Ксавье Монтепен - Кровавое дело
Софи Риго была, вернее, считалась полировщицей, но мастерскую посещала очень редко. Будучи чрезвычайно ловкой работницей, она зарабатывала тридцать-сорок франков за пять-шесть дней, затем исчезала и вела праздную жизнь.
Три года назад Софи жила в маленькой квартирке на улице Жюльен-Лакруа, в Бельвиле. Оскар мог ее повидать только там — или по крайней мере хотя бы навести справки о ее местожительстве.
«Если она выехала, — думал он, — привратник даст ее новый адрес — он должен его знать».
Риголо не отличался чувствительностью, но после трехлетней разлуки ему хотелось увидеть и поцеловать эту «большую дылду», как он обыкновенно называл свою сестру.
К тому же она могла рассказать о его приятелях, людях, годных на все, кроме добра, принадлежавших к той категории, которая ютится в подвалах Парижа и кончает обычно на скамье подсудимых или в исправительных заведениях.
Оскар Риго в некотором отношении сам принадлежал к этому разряду людей. Он обладал совестью чрезвычайно эластичной и если до сих пор еще не попадался, то единственно благодаря своей ловкости.
Выйдя со станции Лионской железной дороги и неся в руках небольшой сверток, Риголо зашел в трактир, ворча сквозь зубы на начальника станции за его замечание. Он выпил стакан белого вина и закусил куском хлеба с сыром и пошел в Бельвиль. Но его ожидало разочарование. Сестра не жила на прежней квартире, и никто из жильцов не знал ее нового адреса. На вопрос Оскара привратник ответил, что больше двух лет никто не встречал Софи в Бельвиле, и прибавил:
— Может быть, ей повезло, и она живет теперь в аристократической части города. С хорошенькими девушками такие истории случаются чуть не каждый день.
Неприятно удивленный, Оскар отправился блуждать по улицам Парижа, но нигде не встретил никого из прежних приятелей.
«Черт возьми, да куда же девались мои товарищи?» — думал Риголо.
Ответ на этот вопрос был чрезвычайно прост. Благодаря частым обходам полиции большая часть его друзей должна была держаться в тени, другие же сочли более благоразумным переселиться из этого квартала.
Оскар приуныл. Он чувствовал себя одиноким, почти затерявшимся в большом городе, где прежде его многие знали и, как он думал, ценили по достоинству.
Идя наудачу, он направился к Менильмонтану, но и там, как и в Бельвиле, — ни души знакомых, ни одной дружески протянутой руки.
— Что за чертовщина! — ворчал обескураженный парижанин. — Можно подумать, что меня не было двадцать лет, в продолжение которых холера посетила эти места! Какое несчастье!
Оскар сел в омнибус по направлению к Батиньолю, где надеялся быть счастливее, а сошел на площади Клиши.
Живя прежде в Батиньоле, Риго знал все притоны, где собирались такие же шатуны, как и он.
Одним из таких мест была трущоба под названием «Красная кошка». Она находилась в узком и темном переулке, выходящем на площадь Клиши. В ней продавались порции говядины десятого сорта, скверные рагу, вина и водка самого дурного качества. Увидя издали вывеску, Оскар с радостью воскликнул:
— Ее не уничтожили за эти три года — добрый знак!
И пошел по направлению к трущобе. Узкий переулок никогда не мели, и потому он был завален снегом. На скользких грязных тротуарах можно было сломать себе шею.
Риголо остановился перед дверью и с восхищением созерцал вывеску. Красная кошка, чрезвычайно похожая на сказочное чудовище, а никак не на домашнее животное, красовалась на железном листе в полтора метра высотой.
«Прекрасно нарисовано, — подумал Риголо, — сейчас видно хорошего мастера! Теперь час завтрака, я непременно встречу там прежних приятелей; в противном случае свет перевернулся кверху ногами».
Он вошел. Помещение, с виду такое невзрачное, оказалось просторным. В первой комнате, заставленной множеством маленьких столов, Оскар увидел целую толпу. Противный до тошноты пар наполнял эту залу, где ели люди различного калибра: одни — заморенные и оборванные, другие — чисто одетые, но с лицами и манерами, ясно указывающими на их ремесло.
Тут толпились содержатели известных домов, уличные бродяги в высоких шляпах, в синих или белых блузах с красными кушаками; женщины в шляпках или простоволосые, грязные, полуобнаженные, рабочие разного рода, привлеченные дешевизной, мелькали в этой порочной толпе.
Едкий, отвратительный запах проникал в нос и горло. Пар от еды смешивался с дымом от трубок курильщиков и делал воздух почти негодным для дыхания.
За некоторыми столами ели быстро и молчаливо. За другими хохотали, пели, говорили громко, рассказывали сальные истории.
Гарсоны, разнося порции рагу по четыре су, сновали взад и вперед, не обращая внимания на царствовавший хаос, способный вскружить голову человеку непривычному.
— Чудесно! — пробормотал Риголо, улыбаясь во весь рот. — Ничто не изменилось здесь за три года!
Хозяин «Красной кошки», окруженный рядом бутылок, стоял за стойкой и наливал вино в стаканы, подносимые ему гарсонами. Оскар Риго подошел к нему.
— А! Папаша Берлюрон, как поживаете? — спросил он, протягивая руку.
Хозяин отвечал рукопожатием и, с минуту вглядываясь, воскликнул:
— Ба! Да это Риголо!
— Да, собственной персоной, как видишь, старина!
— Вы путешествовали? Давненько вас не видать!
— Я уехал из Парижа три года назад.
— Вы были в «тени»? — спросил хозяин, подмигивая лукаво.
— Напротив, на солнце! — отвечал с грубым смехом Оскар. — Я был в Африке и теперь приехал оттуда.
— Нажив состояние?
Риголо пожал плечами.
— Как, бедняга, вы вернулись не с полным кошельком?
— Оставьте меня в покое, ничего там не возьмешь — умирают с голода!
— Значит, вы не сумели взяться за дело.
— Говорю вам, что нечего там взять. Африка подметки не стоит Парижа. Я только что приехал по железной дороге и пришел с вами повидаться и узнать, не могу ли встретить у вас кого-нибудь из прежних знакомых.
— Никого нет, дружище, — возразил содержатель заведения, — за три года посетители переменились. Впрочем, некоторые, кажется, остались…
— Кто именно?
— Сухарь… Кривой и Колокольчик остались верны «Красной кошке».
— Они здесь? — спросил с живостью Оскар.
— Сухарь завтракает… он где-нибудь в уголке: я недавно его видел.
— Ладно! Я поищу его.
И Риголо пошел в глубину залы, крича во все горло:
— Где Сухарь?
Дюжина голосов подхватила:
— Спрашивают Сухаря! Откликнитесь!
Услышав эти крики, молодой человек лет двадцати пяти, длинный и худой, как палка, с ввалившимися щеками и глазами, окруженными синими кругами, одетый в белую блузу и трехэтажную шляпу, с косматыми волосами, приглаженными с помощью косметических средств, встал со своего места, причем верхушкой громадной шляпы коснулся потолка.
— Ну, что надо? — спросил он голосом, охрипшим от попоек. — Здесь я, кто меня требует?
— Я, старый дружище, — ответил Риголо, пробираясь между столами и протягивая руку.
Худой великан испустил крик изумления.
— Черт побери, да это Риголо! — воскликнул он, тряся руку приятеля.
— Точно так: Риголо вернулся из Африки…
— Давно ли?
— Сегодня утром. Я ищу старых друзей и наконец-то нашел одного… да из хороших, настоящих.
— Ты ел?
— Нет, выпил только стакан водки да закусил хлебом.
— Так садись и заказывай! Гарсон, бутылку с зеленой печатью, как в последний раз. Да самого лучшего!
Приятели уселись друг против друга. Оскар вынул. из кармана корсиканский нож, чтобы разрезать хлеб. Гарсон подал вино. Раскупорив бутылку и налив стакан, великан провозгласил здоровье своего друга и прибавил:
— Наконец-то ты вернулся — это главное. Верь или нет, но за три года нам чего-то не хватало без тебя. Мы говорили время от времени: «Бестия Риголо, не держится ли в «тени»?» Был ты в Бельвилё?
— По дороге с вокзала, но не видел ни души знакомых.
— Это меня не удивляет… Наши перекочевали из Бельвиля… Появилось слишком много полиции. Я люблю места поспокойнее. Некоторые отправлены в путешествие за счет правительства. Делали облавы повсюду. Студенты подняли гвалт против нас, и полиция принялась нас преследовать, точно мы не мирные граждане.
— Значит, и Балалайка, и Флейта, и. Четверка, и Ангора?…
— Все исчезли, улетучились. Уж и видывали же они на своем веку виды! От прежней банды веселых бельвильских ребят нас осталось только четверо. Я, Кривой, Колокольчик…
— Эти-то где же?
— Каждый при своем деле, черт возьми! А если ты желаешь возобновить с ними знакомство, то можешь найти их здесь каждый вечер, в кабинете антиков, знаешь, где мы собираемся и толкуем. Дружище, времена пришли тяжелые, ух какие тяжелые! Всякий из кожи лезет, чтобы пробиться кое-как. А, впрочем, тебе на это наплевать! Ты приехал на готовые хлеба!
