно, она была красива, но, похоже, много и крепко выпивала. Выделялись глаза: огромные, необычного пронзительно-фиалкового цвета. На ней был заляпанный разноцветными красками старый спортивный костюм.
– Проходите, смотрите.
Посмотреть было на что – уже начиная с коридора, выцветшие стены увешаны большими и маленькими картинами. Яркими, аляповатыми. Обнаженные женщины и мужчины, цветы, геометрические фигуры – все вперемешку. Дмитрий никогда не был силен в живописи, преклоняясь перед людьми, умеющими держать кисть. Поэтому на вопрос:
– Вам что-нибудь нравится?
Ответил многозначительно:
– М-да…
– Что именно? – глаза женщины возбужденно заблестели.
– Вот это, – Дмитрий указал на первое попавшееся небольшое пестрое «нечто».
– Сто долларов! – радостно выпалила художница и, видя замешательство гостя, поспешно заметила:
– Могу уступить.
– Вообще-то, – корректно начал Дмитрий, – я институтский друг Ника, вашего сына. Только что из-за кордона. Год как в России не был. Все так изменилось! Ужасно хочу встретиться с Ником. Выпить, поболтать о том, о сем… А он, как назло, будто сквозь землю провалился. Вы не знаете, где он?
Свет в фиалковых глазах потух, сменившись разочарованием.
– Ах, Вы Колю ищете? – в бесцветном голосе прорезалась горечь. – Тут я вам ничем не могу помочь… Я уж сама не помню, когда его видела… На похороны б пришел…
Отвернувшись к стене, она тихо всхлипнула. Каштановые пряди рассыпались по скукоженным плечам. Немолодая, одинокая, жалкая женщина.
– Мне понравились ваши картины, – сказал Дмитрий, преодолевая возникшее чувство неловкости. – Я возьму эту. Держите.
Он достал из портмоне стодолларовую купюру.
Женщина проворно сцапала зеленую бумажку, пошуршала по ней сухими пальцами, проверяя на подлинность, и тотчас утащила, словно боясь, что Дмитрий передумает. Появилась снова с рулоном оберточной бумаги.
– Я вам сейчас заверну.
– Большое спасибо, – проникновенно раскланялся Дмитрий. – Вы замечательный художник. Я порекомендую вас своим знакомым. Значит, Вы не знаете, где может быть Николай. Очень жаль…
Женщина наморщила лобик, изо всех сил что-то прикидывая.
– Гараж у него есть?
– Да, был гараж у моего покойного мужа. В Крылатском, он там жил.
– На улице Крылатские холмы? Где прописан Ник?
– Да, дом 18. Вы там были?
– Заходил. Но Ника не застал.
– Вы, наверно, знаете, он очень любил отца. – Женщина помолчала. – Больше, чем меня. Наверно, я это заслужила… Он говорил: «Не смогу жить здесь – все напоминает о смерти…» Он такой впечатлительный… Есть еще дом в Переделкино, но Коля никогда туда не ездил. Терпеть не мог дачи, загород…
– Вы не дадите мне адреса?
– Конечно, – женщина оторвала клок от оберточной бумаги и, Прислонив его к стене, что-то нацарапала. – Вот.
Дмитрий уже был в дверях, когда она вновь окликнула его:
– Молодой человек! Извините… Если вы встретитесь с Колей, может, вас не затруднит позвонить мне, рассказать, как он…
Подойдя к машине, Дмитрий развернул картину, только теперь заметил название: «Мальчик с собакой за городом.»
– М-да… Куда мне девать эту прелесть? Шефу подарить на Новый год? Уволит без выходного пособия. В кабинете повесить? Не стоит. Народ пошел нервный, реакция может быть неадекватной. Ладно, что-нибудь придумаю.
– Живописью интересуешься?
Дмитрий поднял глаза. Перед ним стоял один из оперов, занимающихся делом Крылова. Рыжий, со шрамом. Погруженный в созерцание шедевра, Дмитрий и не заметил, как тот подкатил на своей видавшей виды «девятке».
– Да, – согласился Дмитрий, – все проходит, а искусство вечно.
Фролов вывернул шею наподобие штопора.
– Это надо смотреть так, – дипломатично заметил Дмитрий.
– Ты везде с картинами ездишь?
– Они согревают мне душу.
– А на Чистых прудах чем занимаешься?
– Рыбу ловлю.
– В мутной воде?
– Другой в России нет.
– А ты парень не промах, адвокат, – сказал Фролов. – Тебе палец в рот не клади.
– Да, пожалуй, не стоит, – парировал Дмитрий, – он вам еще самому пригодится.
– Закурим? – предложил Фролов, доставая неизменную «Приму».
– Можно, – Дмитрий вытащил «Мальборо».
Некоторое время мужчины молча дымили, просвечивая друг друга рентгеновскими взглядами.
– А я-то думаю, – произнес Фролов, – кто это до меня везде побывал – на квартире, в посольстве…
– Значит, идем по одному маршруту.
– Готов поспорить, сейчас ты тащишься от мамаши Португал.
– Приз в студию!
– А какого, собственно, черта ты мешаешь мне работать! – взорвался Фролов.
– Чем это я мешаю?
– Твое дело – сидеть в своей адвокатской конторе, отмазывать подонков, которых мы ловим, порой ценой собственных жизней.
– И ценою чьей же жизни вы поймали опасную преступницу Елену Веденееву? Послушайте, давайте начистоту – вы и сами не верите в ее виновность, иначе не приехали бы сюда.
– Я обязан проверить все возможные варианты. – Сказал Фролов.
– О'кей, – Дмитрий поднял руки ладонями вверх, – проверяйте.
Он приготовился сесть в машину, когда Фролов придержал дверцу.
– Эй, адвокат. Лучше отдай мне все, что накопал, и езжай домой. Я сам доведу это дело. Если твоя подружка не при чем, она не пострадает. Обещаю. Согласен?
– Не могу, – сказал Дмитрий уже без тени иронии. – Честное слово. Я должен сделать это. Сам.
– Сам, – раздраженно передразнил Фролов. – Готов поспорить, ты и в армии-то не был?
– Бог миловал! – саркастически улыбнулся Дмитрий. – Но на сборы ездил. В Тульскую область. Мы там картошку копали. Ох, и славная тогда картошечка уродилась!
– Ну да! – в тон ему протянул Фролов. – А у преступника пушка. Тоже тульская. Токарева. Слыхал о таком? И, когда он ее к твоей башке приставит, картошкой будешь отбиваться, Рембо?
– Можно подумать, у тебя башка бронированная.
– Вроде того.
– Ты ведь в Чечне был, да? – сам того не желая, спросил Дмитрий.
– А ты откуда знаешь?
– Слышал, как тебя опера «чеченцем» называли.
– Спасибо, что не «рыжим», – скривился Фролов.
– Страшно было?
– Вот так разговаривал с пареньком восемнадцатилетним, как с тобой сейчас, а потом он ушел в ночное дежурство. Через месяц голову его нашли. Страшно?
– Страшно, – признался Дмитрий. – Очень. Прости за дурацкий вопрос.
– Ладно, – Фролов, махнув рукой, снова слазил за сигаретами, но обнаружил пустую пачку. Дмитрий достал свои. Предложил молчаливым жестом. Фролов покосился, потом взял пачку, кивнув в знак благодарности. Они снова задымили.
– Ничего сигареты. Но слабоваты.
– Я все бросить пытаюсь.
– Зачем? Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет?
– Тоже верно.
– Страшно, парень, что люди с людьми такое проделывают. – после паузы выговорил Фролов. – Но еще ужаснее, что есть мразь, которая на этом руки нагревает. Деньги свои вонючие отмывает, на которых кровь наших пацанов. Я тогда себе слово дал – если жив останусь, пойду в органы работать. Чтобы найти этих тварей – и к стенке. За всех ребят наших погибших. На Петровку думал попасть. Хрен. Застрял в этой дыре. Главное, на войне проще было – сразу видно, где чужой, где свой. А здесь – все в костюмах дорогих, при галстуках. Черт не разберет…
