Тело с историей - Николай Иванович Леонов
Только она, Юлия, сумела предотвратить неминуемую катастрофу – разрыв отношений с вечно пьяным Яшей и совершенно явно «не тянущим» Упырем. Она чуть голос себе не сорвала, доказывая, что эти двое нужны, просто потому, что они – «Боль да смех».
Если бы не остатки совести, немедленно отправила бы Лешу на поклон к Жоге, предложить ему вместе работать над постановкой. Ведь Сида, раздражающего их обоих, уже нет, а дельце обещает быть выгодным. И наверняка не отказался бы Ким, этот романтик-поэт – существо жадное и ненасытное. Что ж, Юлия относилась к этим качествам с пониманием. Однако при всей своей беспринципности она не могла обратиться к нему, было неловко.
Как только упоминание о финансовых проблемах исчезло из Федресурса, а умело подкормленные блогеры, захлебываясь восторженными слюнями, писали-болтали о том, как самоотверженные фанаты спасли театр Сида от разорения, немедленно нарисовался Масальскис. Позвонил самолично, с извинениями и уверениями в том, что готов участвовать во всех начинаниях. И Витька Корнеев, хам, но всегда точно знающий, с какой стороны масло на хлебушке, знакомый еще по Минкульту, прислал шофера с вязанкой котлет. Никто подобной чести не удостаивался.
Эта постановка будет завершена, и она просто обязана иметь успех.
Одно плохо: у нее, Юлии, были абсолютно иные планы на те деньги, которые почивали теперь в театральном сейфе.
Денег было жаль.
Но Лешу было жальче. Если бы она могла послать его ко всем чертям!
Разумеется, она соврала, спала она с Сидом, и постоянно, и с огромным удовольствием. Собственно говоря, она с Ситдиковым-младшим познакомилась только ради того, чтобы выйти на старшего.
Зачем?
Машели она не солгала, утверждая, что влюбилась. Конечно, любовью тут и не пахло, просто у Лялечки за годы кривды до такой степени все извратилось, что она не могла выразиться точнее. При первой же встрече и осознании того, кто перед ней, Юлия испытала полноценную замену всему: любви, влечению, восторгу. А именно: ощущение, что вот и Он, инструмент, который при должном использовании решит все ее проблемы, и вот Шанс, который нельзя упустить.
О такой мелочи, как сам Сид и тем более его братец, она как-то не думала. Сильный, независимый, талантливый, официально не терпящий над собой ничьего диктата – отлично! Осталось только набросить аркан и заставить делать то, что требуется Юлии.
В реальности достичь удалость немного.
В том, что ему казалось мелочами – бумажки, чековые книжки, кредитки, – Сид подчинялся (точнее, полностью доверял, что бесило неимоверно). В том, что полагал главным, не уступал ни на йоту. И, что самое страшное, это она в нем нуждалась, а не он в ней, – это было обидно.
Оглядываясь назад, Юлия с горечью обнаруживала, что ведь никто и никогда к ней серьезно не относился, как бы она ни старалась. Все эти школа с золотой медалью, разряды по спортивной гимнастике, красный диплом театрального…
Да-да, гордячка Машель, на себе зацикленная, просто позабыла, что и театральный «бесталанная» Юлечка окончила с отличием. Никто не скажет, что плохи мозги: в любое дело, пусть сто раз новое, она вникала с ходу. Был у нее талант, и не один, да и три с половиной рабочих октавы в голосе бесспорны.
Кому-то наличия и одного таланта было бы достаточно, чтобы с ним носились до пенсии, а вот Юле – нет. Не было уважения. Она – вечная Лялечка, и ее потолок – прятаться за чью-то широкую спину, сидеть у кого-нибудь на коленках и лепетать детским голоском милую чушь.
Она, по-змеиному хитрая, сумела и этот недуг превратить в подвиг: отказать милой Юлечке в ее просьбах не мог никто и никогда. Это было немыслимо, вряд ли кто-то – даже Машка! – сумела бы придать голосу столько обаяния, столько нежности и трогательности, никто не мог просить так кротко и неотразимо.
Сид смог. Это после всего, что она для него сделала, после всего, что было сказано и в постели, и вне ее!
При одном воспоминании об этом моменте у Юли челюсти сводило: «Не вздумай делиться с ним ничем, слышишь?» И какое страшное, спокойное, снисходительное лицо было у него: «Закрой рот. Не смей мной командовать».
Нет, Лешенька другой. Он нуждается в ней и совершенно этого не стыдится. Он понимает, что без нее ему не справиться. И к тому же он – как Михаил, только моложе и без хребта. Он – это лекарство для самолюбия, оттоптанного Сидом. Работа над ошибками.
Юлия вытерла со лба противную испарину, с неудовольствием глянула на Алексея.
«Вот же человек. Полная покорность судьбе и упование… на кого? Неужели только на меня? Ути бозе мой…»
Тот отключился совершенно, спал, открыв рот, чуть ли не истекая слюной. Голова запрокинута, и так беззащитно торчит острый кадык на пухлой шее. Вся горечь, все раздражение, усталость и жгучая злость этих последних дней внезапно растворились в иррациональной и нежной любви к этому непрактичному, наивному и глупому человеку. Любит ли он – вопрос второй. Она любит его, она его хочет – остальное пусть горит огнем. Юля опустилась на колени перед креслом, потянула вниз молнию на королевских джинсах.
Глава 21
Вернувшись в главк, полковник Гуров нанес визит капитану Анищенко.
– Скажи мне, муж достойный и величавый, ты уже пашешь по делу платформы «Тень»?
– Сразу видно культурного человека, занимающегося махинациями культурных людей, – одобрил Саша, оторвавшись от компьютера, снимая очки и потирая толстую переносицу. – Я, Лев Иванович, не пашу, я наслаждаюсь. И по задумке, и по реализации – полнейший экстаз, замешанный на бесстыдстве и людском тщеславии. И как раз кстати в управлении началась ревизия, ну и я тихой сапой напросился…
– Как же так?
– Не беспокойтесь, я инкогнито, обеспечиваю безопасность товарищей ревизоров, – солидно поведал Саша, – а иной раз берусь подержать папочки, в качестве помощи хрупким дамам, или влезть на стеллаж. К тому же приходится пускать в дело банальный шантаж: милые тетки из Минкульта не всегда осознают, что нельзя на рабочих станциях пользовать ломаные программки… фотошопики, консультант-плюсики, вордики… Знаете, как это бывает.
