Наталья Борохова - Адвокат на час
– Но я изменил о вас мнение, – продолжил он. – Сейчас я вижу в вас умную, красивую девушку, но очень ранимую. Ну же, Настя, разве вы мне не ответите комплиментом на комплимент?
– Я не позволяла вам называть себя Настей, – заявила Дроздова, чувствуя, что от упрямства у нее на лбу скоро вырастут рога.
– Я старше тебя на пять лет, – усмехнулся он. – Тебе не кажется, что мы старим себя, величая друг друга по отчеству?
– Теперь ты уже перешел на «ты», – недовольно сказала Настя.
– Кстати, и ты тоже.
Анастасия прикусила язык. Вообще с ней творилось нечто малообъяснимое. Она понимала, что судорожно цепляется за свое имя и отчество, как за броню, которой она привыкла защищать себя от насмешек и недоброжелательства. Лишившись последних барьеров, она почувствовала себя маленькой и беззащитной. Неужели та уверенность, то высокое самомнение, которым она окружила себя в последнее время, были только иллюзией ее независимости? На самом деле за яркой оберткой с надписью «Личный консультант госпожи Дворецкой» скрывалась пустота?
По ее лицу пробегали тени охвативших ее, совсем неожиданных чувств. Исчезла крохотная морщинка между бровями, черты лица смягчились, как бы растеклись. Теперь она напоминала ребенка, заблудившегося в трех соснах и стесняющегося позвать на помощь взрослого. Олег не выдержал.
– Настя, прости. Я тут наговорил тебе много всего. Может, стоит оставить все, как есть? – В его тоне не было издевки, только тревога, озабоченность. – Если хочешь, мы по-прежнему будем играть во взрослые игры. Никакой фамильярности, четкая дистанция и взаимное уважение. Идет?
– Я не против уважения, – наконец произнесла Настя, однако улыбка на ее лице показалась Логинову тусклой и какой-то вымученной. – Но мне кажется, ты был прав. Я немного заигралась, напялив на себя чужое платье и вообразив, что оно мне идет.
– Постой-постой! – поспешно остановил он поток самокритики. – Я вовсе не хочу сказать, что ты занимаешь чужое место. Ты неплохо справляешься, и у тебя нет нужды посыпать себе голову пеплом. Я просто хотел предостеречь тебя от превращения в двойника Дворецкой. Тебе это не нужно, поверь! Ты такая, какая ты есть. Понятно?
– Не совсем, – усмехнулась Настя.
– Тогда позволь мне это тебе объяснить за ужином.
– За каким ужином?
– Я приглашаю тебя перекусить в нашу кофейню. Обещаю, теперь мы будем только есть.
– А та брюнетка на твоем столе не будет возражать? – невинно спросила Настя. Она не могла сказать, почему для нее так важен ответ на этот вопрос. Возможно, она просто любила во всем ясность.
– Какая брюнетка? – не понял он.
– Ну та, в кожаной рамке.
– Ты имеешь в виду фотографию?
– Конечно.
Логинов улыбнулся.
– О! Та брюнетка ко мне всегда очень строга. Она требует к себе внимания, не выносит, когда я возвращаюсь поздно, а в холодную погоду заставляет меня надевать шапку и шарф. Признаюсь честно, я иногда ее побаиваюсь. Она очень красива, чертовски умна. Я люблю ее всем сердцем. Ведь она моя мать!
– Мать?!
– Конечно. Неужели ты не рассмотрела, что снимку много лет?
– Нет, – пробормотала Настя, чувствуя, что попала впросак в очередной раз.
– Вот так-то, госпожа детектив! Но я не понял главного: мы идем ужинать?
Настя взглянула на часы.
– Боюсь, что у меня в запасе не так много времени.
– Обещаю есть быстро.
Она улыбнулась. Логинову трудно было отказать…
Нотариус Родионов закончил все свои дела. Его помощники уже разошлись по домам, и он также собирался последовать их примеру, как вдруг входная дверь отворилась, пропуская высокую, статную женщину с гривой огненно-рыжих волос.
– Контора закрыта. Приходите завтра, – привычно заявил Николай Иванович припозднившейся посетительнице, но на последнем слове осекся.
Женщина тряхнула волосами и улыбнулась крупным ярко накрашенным ртом.
– Элеонора?! – удивился нотариус.
– Да, это я, дружочек! – продолжала скалиться Дворецкая. – Где у тебя тут можно присесть? Я пришла по делу.
Родионов указал на мягкое кресло, и посетительница, шелестя складками модного плаща, проплыла мимо него. В воздухе остался удушающий аромат каких-то неизвестных Николаю Ивановичу духов.
– Если вы пришли по делу, то разумнее было предупредить меня по телефону, – промямлил нотариус. – Я бы подготовил нужные бумаги и даже задержал бы своих помощников.
– Расслабься, дружочек, – рассмеялась Дворецкая. – Кого я рассчитывала здесь не застать, так это твоих помощников. Стоит ли вмешивать в наши дела посторонних людей?
– Ваш визит как-то связан с Вероникой Анатольевной? – решился на вопрос Родионов.
– Конечно, только маменьке об этом знать необязательно. Дай-ка я сниму плащ.
Разговор, по всей видимости, обещал затянуться. Нотариус с тоской подумал о том, что, уйди он на пять минут раньше, они бы с Элеонорой разминулись, и он не оказался бы в двусмысленном положении. Он верой и правдой служил Веронике и вовсе не желал вести какие-то тайные переговоры за ее спиной. Последствия могли быть неприятными. Но старшая дочь Дворецкой обладала мощной, парализующей энергетикой вампира, и выставить ее за двери он бы не решился.
Вешая плащ Элеоноры в шкаф, Николай Иванович лихорадочно соображал, под каким благовидным предлогом спровадить нежданную посетительницу. Может, сказать, что у него важная встреча? Бесполезно. На Дворецких этот довод не действует. Мать и дочь считали себя особо важными персонами и искренне полагали, что выше их может быть разве что президент или папа римский. Может, сослаться на больное сердце? Пожалуй, прокатит, если его тут же, не сходя с места, хватит инфаркт. Дворецкая еще не сказала ему причины своего появления, а Родионов уже чувствовал исходящую от нее опасность.
– Мне много не надо, – хищно улыбалась она. – Скажи только, что мать указала в своем завещании?
– В завещании? – тупо повторил он.
– Ну, да. В завещании. Ты что, глухой?
Он облизнул губы.
– Боюсь, что я не могу этого сказать. Это тайна.
– О какой еще тайне ты толкуешь, милый? – проворковала она. – Ты не забыл еще, что я являюсь дочерью Вероники?
– Никак нет, – пробормотал он. – Но последняя воля завещателя становится известна родственникам только после его… ее…
– Смерти, – подсказала Элеонора.
– Ну, да, смерти.
– Скажи, а какой прок мне от моих знаний тогда, когда я уже не смогу ничего предпринять?
– Не знаю. Но закон говорит…
– Ой, да чихала я на твой закон. Я сейчас хочу знать, что мне полагается.
– Но я могу лишиться работы! – воскликнул Родионов.
– Не болтай ерунды!
– Если Вероника узнает…
– А кто будет говорить Веронике? Лично я не собираюсь.
Дворецкая поднялась и сделала шаг в направлении Родионова. Он отступил к окну. Ее кошачьи глаза сощурились, словно при виде добычи. Нотариус почувствовал себя неуютно. В довершение всего, исходящий от нее запах духов дурманил ему голову. В нем чувствовалось что-то животное, дикое и необузданное. Так, должно быть, пахнет хищник, крадущийся к жертве.
– Но, Элли, я правда ничего не могу сказать, – пролепетал он.
– Правда? – Она расстегнула верхнюю пуговку на блузке.
Он как завороженный уставился в вырез, где отчетливо виднелась ложбинка между грудями.
Она улыбнулась и расстегнула еще одну пуговку.
Николай Иванович сглотнул. Дворецкая наступала, оттесняя его к дивану. На расстоянии метра Родионов чувствовал жар ее большого красивого тела. Он зажмурил глаза, словно собираясь броситься в омут. Элеонора не позволила ему упасть. Диван оказался как нельзя кстати…
– Значит, говоришь, все в равных долях? – переспрашивала она, поглаживая чахлую растительность на его груди.
Он кивнул.
– А может так получиться, что все достанется мне?
– Только если на то будет воля наследодателя.
– Значит, Дворецкая может еще переписать завещание?
– Конечно. И не раз. Например, если кто-то из детей утратит ее доверие, она может наказать его, уменьшив его долю, а то и вовсе отказав ему в наследстве.
– Ну это мне известно, – проговорила она, переворачиваясь на живот. Ее большая грудь уютно разместилась на подушке.
Она слушала разомлевшего нотариуса. Он говорил еще о каких-то нюансах, а она думала о чем-то своем, изредка выхватывая из его повествования отдельные фразы.
– …убийца не может наследовать, – закончил он.
– Какой убийца? – встрепенулась Дворецкая.
– В случае, если наследодатель погибнет по вине наследника, – невинно повторил Родионов. – Так что закон не рекомендует ускорять естественный процесс. Завещания нужно дожидаться…
«Сложа руки? – спросила себя Дворецкая. – Ну это мы еще посмотрим. А что касается ускорения процесса… М-м-м…»
– Ты обещаешь предупредить меня, если моя мать захочет что-нибудь поменять в своем завещании? – спросила она почти нежно, но ее длинные ногти едва не впились в грудь бедняги.
