Воскреснуть, чтобы снова умереть - Ольга Геннадьевна Володарская
Коля в этот раз материться не стал. Молча подошел к паршивцу, взял его за шкирку и вытолкал вон. А перед тем, как дверь захлопнуть, сорвал с его ног тапки.
— Это мои, — бросил он матери, застывшей в прихожей. После этого сел на стул, который еще хранил тепло отцовской задницы, и начал есть плов из общего блюда.
Мама велела ему извиниться перед отцом. Сказала, если ты этого не сделаешь, я перееду к нему жить.
— А если сделаю?
— Больше на порог папашу твоего не пущу. Обещаю.
Но Коля в это слабо верил. Однако к отцу пошел. И не только извинился, предложил перемирие.
Старый дурак обрадовался. Как же, была одна шея, теперь две.
Месяц сын с отцом тесно общался. Вино покупал. Столько, сколько тому захочется. Насильно не вливал, но подначивал. Говорил с ним, но на определенные темы, чтобы разбудить чувство вины, сожаление, страхи, фобии. Коля нагнетал. И запутывал. Он прятал отцовские вещи, переставлял мебель, переводил стрелки часов, пересыпал соль в банку с надписью «сахар», а сахар в «крупы». Вода в графине всегда тухла. Труп воробья, который умер на балконе, появлялся на том же месте, сколько бы его не выкидывали. Еще Коля сообщал отцу выдуманные новости, а когда тот хотел обсудить их, поднимал на смех. Он как-то в фотошопе изменил несколько фотографий, чтобы доказать отцу, что он выдумал друга Алехандро, испанца, который учил его фламенко. Отец в доказательство предоставлял два снимка, на одном они вдвоем, на другом в компании. По итогу, на первом отец оказался один, а на втором с людьми, но обнимал он воздух. Трезвый человек мог заметить фальсификацию (старые и искусственно состаренные снимки все же отличаются), но Коля не давал отцу шанса протрезветь. Ведь чем больше тот нервничал и боялся, тем чаще напивался.
Николай тогда был на подъеме. Ему очень нравилась игра. Отца не жаль. Пусть помучается, а в конечном итоге сойдет с ума и закончит свои дни в психбольнице. Там и уход, и питание, и таблеточки для кайфа. И ему не жизнь, а малина, и матери покой. Но не рассчитал сил Коля. И не поймешь, своих или отцовских. Пришел как-то с очередной бутылочкой к нему и новой игровой задумкой, а на него молодой мужчина кидается с кулаками. Брат сводный. С собой их папка покончил. С крыши спрыгнул. И записку оставил покаянную. У всех детей прощения просил, но больше у Коленьки. Виноват он перед ним и мамой его, так что квартира пусть ему достанется.
— Ты из-за хаты все устроил? — рычал на Колю брат. — Спаивал его? Соседи говорят, таскался чуть ли не каждый день с бутылками! Еще и мозги ему промывал! Вон сколько отец понаписал про тебя, а раньше и не вспоминал.
— Если б я такое задумал, то привел бы нотариуса, — пытался вразумить его Коля. — Это же филькина грамота, а не завещание.
— Вот именно. Так что хрен тебе, а не хата!
А чтобы Коле уж точно ничего не досталось, написали заявление на него. Обвинили в доведении до самоубийства. Свидетелей нашли среди соседей. Так до суда дело и дошло. Отделался Коля условкой и то после того, как от своей части отцовской доли отказался.
— Что, вкусный салат? — услышал он голос Валеры и отогнал воспоминания об отце. Они всплывали особенно часто в последнее время. Почему, интересно?
— А? Что? — не сразу понял он. Потом увидел, что его тарелка опустела. Коля собрал даже зеленый горошек, который обычно откидывал. — Да, хороший оливье. Или я просто соскучился по нему?
— Ты о Борином расследовании начал рассказывать, но я тебя перебил. Каковы его успехи?
— Не знаю. Не я же его веду. — И про себя добавил: «Хотя мог бы!»
Снова подошел официант, и перед мужчинами возникли котлеты с пюре. Валера, у которого аппетит сегодня был хуже, чем у приятеля, понял, что не съест все, хотя порция была и небольшой. Котлета выглядела аппетитно, а пюре (а именно о нем он мечтал!) ужасающе: голубоватое, с комочками. В любой российской столовой его приготовят лучше. А они все же в ресторане!
— Слышал, что говорят за соседним столиком? — спросил Коля. Он, рассмотрев еду, попросил принести себе кокосового молока.
Нет, он не слышал. И не замечал тех, кто за соседним столом сидит. Оказались германцы.
— Я не понимаю немецкого.
— Убийство фаранга обсуждают.
— Витаса? Значит, уже выяснилось, что это был не несчастный случай?
— Нет, не его. Пожилого мужчину убили на вилле. Подозреваются проститутки, которых он снял на ночь. — Коле принесли молоко, он добавил его в пюре и начал перемешивать. — Так будет вкуснее, — пояснил.
А немцы за соседним столиком продолжили обсуждение убийства. Валера уловил знакомое слово «Латвиа». Это страна, из которой приехал Густавсен.
— Они точно не о Витасе? — тронул приятеля за руку он.
Коля чуть отклонился вбок, чтобы лучше слышать.
— Пожилой мужчина из Латвии, это точно не Витас, — проговорил он. — И тот умер не в Паттайе.
— Значит, сюда приезжает много латышей.
— Как минимум двое.
— Густавсены, старший и младший, — понял Валера. — И убитым проститутками мужчиной может быть отец Витаса.
— Не приняла их земля сиамская.
— Не улыбнулась им, — кивнул Валера. Первое, что увидел Валера по прилете, это баннер с надписью «Таиланд — страна улыбок!».
— Твоя девушка у тебя ночевала этой ночью?
Валера напрягся. Что за вопросы такие неуместные?
— Проститутки были с Шестой сойки.
— И при чем тут Ваан?
— А, ты все еще думаешь, что она просто официантка? Тогда вопрос закрыт.
— Зачем ты его задал? — хмуро смотрел на приятеля Валера.
— Ваан могла быть одной из девушек, снятых старшим Густавсеном на ночь. Но раз она телом не торгует…
Валера стремительно встал. Нужно бежать на Шестую сойку и все узнавать. Что, если у его девочки неприятности, а он тут котлеты уплетает?
Бросив на стол несколько купюр, Валера покинул ресторан. Коля, пожав плечами, вернулся к трапезе. Хорошо быть не влюбленным.
Глава 7
Он даже ее не ругал!
Просто сказал: «Больше так не делай!» Конечно, Стефания больше не будет
