Кровавый апельсин - Гарриет Тайс
– Ты не думал, что кто-то увидит что?
Руки похолодели, и я отмахиваюсь от его напоминаний. Особенная – вот что он сказал. Я почти поверила ему.
– Нас. То, что мы делали.
– И что вы делали? – спрашиваю я спокойным голосом, холодным, как мои руки.
– Хочешь, чтобы я произнес это вслух? – Патрик на грани слез. Его подбородок дрожит.
– Лучше да.
– Казалось, это место уединенное. И было темно. Мы целовались в ресторане. Целовались в пабе. Перебрались через забор, и ей было весело, а там было тихо, и я знаю, что она хотела этого так же сильно, как и я…
– Хотела чего?
– Да ладно тебе, Элисон. Мы трахались. На парковой скамейке. Зачем заставлять меня это говорить?
– Почему ты не хочешь это говорить?
– Потому что ты снова начнешь ревновать, а у меня нет на это сил.
Его слова опускаются на меня, как мухи. Не могу их смахнуть.
– Не думаю, что сейчас это в приоритете, – говорю я, стараясь оставаться спокойной.
– Прости, я не это имел в виду. Я не способен нормально мыслить. Я не это хотел сказать… – Он обмякает на стуле. – Нас арестовали, Элисон. Кто-то увидел, что мы делаем, и вызвал полицию.
Он замолкает, и я думаю, что должна что-то сказать, но слов нет.
– Нас отвезли в ближайший участок и оставили в камере трезветь. Наутро в четверг нам обоим выдали предупреждение за нарушение общественного порядка. Я принял его, а она нет. Протрезвев, она рассказала им, что была слишком пьяна, чтобы согласиться. Говорит, что знала, что целовала меня, но как только мы попали в сад, это было невесело, и она больше ничего не хотела, но я заставил ее заниматься со мной сексом. Она говорит, что пыталась сказать «нет», но была слишком пьяна. Что бы ни произошло, ей гарантируется анонимность. Скоро мое имя может попасть во все газеты, а ее защитят.
Я немею. Чувствую все, каждое движение, тычок, касание. Я там была. Знаю сад, рододендроны, скамейку, запах сухих листьев в воздухе. Я склоняюсь над спинкой скамейки, под ладонями шершавое дерево, и Патрик грубо толкается в меня, а через несколько секунд все заканчивается.
– Ты ничего не скажешь, Элисон?
– Не знаю, что и думать. Это очень серьезное обвинение. Она бы не стала его выдумывать, – говорю я.
– А я, значит, лжец? Спасибо, Элисон, – говорит он, вспыхнув от гнева. Через мгновение он продолжает: – Слушай, я понимаю. Понимаю, как это все сложно. Но она думает только о себе, – говорит он. – Это правда умно, если посмотреть на это объективно. Я думаю, они не станут обвинять меня – доказательств недостаточно. Возможно, она даже заберет заявление, чтобы очистить совесть. Но, подав такое обвинение, она навсегда получит анонимность. О ней никогда не узнают. Для нее эта ситуация выигрышная.
Я смотрю на Патрика. Снова вспоминаю вечер в моем доме, то, как он не останавливался. Мне нужно признать, что он способен на изнасилование. Однако я колеблюсь. Его слова кажутся совершенно абсурдными, их и обсуждать не нужно, но все же в них есть логика. Логика, рожденная отчаянием, возможно, но все же логика.
– Ты правда думаешь… – начинаю я.
– Правда думаю, Элисон. Правда, – говорит он, наклоняясь ко мне. Он кажется оживленнее, чем раньше, и цвет возвращается на его бледное лицо. – Это понятно. Она явно думает о себе, но не обо мне. Она просто рассчитывает, что меня не обвинят. Посмотри на статистику. Такое изнасилование нельзя доказать в суде. Она пила весь день, была пьяна, следов насилия нет, свидетели говорят о сексе без намека на отсутствие согласия…
– Ладно, ладно, я понимаю. Понимаю, что ты имеешь в виду. Она рискует, однако они могут обвинить ее в трате времени полиции. Или в чем-то похуже.
– Кэролайн Напьер, королевского адвоката? Кто станет подозревать ее в таком? Все поверят ей. Лучшее, на что я могу надеяться, так это, что они решат, что доказательств недостаточно, она заберет заявление и все закончится прежде, чем начнется что-то серьезное. Я почти уверен, что так все и будет. Но я знаю, что любой услышавший это заявит, что нет дыма без огня… – Он делает паузу. – Ты веришь мне?
У меня кружится голова.
Я знаю, какой Патрик. Я слышала, какая Кэролайн Напьер.
Она бы не говорила такого, если бы это было неправдой. Зачем ей устраивать себе подобное? Я была адвокатом на паре судов по делу об изнасиловании, в которых она была прокурором. Кэролайн точно знает, что происходит, когда кто-то подает заявление, все нарушения, все проверки. Меня накрывает волна сострадания при мысли о том, через что ей пришлось пройти. Никто бы не стал такое придумывать.
– Пожалуйста, Элисон. Скажи что-нибудь. Хоть что-то.
Но с другой стороны… Явно в данный момент она не в порядке. А люди поступают очень глупо, когда они не в порядке. Рухнувший брак, слишком много алкоголя, арест в разгар веселья. Арест…
– Я вижу, что не все здесь ясно, – говорю я. – Но ты поставил себя в очень плохое положение.
Мне даже не хочется наезжать на него за то, что трахнул кого-то другого. Думаю, это уже в прошлом.
– Это не должно было произойти, – говорит Патрик. – Даже если бы не было этих последствий. Знаю, тебе это не нравится, и я не хочу делать тебе больно. Ненавижу делать тебе больно. Ты лучшее, что есть в моей жизни.
На мгновение мое сердце подскакивает, но потом реальность сказанного им доходит до меня. Я замужем за другим мужчиной. У меня есть дочь. У нас с Патриком не те отношения, которые я назвала бы значительными, даже учитывая всю эту драму и суматоху. Он получал от них удовольствие, и я тоже, пусть и в другом смысле. Для меня они стали утешением и укрытием, облегчением, что кто-то хочет меня, а не отталкивает. Но лучшее в моей жизни? Это в любом случае не Патрик. Это только Матильда. Я снова смотрю на него. Такое впечатление, что между нами открылась пропасть, бездна, которую не пересечь. Столкнувшись с потерей своей репутации, Патрик уже сам на себя не похож, съежившийся, небритый. Если все обернется для него не лучшим образом, он потеряет свободу и карьеру. Мне
