Мария Жукова-Гладкова - А я верну тебе свободу
И другие дела веду. Мне просто нужна от тебя кое-какая информация.
— Чтобы я потом совсем работать не смогла? — огрызнулась Варя. — Да если узнают, что я с вами разговаривала…
Она внезапно разрыдалась. Из невнятных обрывочных предложений мы поняли: девушка больше всего переживает из-за того, что месяц не сможет работать. Ничто другое ее не волнует.
Ей нужны деньги. Если бы за то, что избили, заплатили — то ладно, но ведь за простой никто денег не даст, наоборот, могут нанять на ее место другую. И что тогда делать Варе? Что будет с сестрами?
Наконец Варя немного успокоилась, приняла сидячее положение и заявила, что ничего не будет нам рассказывать. Мы можем вызывать ее куда угодно, она будет молчать. Тогда ее, возможно, опять возьмут на старое место. А если она что-то растреплет, то уж точно по головке не погладят.
— Ты знаешь, что Павел Степанович мертв? — спросила я в лоб.
Варины глаза округлились, и она внезапно закрыла рот ладонью, прошептала «Не может быть!», глаза снова стали наполняться влагой…
— Варя, мы не просто так приехали в Выборг, — мягко сказал Андрей.
— Неужели ты не понимаешь, что тебе тоже угрожает опасность? А мы постараемся тебе помочь. Я могу даже предложить тебе временно пожить у меня в Питере, — сказала я спонтанно.
Варя захлопала ресницами.
— Ты должна понять, что мы — друзья, — подхватил мою песню Андрей. Мы ищем преступников. Мы знаем, что ты ни в чем не виновата. Наоборот, ты жертва. И мы просим твоей помощи, чтобы не пострадали другие невинные люди. Вот, взгляни на эти фотографии. Ты знаешь, кто это?
И Андрей продемонстрировал Варе посмертные снимки Толика в двух лицах. Варя повертела их в руках, замочила слезами, потом покачала головой. Она никогда не видела ни Толика, ни «Юрия Ранналу». Андрей же сообщил, что этот человек находился в гостинице в ту ночь, когда Варя впервые увидела меня.
И теперь он мертв. И Павел Степанович мертв.
Они, как и Варя, могли что-то видеть и что-то слышать. Или убийца мог так думать.
— И Ленка пропала, — добавила Варя.
Андрей тут же попросил ее рассказать про Ленку. Я молчала как рыба.
Это оказалась Варина коллега, с которой они обычно на пару трудились в бане и гостинице.
А после той злосчастной ночи ее никто не видел.
Андрей уточнил, вместе ли они покидали гостиницу, обслужив клиентов. Оказалось, что нет.
В ту ночь Павел Степанович с приятелем пригласили четверых: две девушки, коллеги Вари и Лены, были призваны для охранников.
— Сколько обычно дежурит охранников?
— Когда один, когда два. Но вы не поняли: их взяли не гостиничные. Они же знают, что мы только для клиентов. И они нас за людей не считают, хотя клиенты тут хорошие. Я и говорю, что мне повезло с работой. Вначале нас четверых покормили: так обычно все клиенты делают, а потом Павел Степанович и второй дядька отослали девчонок своим телохранителям.
— Что?! — Мы с Андреем переглянулись.
Значит, в гостинице были еще люди. Те, которых господа за людей не считают. Колобов не воспринимает их всерьез? Не допускает, что это они могли спереть деньги? Ну дела… Я на мгновение прикрыла глаза. Что там говорила Люба Сергею, когда мы только вошли в гостиницу? Он ведь спросил, много ли заехало постояльцев — или что-то в этом роде А Люба ответила…
«Один „люкс“, три стандартных». «Люкс» был у Колобова, три стандартных — у Редьки и двух охранников. Плюс прибалт. И мы с Серегой.
По словам Вари, девчонки ночевали в комнатах охранников. Дядька, парившийся в бане с Павлом Степановичем, Лену отпустил первым и пошел спать, а Варя подзадержалась в бане с Павлом Степановичем. В номер он ее в ту ночь не брал, хотя в другие разы обычно оставлял до утра.
— Он — добрый, — всхлипнула Варя. — Неужели он… Неужели его…
Она посмотрела на нас заплаканными глазами.
— К сожалению, — сказал Андрей.
Павел Степанович, по словам Вари, всегда щедро расплачивался с ней и всегда просил именно ее. Он обожал, когда она показывала ему гимнастические номера и изгибалась змеей.
На пару с еще одной девочкой (которую потом взял телохранитель) они придумали совместный номер. В ту ночь демонстрировали его в бане.
И Павлу Степановичу, и второму дядьке понравилось. Но Варе дядька не понравился.
— Ты его видела впервые?
— Да. Но Лена его знала. И еще одна из наших.
Когда Павел Степанович отпустил Варю, она пошла домой. От гостиницы до ее дома минут двадцать пять пешком. Она никого не встретила по пути: было часа два ночи. А на следующий день, когда ее вызвали в гостиницу, началось такое…
Девчонок, Нину с Таней, оказывается, еще не отпускали. Они все так и находились в гостинице — в своей «рабочей» одежде, но уже без косметики. Варю долго допрашивали.
— Кто? — спросил Андрей.
— Любовь Александровна и Михаил Николаевич.
— Это кто такой?
— Директор гостиницы и Любкин любовник. Он у нее под каблуком ходит.
Мы с Андреем переглянулись. Этого деятеля нам уже доводилось видеть.
Девчонки потом рассказали Варе, что с утра в гостинице начался дикий переполох. Утро — это, конечно, понятие растяжимое. Вопли начались часов в одиннадцать, когда проснулся приятель Павла Степановича и обнаружил пропажу. Варю вызвали в два часа дня, велев матери срочно ее будить и отправлять «на работу».
Это был первый ранний вызов на памяти Вари.
— Ты знаешь точно, что пропало? — спросил Андрей.
— Да груз вроде какой-то, — ответила Варя. — Кто мне скажет-то?
Она опять разрыдалась. По ее словам, вернее, судя по тому, что ей рассказали подружки, Павел Степанович с приятелем, телохранителями, Любовью Александровной и Михаилом Николаевичем полдня занимались поисками пропажи. Но ничего не нашли. С пристрастием допросили девчонок, днем — Варю. Врезали пару раз, но потом вспомнили, что девчонкам еще работать надо. Зачем портить свой товар? Их отпустили.
А позавчера нагрянули братки. Вот тогда ими занялись всерьез… Тем более никто не знал, куда подевалась Лена. С особым пристрастием допрашивали Варю — она была ближайшей Лениной подругой. Но девушка ничего не знала.
Ленины родственники тоже ничего не знали: она как ушла в ту злосчастную ночь на работу, так и не возвращалась. Из Вари выпытывали адреса, где Лена может скрываться, всех ее знакомых, с которыми она могла разработать коварный план или кто ее мог надоумить свистнуть добро. Но что могла сказать Варя? Она только перечислила постоянных Ленкиных клиентов, которых помнила. А братва лютовала.
— Но Лена не воровка! — сообщила Варя. — Я ее много лет знаю! Мы в параллельных классах в школе учились. И ведь она наверх не поднималась. Дядька ее домой из бани отпустил. Я сама слышала!
Андрей спросил, вышли ли они из бани вместе, в смысле Колобов и Лена. Или Колобов вначале отпустил Лену, а потом ушел сам? Или, может, Лена ушла после того, как Колобов отправился наверх?
Варя задумалась. Думала долго, потом выдала: они уходили вместе, и дядька сказал что-то типа: «Одевайся, домой пойдешь. Ты мне наверху не нужна». Лена оделась, и они ушли. Вместе.
Как разошлись в фойе. Варя, конечно, не знала.
— Это надо у Любаши спрашивать, — заметила я, — Скажет она вам, пожалуй, что-нибудь, — скривилась Варя. Мнение девушки об администраторше, похоже, совпадало с моим.
А Любаша оказалась легка на помине. Не зря в народе говорят: помянешь черта… Администраторша, конечно, больше тянула на ведьму, но тем не менее.
Внезапно мы услышали в квартире возбужденные голоса, затем дверь в Варину комнату распахнулась. На пороге, сверкая глазами, появилась Любаша собственной персоной в сопровождении могучего охранника.
— Мы к вам попозже сами заскочим, — сказал Андрей нейтральным тоном. У нас к вам накопились вопросы, так что будьте в гостинице или оставьте домашний адрес. А пока, пожалуйста, покиньте чужую квартиру. Вы нарушаете право граждан на неприкосновенность жилища.
Глава 19
У Вари началась истерика. Люба заорала, ни на кого не обращая внимания, сопровождавший ее телохранитель угрюмо молчал. За спинами непрошеных гостей маячили Варина мама и средняя сестра, из комнаты младшей внезапно замяукал Илья Лагутенко. Боже, еще одна поклонница, теперь «Мумий Тролля»! И что тут бывает, когда каждая из девочек включает своего любимца?! Правда, голос Лагутенко заставил замолчать Любашу. Как я заметила, средняя сестра отступила назад — и почти сразу же из большой комнаты донесся речитатив Децла, жалующегося, что родители его не понимают. Оглядевшись, я не заметила магнитофона в Вариной комнате. Но тут до ушей собравшихся, заглушая Децла и Лагутенко, попытался докричаться Киркоров…
Именно он и привел в чувство временно опешившую Любашу.
— Да у вас тут сумасшедший дом! — рявкнула она.
