Хараламб Зинкэ - Современный Румынский детектив
— Чего вы хотите от меня? Не я его убил!
— Что вы ответили своему двоюродному брату?
— Что я убью его так, как убила Лукреция своего отчима… Но это не я!..
— От кого вы узнали, каким образом Лукреция Будеску убила своего отчима? — не даю я ему отдышаться.
— От Кристи… давно, уж не помню в какой связи, зашел разговор о Лукреции, и он мне рассказал ее историю.
Я достиг ближайшей своей цели: я узнал от Тудорела Паскару все, что мне было нужно.
— Гражданка Ставру, знали ли вы эту сторону жизни Лукреции Будеску?
— Да, — едва слышно шепчет Петронела, смотря в сторону беззащитным, растерянным взглядом. — Кристи не раз мне об этом рассказывал со всеми подробностями… Он ее жалел, я же всегда ждала от нее какой-нибудь опасности…
— Ну а вы что знали о Лукреции Будеску? Валериан Братеш курит, глубоко и жадно затягиваясь. Его голос неизменно четок и самоуверен:
— Все, что я знал о Лукреции, я узнал от Петронелы. Впрочем, кое-что мне рассказывал и сам Кристи.
Я оборачиваюсь к Тудорелу Паскару, которому дал возможность хоть немного прийти в себя.
— Итак, с какой целью вы навестили своего двоюродного брата в понедельник после обеда?
— Как я вам уже говорил, Кристи чувствовал, что скоро начнется очередной приступ его болезни, и просил меня раздобыть для него морфий… Мне не удалось это сделать. В понедельник он мне позвонил…
— В котором часу?
— Во время завтрака… Он спросил, достал ли я для него морфий. Я не хотел, сами понимаете, говорить с ним об этом по телефону…
— Почему? — прикидываюсь я, будто мне невдомек. — Объясните.
Я сознательно держу его в постоянном напряжении.
— Я знал, что милиция следит за мной. Потому-то я и сказал Кристи, что сам заеду к нему после обеда. Я пришел и сказал, что, к сожалению, мне не удалось достать для него…
— Лжете! — вновь обрываю его я и делаю знак своему «помрежу». Поварэ открывает дверь и приглашает в кабинет Викторию Мокану, молодую хорошенькую женщину.
— Гражданка Мокану, подойдите, пожалуйста, к столу. Простите, что я не могу предложить вам стул, но я обещаю, что задержу вас недолго.
Она одета в плотный осенний костюм, но юбка оставляет колени открытыми. Лили очнулась разом от своего оцепенения и смерила ее с ног до головы ревнивым взглядом. Более всех поражен ее появлением, естественно, Тудорел Паскару.
— Гражданка Мокану, скажите, пожалуйста, где вы работаете?
— Я ассистент в онкологической клинике.
— Знаете ли вы этого молодого человека? — указываю я на Паскару.
— Да. Это Тудорел Паскару.
— Он недавно заходил к вам в клинику… С какой целью?
— Он просил меня показать его кому-нибудь из наших ведущих специалистов и заодно спросил, не могу ли я помочь ему достать рецепт или же просто ампулу морфия.
— Он не объяснил вам, зачем это ему нужно?
— Нет. Я его и не спрашивала. Я ясно сказала, что не могу достать морфий, а если бы даже могла, все равно не согласилась бы это сделать.
— Чем закончился ваш разговор?
— Видя, что я решительно отказываюсь, Тудорел Паскару показал мне белую таблетку величиною с пятак, потом аннотацию, в которой был указан состав этой таблетки — в него входили, помнится, какие-то наркотики. Он спросил, может ли эта таблетка купировать сильные боли. Я ему ответила, что не знаю и что, если у него в семье кто-то болен, ему надо просто-напросто вызвать врача. Он все же настоял, чтобы я сказала, не опасна ли такая доза для жизни… Я ответила, что не опасна, но несколько таких таблеток, несомненно, представляют собою смертельную опасность.
— Гражданин Паскару, согласны ли вы с тем, что сообщила гражданка Виктория Мокану?
— Согласен.
— Благодарю вас, гражданка Мокану.
Она откланивается, окидывая всех присутствующих недоуменным взглядом, и уходит.
— Гражданин Паскару, скажите, что вы сделали в дальнейшем с этой таблеткой?
— Я бросил ее в унитаз и спустил воду.
Собственно говоря, насчет таблетки у меня нет никаких доказательств, и очень может быть, что Паскару не врет. Но я тянусь к магнитофону и одновременно говорю ему:
— Лжете! Вскрытие показало, что… Перепугавшись до смерти, Паскару перебивает меня:
— Я ее дал Кристи. Он ее принял в моем присутствии. Но вы же сами слышали — эта доза была неопасной! Не я его убил!
— Это еще требует доказательств! — продолжаю я запутывать его. — Я убежден, что вы заставили его принять не одну эту таблетку. Вскрытие показало, что… — И снова тянусь к магнитофону, словно бы все мои доказательства зафиксированы на пленке.
По лицу Виски обильно струится пот.
— Не я его убил! — защищается он, но уже без прежней уверенности.
— Я докажу вам обратное. — Я поворачиваюсь резко к Петронеле Ставру и спрашиваю ее: — Где вы были двадцать седьмого октября между восемнадцатью часами и девятнадцатью тридцатью?
Мой вопрос застает ее врасплох:
— То есть как где?.. Дома.
— Это может кто-нибудь подтвердить?
— Подтвердить?.. Конечно. У меня был Валериан. Неожиданно в разговор вступает Братеш.
— Я думаю, Петронела, — говорит он покровительственным тоном, — что ты должна рассказать правду, как бы тяжело это нам ни было… Или лучше это сделать мне?
Петронела поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза:
— Вечером двадцать седьмого октября, около четверти седьмого, я зашла к Кристи. Я не была у него уже с полгода… В последние дни он неоднократно звонил мне, прося достать ему ампулу морфия. Я ответила ему, что не могу этого сделать и пусть он, если надо будет, вызовет «неотложку». Но он боялся этого — он не забыл, как ждал «неотложку» в течение нескольких часов.
Валериан Братеш вежливо, но решительно прерывает ее:
— Прости, пожалуйста, но я сам доскажу остальное, поскольку тут уже вина моя… У меня дома, товарищ капитан, была одна ампула морфия. Лет шесть назад моя мать умерла от рака желудка. Перед самой ее смертью я получил из больницы некоторое количество болеутоляющих средств, вот с тех пор у меня и осталась эта ампула. Бог его знает, зачем я ее хранил столько времени… Ну, и поскольку Петронела рассказала мне о звонке Кристи, а к тому же утром двадцать седьмого октября, на занятиях, ему стало плохо, я ему пообещал, что упрошу Петронелу зайти к нему вечером и, если в том будет необходимость, сделать ему укол…
— Стало быть, вы отдали эту ампулу своей… своей приятельнице?
— Да.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Но в тот день события произошли несколько иначе… Я довез Петронелу до дома Кристи. Она поднялась наверх, а я ждал в машине…
— Почему вы остались внизу?
— Кристи было бы… ему было бы неприятно увидеть нас вместо. Через двадцать минут Петронела вернулась. Ведь так, Петронела, минут через двадцать?
Девушка подтверждает его слова кивком головы.
— Она вернулась очень взволнованной и только и сказала, что сделала ему укол.
— Гражданка Ставру, что же произошло там, наверху, на самом деле?
— Когда я пришла, приступ у Кристи уже начался, но я застала его в состоянии какой-то странной сонливости, которую я могу себе объяснить только сейчас, после того как узнала, что он принял незадолго до этого какую-то таблетку… Я сделала ему укол, он успокоился, а через некоторое время уснул.
— Когда вы уходили, он спал?
— Да… я была очень взволнована и тут же ушла.
— Чем вы были взволнованы?
— Прежде чем уснуть, он вдруг очень возбудился и начал говорить о том, как меня любит…
— И ни о чем больше?
— Он говорил, что Валериан — чудовище…
Рыдания мешают ей говорить. Ее мать вскакивает со своего места и бросается к ней. Но Петронела усилием воли берет себя в руки и просит мать не беспокоиться.
Я прошу Валериана Братеша продолжить свои показания.
— Я хотел проводить Петронелу домой, но она настояла, чтобы я отвез ее в университет. Мне не хотелось оставлять ее одну, но пришлось уступить, и я довез ее до здания медицинского факультета. Прощаясь, она попросила меня не приезжать сегодня к ней, переночевать где-нибудь в другом месте. После этого я поехал к себе в мастерскую, где и оставался всю ночь. Оттуда я позвонил Петронеле: меня тревожило ее состояние.
Я достаю из ящика стола коробку со шприцем и предъявляю ее Петронеле.
— Это принадлежит вам?
— Да! В спешке я забыла шприц у Кристи.
— В каком именно месте?
— Не помню.
— Значит, уходя, вы оставили Кристиана Лукача спящим?
— Да.
— А мы обнаружили его повешенным… Как вы можете объяснить этот факт? И почему вы выбросили коробку со шприцем за окно?
— Я не выбрасывала ее, клянусь вам! — На ее глазах опять выступают слезы, но ей удается и на этот раз удержать их.