Горгона с пихтовой веткой - Марина Крамер
Яна долго теребила пихтовую ветку, подносила к лицу пальцы, впитавшие яркий хвойный аромат, и вдруг вспомнила, что бабушку по линии отца звали Евдокией. Это имя показалось ей вполне подходящим, русским, но к нему нужно было еще что-то. Раньше она была Прозревшей – это слово как бы объясняло ее предназначение, ее статус в «Согласии». Теперь нужно было что-то подобное, но в связке с именем.
«Светлейшая матушка Евдокия» – это словосочетание было хоть и длинным, но вполне годилось для женщины, объявляющей себя защитницей пихтовых лесов и несущей правду о пользе и предназначении этого дерева.
Яна смутно помнила какую-то книгу, прочитанную в юности, где рассказывалось о культе дерева у староверов, этим решила воспользоваться и она, только не приплетать к своему «учению» религию, а основать его на научных, медицинских и немного эзотерических догмах, придумать и прописать которые ей труда не составит.
Это открытие словно придало ей энергии, Яна с усилием отломила самую тонкую лапу пихты и понесла ее в Гнилую Топь.
Клавдия Васильевна, открывшая ей двери, даже не сразу поняла, что происходит – перед ней стояла совершенно иная Яна, не та сомнамбула, что уходила из дома утром, а бодрая, с горящими глазами и румянцем на щеках – почти прежняя Прозревшая, которую все знали.
«Ну, слава богу, пришла в себя! – с облегчением подумала Клавдия Васильевна, впуская Яну в дом. – Теперь все пойдет как прежде, сколько ж можно тут без дела-то сидеть, совсем ведь рехнуться можно».
Беспокоило Клавдию Васильевну еще и количество постоянно приезжающих в Гнилую Топь прежних примкнувших. Откуда они узнавали название деревни, оставалось загадкой, но люди приезжали, привозили деньги, отдавали их Клавдии и просили приюта. Они обживали заброшенные дома, приводили в порядок огороды, и можно было заново начинать поднимать хозяйство – люди хотели работать, но Клавдия Васильевна медлила – ей нечего было сказать им, Прозревшая молчала, не показывалась на улице, а без ее ведома и без ее прямого указания никакой деятельности Клавдия вести не хотела, да и побаивалась. Яна, хоть и находилась все это время в какой-то прострации, из которой выходила только на «гастролях», способностей не утратила, потому в профилактических целях обрабатывала и Клавдию, и Игнатьича, и Ваню – просто чтобы не ослабить свое влияние на них.
В один из дней, наблюдая за тем, как Ваня возится с «Соболем», Яна вдруг поняла, что ей вовсе необязательно самой ездить на вербовки и собрания, можно сделать себе ширму из Ивана, и это будет куда безопаснее и проще. Внешность у него была типично русская, это хорошо для того дела, что она задумала, и в качестве главы толка, как она это называла, он будет выглядеть органично.
– Иван! – крикнула она, и тот, вздрогнув от неожиданности, уронил какой-то ключ:
– Звали, Прозревшая?
– Зайди ко мне, пожалуйста.
Пока Иван мыл руки и шел в ее комнату, расположенную в самом дальнем углу дома, Яна успела повязать голову белым платком и занять место у окна, скрестив на груди руки. Едва он толкнул дверь, как Яна напряглась и сразу же поймала его взгляд, заговорив низким грудным голосом:
– Здравствуйте, батюшка. Как ваше здоровье?
Мгновенно реагировавший на звук ее голоса Иван, как зачарованный, остановился на пороге и вяло произнес:
– Все в порядке, Прозревшая…
– Я не Прозревшая, ты что, не узнал? Я – светлейшая матушка Евдокия, а ты – батюшка наш Иван, глава Пихтового толка… Ты – наш отец, мы – твои дети… Ты заботишься о нас, ты несешь в мир учение матушки Евдокии, ты знаешь, как можно спасти планету от зла. Пихта – наше дерево, оно дает нам жизненные силы, оно помогает нам выжить и дает пищу, кров и уверенность в завтрашнем дне. Ты – батюшка Иван, никто больше не будет давать тебе указаний, кроме меня, светлейшей матушки Евдокии. Ты подчиняешься только моим словам, ты – проводник моего учения, ты понесешь его людям и наберешь новых последователей. Только мое слово для тебя истина, только мне ты подчиняешься беспрекословно, только меня слушаешь. А я сделаю так, что остальные будут подчиняться тебе и слепо выполнять твои приказы. Проснись же, батюшка Иван! – она хлопнула в ладоши, и Иван, вздрогнув всем телом, потер рукой лоб:
– Что это было, матушка Евдокия?
«Сработало! – обрадовалась Яна. – Осталось обработать Клавдию и Игнатьича, и все. С толпой я справлюсь быстро, мне главное – эти трое».
С Игнатьичем все было еще легче – недалекий мужик поддавался гипнозу с первых звуков ее голоса, Яна помнила об этом, а потому решила интриг не плести, а незатейливо обработать его напрямую, в лоб.
Через пятнадцать минут очнувшийся от дурмана Игнатьич легко назвал ее матушкой Евдокией и даже лохматой бровью не дернул.
Окрыленная успехом Яна решила не откладывать и сразу покончить с этим, обработав заодно уж и домоправительницу.
Однако с Клавдией пришлось повозиться… В голове этой женщины оказалось столько разного мусора, трогать который Яна опасалась, что в первый момент ее охватило легкое отчаяние – если она не сможет внушить Клавдии то же, что и всем, то из ее начинания ничего не выйдет. Клавдия была ее тылом, опорой, именно она занималась всеми хозяйственными делами, организовывала побочный заработок, с которого и жила вся община. Но для этого нужно было, чтобы Клавдия верила в то, что говорит Яна.
«В прошлый раз было легче… Может, потому что тогда у нее мозги совсем чистые были».
Яна старалась не ослаблять влияния, голос ее делался все ниже и тише, звучал совсем обволакивающе, глаза Клавдии начали закрываться, и через минуту она расслабленно откинулась на спинку кресла, в котором сидела.
Яна перевела дыхание и вытерла ладонью взмокший лоб. Ей все-таки удалось погрузить Клавдию в сон, теперь осталось вложить ей в голову то, что нужно, не затронув то, что уже есть.
«Не хватало еще, чтобы, очнувшись, она не вспомнила, как делами управлять», – подумала Яна и принялась тихим, монотонным голосом произносить то же, что говорила Шлыкову.
Когда Клавдия открыла глаза, взгляд ее был ясен и чист, на губах играла приветливая улыбка:
– Засиделась я с вами, матушка Евдокия, а дела не ждут. Только голова что-то побаливает… – она сжала виски пальцами.
– Вы бы, сестра Клавдия, отдохнули до вечера, – прожурчала Яна.
– А батюшка Иван не рассердится?
«Так, и с этой все прошло нормально», – поняла Яна, только сейчас почувствовав, как
