Ночь накануне - Уэнди Уокер
Я полностью одета, но по-прежнему чувствую себя обнаженной. Дело в проклятом наряде Роузи. Не выношу платьев. Мне отвратительны заигрывания шаловливого ветерка с моими ногами. Его манера тайком забираться под подол и подниматься, как заблагорассудится, иногда добираясь до рукавов. Я ненавижу свои босые ступни и распущенные волосы, свисающие сосульками вокруг лица и липнущие к шее сзади.
Теперь мне многое отвратительно.
Джонатан, находясь с другой стороны стойки, протягивает мне стакан виски. Я стою ближе к входной двери. Сумочка валяется прямо перед моим носом. Шпильки, которые я сбросила в тесной прихожей, исчезли. Вероятно, они переместились в гардеробную, где я не смогу их сразу найти, предоставив тем самым обманщику больше шансов запудрить мне мозги. Впрочем, неважно. Добраться домой я смогу и без туфель.
Дом, представляю я. С Роузи, Джо и Мейсоном, и моим уютным местечком на чердаке, где можно спрятаться в постели под пушистым пледом.
Дом, снова подумала я. Однако он не мой. Он принадлежит сестре, ее мужу, малышу. К тому же мансарда, где я обнаружила последнюю из трех записок, перестала казаться уютной.
У меня нет дома — такова горькая правда, но все же это не значит, что я хочу задержаться здесь хоть минутой дольше.
Я беру стакан и осушаю до дна.
— Так как же насчет головной боли, полегчало? — спрашивает Джонатан. Он улыбается, как будто мы настоящие любовники, впрочем, полагаю, с формальной точки зрения так оно и есть. Любовники. Дом. Это просто слова. Глупые, ничего не значащие.
— Да… — начинаю я, проглотив безудержную ярость и переплавив ее в каленую сталь. — Я тут надумала предотвратить ее более здоровыми с медицинской точки зрения средствами, нежели новой дозой алкоголя.
— А? — на его лице отражается легкий след беспокойства.
Все верно, Джонатан. Теперь твоя очередь поволноваться.
— Мне показалось, немного адвила может привести меня в порядок. К счастью, я нашла таблетки! — Мой голос источает жизнерадостность.
Собеседник испытывает очевидное облегчение:
— О, хорошо. Я рад. Здесь у меня немного лекарств. Я не люблю много хранить, к тому же давно не болел. Моя бывшая столько их держала, боже упаси!
— Забавно, что тебе вздумалось упомянуть ее, — ехидничаю я.
— Свою бывшую? Прости, догадываюсь, это немного нетактично после ночи, которую мы провели вместе.
Я вглядываюсь в его глаза, а он — в мои. Он подбирает ключики к тому, что творится у меня в голове. Однако я — хозяйка положения, потому что я все знаю.
Медленно поднимаю левую руку, разворачивая к себе ладонью, так что блестящее золотое кольцо на моем пальце оказывается у него прямо под носом.
— Не хочешь надеть его обратно прежде, чем отправишься домой?
Джонатан замирает. Он настолько неподвижен, что я думаю, а не проверить ли пульс. Как будто его заморозили, погрузив в жидкий азот.
Молчу. Не предпринимаю никаких действий.
Стальная ярость — оружие, делающее меня сильнее. Я уже очень давно не чувствовала себя такой сильной и погрешила бы против истины, заявив, будто это ощущение мне не нравится. Стала бы лгуньей как Джонатан Филдз.
— Лора… — наконец заговаривает он, но с онемевших губ больше не слетает ни слова.
Я снимаю кольцо с пальца и кладу на столешницу.
— Все не так, как тебе показалось, — заявляет страдалец. На его оттаявшем лице читается печаль, но не раскаяние. И не вина, отчего караул на стальных воротах моей неприступной крепости позволяет предательскому смущению прошмыгнуть внутрь.
— Знаю, сегодня ночью ты многое заметила, но была настолько любезна, что не стала упоминать о них. Все это время ты была доверчива и откровенна, и я чувствую себя полным дерьмом…
— Твоя машина, — наступаю я, раз уж он открыл эту дверь.
— Да, «Тойота», которая выглядит как пережиток восьмидесятых, только она совершенно новая.
— И твоя работа…
— Ты опять права, я не работаю в Бренстоне. Зачем сорокалетнему разведенному управляющему хедж-фондом работать здесь, если он может быть на Манхэттене? Снова верно.
— Пустая квартира, женщина из бара…
Он отворачивается, чтобы сделать долгий глоток виски. Он возвращает стакан на столешницу, берет кольцо и начинает вертеть его в пальцах.
— Я уже говорил про ту женщину. Она начала преследовать мою бывшую жену после того, как мы с ней порвали пару недель назад. История о ней — чистая правда.
— А как же…
— Эта квартира новая. Я переехал сюда в конце лета.
Мозг крутится, обрабатывая полученную информацию. Он все признает, но не объясняет. И избегает говорить о главном, что теперь занимает первое место в моем списке. О чертовом обручальном кольце, которое подлец прячет в пузырьке с лекарством от головной боли в своей пустой квартире, куда водит других женщин.
Между нами что-то есть. Факты без выводов. Факты, в которых нет правды. Головоломка с отсутствующими фрагментами, самыми важными, без которых все кажется неоднозначным. Стальная кольчуга начинает плавиться, могучая сила идет на убыль.
— Я не могу встречаться с тобой, — выдаю я. Нахлынувшие слезы сменяются громкими рыданиями. Собственные слова, вылетающие обрывочными фразами, попадая в отверстия доспехов, ранят меня подобно мельчайшим осколкам стекла. — Ты женат! — Я хлюпаю носом. — Ты врал обо всем и лжешь сейчас! — Плачу. — Что бы ты ни сказал, я не разберу, где ложь, а где нет, потому что во всех твоих словах есть крошечные вкрапления истины. Признания по мелочам, которые не смертельно опасны, увеличивают доверие к тебе, ведь иначе зачем ты их делаешь, выставляя себя в дурном свете? Я знаю, как это работает! — Всхлип. — Я уже это проходила, общаясь с лучшим из мужчин… получше тебя!
Я доигралась до настоящей истерики. Лицо Джонатана вновь источает ледяной холод. Расплавившаяся ярость сочится из пор моей кожи. Я знаю, он видит это.
— Как тебе не стыдно так издеваться над людьми? Это бессердечно! Чертовски жестоко!
Это новое для меня слово. Его я узнала от доктора Броуди.
Разве ты не видишь, каким он был жестоким?
Доктор Броуди говорил о другом лжеце. Другом парне, которого я пыталась заставить полюбить меня. Мальчике, который истекал кровью и умер у моих ног. Митч Адлер. Обманщик. Чудовищный, безжалостный лгун.
Вижу, Кевин. Теперь мне это очевидно…
— Подожди! — просит Джонатан. Он отходит от стойки и прислонился к холодильнику. Что-то эта сцена мне напоминает.
— Сегодня ночью все произошло слишком быстро — гораздо быстрее, чем ожидал каждый из нас. Да, я несколько раз допустил невинную ложь, но только потому, что стараюсь сойтись с людьми в вашем городе, но это совсем не жестокость. Честно говоря, ты заблуждаешься.
Теперь меня захлестывает поток адреналина. Ярость сменяется страхом. Какого черта? Это
