Дарья Калинина - Кража с обломом
…Пока мы с Маришей добирались из Всеволожска в Питер, наша горячка прошла. Отлет в Москву было решено перенести на вечер. А пока надо было разобраться с тем, что творится у Мариши дома. Против ожидания там оказалось все в порядке, новых трупов не прибавилось. Это было очень славно, так как нам и старых вполне хватало. Мишки поблизости мы не обнаружили и никаких следов его присутствия возле Маришиной двери тоже, если не считать, что кто-то в ней поковырялся. Но ведь это вполне могли быть Жорик с Юркой или просто местные хулиганы. Не зная, радоваться этому или огорчаться, мы решили оставить Мишке на всякий случай в дверях записку, приказывая дождаться нас. Оставалось только сформулировать ее текст так, чтобы она отпугнула Жорика с Юркой, если они вдруг надумают явиться к нам, но заставила Мишку настойчиво искать с нами встречи.
— Предлагаю такой вариант, — сказала Мариша и выдала перл:
— «Если тебе дорога твоя шкура, позвони».
— Лучше так, — предложила я:
— «Если тебе дорога твоя шкура, позвони обязательно. Мы пошли в милицию». — И пояснила: если придут Жорик с Юркой, то они поймут, что в милиции мы все растрепали и взять с нас нечего, только мстить. А на месть у них времени нет, им художника искать нужно.
Маришу мое объяснение не очень убедило, но ничего лучше придумать она не смогла. Позвонить и узнать, на месте ли Доронин, нам в голову почему-то не пришло, и, как и следовало ожидать, его на этом самом месте не оказалось. И ожидался он только через пару часов, зато уж тогда, заверили нас, он просидит у себя в кабинете без малого несколько часов и сможет уделить нам достаточно внимания. Пришлось нам подумать, чем бы заняться до того времени.
— Давай навестим Рудика, — предложила Мариша. — Когда он очнется, то непременно поинтересуется, кто к нему ходил. Поэтому получится очень удачно на будущее, если мы его навестим. Все-таки не надо забывать, что он может подать на меня в суд за нанесение ему телесного ущерба.
— А зачем он к тебе без приглашения приперся, да еще в закрытую квартиру? — возмутилась я.
— Он вполне может сказать, что я его приглашала и что дверь была гостеприимно открыта. Такой тип, что ради собственной выгоды никого не пожалеет.
— Ладно, — со вздохом согласилась я. — Поехали, все равно ведь дел особых нет. Дверь укреплять рано.
В больнице нас встретили, мягко говоря, не с распростертыми объятиями. Дежурная никак не могла взять в толк, зачем мы стремимся попасть к больному, который нас не сможет ни увидеть, ни услышать, и при этом мы ему не родные и даже не друзья.
Мариша потратила почти весь свой запас красноречия, и вконец утомленная дежурная отправила нас к врачу того отделения, где лежал Рудик. Тот оказался человеком на диво сговорчивым и даже спорить с нами не стал, сказав, что у него слишком много других и значительно более важных дел. Хотите идти к своему знакомому, пожалуйста, идите. Он дал нам в сопровождение молоденькую медсестру, и мы торжественно прошествовали к палате Рудика.
— Чем больше свидетелей, что мы к нему ходили, тем лучше, — шепнула мне Мариша на ухо, когда мы открыли дверь в палату.
Дина была по-прежнему с нами, оставить ее у Мариши дома мы не захотели, поэтому снова прихватили с собой. Она уже привыкла к тому, что ее постоянно куда-то несут в сумке, обжилась в ней и не высовывалась. Но тут, соблазненная непривычными запахами, она высунула любопытную мордочку и огляделась по сторонам. На нас с медсестрой она посмотрела равнодушно-доброжелательно, шкафы и столики вызвали у нее лишь минутный интерес, но зато когда мы подошли к кровати, на которой страдал Рудик, Дина начала рычать. Это было настолько странно, что мы сначала не поняли, что за звук.
— Аппаратура у вас не очень новая, — констатировала Мариша. — Рычит даже. Это не опасно?
Медсестра, не менее нас удивленная, подошла проверить больного. И именно в этот момент Дина увидела Рудика. Взвыв во весь голос, прижав уши к голове и вздыбив всю шерсть на загривке, Дина как ошпаренная вылетела из сумки и одним махом, как это умеют делать только кошки, взмыла на шторы, а оттуда на карниз. Забравшись под самый потолок, она осталась там, не делая ни малейшей попытки спуститься вниз. При этом она не сводила глаз с Рудика и злобно рычала, когда мы с медсестрой делали попытку снять ее с насеста.
— Она всегда его не любила, — сокрушенно призналась Мариша. — А тут добавился стресс после долгой и утомительной для нее дороги, непривычные и неприятные ей больничные запахи, ветеринара ведь она тоже не жалует. Вот она и распереживалась. Как же нам ее оттуда снять?
Медсестра оказалась девушкой понятливой, к тому же у нее дома тоже жила кошка, у которой были свои странности, поэтому она нас не торопила.
— Она сама слезет, когда будет к этому готова, — уверяла она нас.
Мы послушно подождали немного и еще немного.
Когда ожидание перевалило за двадцать минут, мы сочли, что достаточно посидели возле Рудика, пора и честь знать. Дина по-прежнему раскачивалась на шторах где-то под потолком и вниз спускаться не желала. Пришлось мне, как самой легкой, лезть за ней, но мне обычно мирная Дина чуть не распорола руку, и я предоставила честь стаскивать свою кошку самой Марише, оставшись подстраховывать ее внизу.
Все эти операции приходилось делать на кровати Рудика, так как ничего более подходящего, чем ее спинка, в палате не нашлось. Рудик, кажется, был не против того, что мы прыгаем по его кровати и сотрясаем его и без того сотрясенные мозги. Во всяком случае, он особенно не протестовал. Да и что нам было делать? Не оставлять же Дину здесь в подвешенном положении и расстроенных чувствах только из-за того, что в интерьере отсутствовала такая нужная вещь, как стремянка.
Дину мы все-таки отцепили от шторы, и она, громко жалуясь, приникла к Марише и отказывалась от нее отлипать до тех пор, пока мы не вышли из больницы. В итоге к Доронину мы явились с нервно трясущимися руками и душевным трепетом, не зная, чего ждать от этого визита. И на всякий случай приготовились к жуткому разносу и скандалу из-за того, что самовольно оставили город. Вместо этого при виде нас он недовольно пробурчал:
— Я вас не вызывал.
И умолк. Это было даже обидно как-то.
— Мы хотели узнать новости по нашему делу, — заговорила Мариша.
— По твоему делу, — строго поправил ее Доронин, — а точней, по твоим делам. Их у тебя целых три. Дела у вас неважные. Единственный свидетель до сих пор в коме. Жена первого пострадавшего улетела отдыхать в Турцию именно в тот день, когда был убит ее муж. Буквально через несколько часов после того, как он проводил супругу, его уже не было в живых, но версию ревности приходится отбросить.
Другой любовницы у него не было.
— Еще бы, — подтвердила Мариша. — Такая бесчувственная и толстокожая скотина, только поискать! Кому он нужен! Удивительно, что жена ни при чем. У нее наверняка есть любовник.
— Меня это не касается, — заявил Доронин, шокированный ее бесстыдным цинизмом до глубины души. — Меня волнует только то, что в круг подозреваемых никто, кроме вас, Мариша, не попадает, а если и попадает, то имеет твердое алиби. А вот вы фигурируете по всем трем делам, и алиби у вас имеется худо-бедно только на два из них. Как вы это можете объяснить?
«Опять он за свое, — сердито подумала я. — Никакого прока от нашей милиции, одни только упреки и подозрения. А я еще думала рассказать ему про то, что след от Маришиных убийств идет в Москву. Ничего ему теперь не расскажу, а то он нас живьем сожрет».
— Чего объяснять? — услышала я голос Мариши. — И так все ясно. Кто-то их ухлопал и принес мне на квартиру. Может быть, даже тот Мишкин родственник, который про меня у него расспрашивал несколько дней назад.
— И зачем родственнику какого-то Мишки убивать и калечить ваших любовников? Он что, тоже был вашим воздыхателем? — заволновался Доронин. — Тогда, вероятно, скоро мы получим печальные известия о нем, коль со всеми вашими пассиями случаются трагические недоразумения.
Мариша не уловила сарказма и закручинилась.
— А что, очень даже может быть, — сказала она и окончательно поникла головой, — Особенно если учесть, что Мишка тоже пропал.
— Ах, теперь и Мишка пропал, — потер руки Доронин. — И вы считаете, что я обязан со всем этим разбираться? Кто такой Мишка?
Мариша покорно объяснила.
— Он же был в тюрьме? — вроде бы удивился Доронин.
— Да, но это я так думала, а он на самом деле попал в какую-то историю у себя в Москве и за ним гоняется почти весь преступный мир. По телефону он мне ничего не захотел рассказать. Но он не отрицал, что все мои трупы, может быть, из-за его проблем.
— Так ваш жених серьезно считает, что его дружки могли приехать в Питер, укокошить ваших любовников, потратив на их поиски время, столь нужное им для разборок с вашим женихом, и все это для того лишь, чтобы немного вас с женихом поволновать?
