Татьяна Коган - Бог в человеческом обличье
Она чувствовала, что может доверять Вике, но все-таки начала осторожно и издалека:
– Скажи, а если бы кто-то сказал, что знает, как вернуть тебе способность писать? Сто процентов гарантии. Но для этого нужно, допустим, нарушить закон. Или пойти против совести. Или поступить дурно. Ты бы согласилась?
– Сто процентов гарантии, что я снова стану писать? – Вика горько усмехнулась, болтая в бокале вино. – Может, я недостаточно внятно объяснила тебе свое положение. Иначе ты бы заранее знала мой ответ. Я готова на очень многое. Я бы проглотила любую таблетку, если бы она вернула мне вдохновение. Единственное, на что не согласилась бы – это убийство. Убийство, пожалуй, перебор.
Они синхронно улыбнулись.
– А если бы тебя попросили впоследствии написать о произошедшем роман? Ты бы согласилась? – допытывалась Марина.
– Господи, да где, где этот чудесный, добрый человек? Передай ему, что я говорю «да»!
Позже Вика спросит, зачем Марине понадобилось это условие. Если бы Вику попросили не трепаться направо-налево – это она поняла бы. Но написать роман? А между тем причина была проста. Марина ни за что на свете не смогла бы признаться в содеянном, глядя Илье в глаза. А вот вручить ему книгу, где с профессиональной скрупулезностью описаны все ее чувства – другое дело. Можно прервать разговор, сбежать от собеседника, так и не выслушав всей правды. Но нельзя отложить книгу, в которой кроется разгадка.
Марина сильно рисковала, втягивая малознакомую девчонку в авантюру с похищением. Но с другой стороны, люди Давида убедили бы Вику вести себя смирно, возникни такая необходимость. В делах бизнеса Давид применял не самые законные методы, но ни разу не привлекал к себе внимания правоохранительных органов. Он умел правильно организовать процесс. В крайнем случае его ребята припугнут девчонку, заставив ее молчать. Марина надеялась, что этого не понадобится. Вика производила впечатление человека, понимающего свои желания и отвечающего за свои слова. И впоследствии неоднократно это доказала.
Еще только планируя похищение Ильи, Марина знала, что это будет самый неприятный период в жизни их обоих. Она чувствовала себя психопатом, чертовым маньяком, выдумывающим издевательства для жертвы, но при этом осознавала всю чудовищную логичность своего плана. Эта встряска необходима Илье. В своей апатии он заплыл слишком далеко. На берег его вернет только шторм. Мысль о том, что с таким же успехом шторм способен его потопить, Марина предпочитала игнорировать.
Сидя в комнате с мониторами, наблюдая за отчаянием мужа, она часто задавалась вопросом: потом, когда все закончится, сможет ли она смотреть ему в глаза? Простит ли себя однажды? Она старалась отрешиться от происходящего, воспринимать страдания Ильи безэмоционально, рассудочно. Порой у нее получалось, и тогда Вика наполовину удивленно, наполовину восхищенно шептала:
– Как тебе это удается? Для меня он чужой человек, я знаю, что никто его не убьет и не покалечит, а все равно как-то не по себе. А ты спокойная, как танк.
Марине хотелось ответить, что механик-водитель внутри ее танка практически мертв от чрезмерной нагрузки и едет, не разбирая дороги, ломая гусеницами собственный рассудок. Но она лишь улыбалась, пряча руки в карманах спортивной кофты – чтобы никто не увидел, как мелко дрожат ее пальцы. Было страшно. Как же ей было страшно! Но она никогда не останавливалась на середине пути.
Нужно было во что бы то ни стало дожать Илью, заставить его сочинять. А для этого необходимо на время забыть о сострадании. Укол курареподобного вещества, вызывающего временный паралич, возымел свой эффект. Марина стояла позади коляски и не видела глаза мужа. Но она отлично понимала, какой ужас захлестывал его изнутри. Учитывая, что после этого последовало – а именно убийство девушки, – Илья должен был максимально приблизиться к нужному состоянию. Марина надеялась, что этого стресса окажется достаточно. Но увы. Илья по-прежнему молчал, балансируя на грани; требовалось последнее усилие, чтобы вышибить опору из-под его ног.
Музыканты всегда трясутся за свои руки. Если сыграть на этом страхе и добавить угрозу жизни близкого человека, то могло что-нибудь получиться.
О том, что Марина едва не бухнулась в обморок прямо там же, в подвале, когда вбила гвоздь в ладонь любимого мужчины, лучше не вспоминать. Помощник предлагал сделать это сам, но кто бы доверил мяснику столь ювелирную работу? Она врач, в конце концов, и отлично разбирается в анатомии.
Марина осознавала, что сделала все возможное. Если это не сработает, то она поднимет белый флаг и сдастся на милость пленника.
Когда стены дома сотрясло громкое гитарное соло, у Марины перехватило дыхание. Музыка звучала все отчетливее, оформляясь в удивительную по мощности композицию.
– Ты опять не здесь, – укоризненно пробормотала Вика.
Марина подняла на нее задумчивый взгляд:
– Знаешь, я просто до сих пор не могу поверить, что провернула все это. Начиная от мелочей, таких как поиски обычного полотняного мешка, и заканчивая таким большим делом, как запись в студии.
– А что с мешком? – не поняла Вика.
– Ничего особенного, учитывая, что я объездила все хозяйственные магазины и строительные рынки, но так и не нашла подходящего мешка. В итоге купила черное постельное белье и использовала вместо мешка наволочку.
– Милая деталь. Вставлю ее в роман для достоверности.
– Да уж, – вздохнула Марина. – В кино все складно и легко. Мешки находятся сами собой. Заложник сидит взаперти неделями и остается гладко выбритым. Ни душа, ни туалета – а в камере не нагажено, а зубы чистые.
– Да, в кино хорошо, – согласилась Вика, мысленно рисуя сцены из фильма, который снимут однажды по ее книге.
Повисла пауза. Марина первой нарушила молчание:
– А знаешь, что во всем этом было самым сложным лично для меня?
Вика отрицательно покачала головой, все еще проводя воображаемый кастинг на роль главных героев в ее будущем фильме.
– Две вещи. Первая – в самом конце внушить Илье, что похитители убьют его, как только закончится запись. Ты помнишь, я специально попросила парней снять маски. Потом этот договор дебильный… А вторая самая сложная вещь происходит сейчас. Я ему лгу. С того самого дня, как он вернулся домой.
– Ложь неприятнее всего, когда она глагол. В остальных случаях с ложью можно смириться.
Пару секунд Марина напряженно осмысливала Викину фразу и наконец весело усмехнулась:
– Ты как скажешь. Сразу весь серьезный настрой коту под хвост.
– Ты и без того была серьезной слишком долго. Выходи из образа.
– Тебе все хиханьки да хаханьки, а я реально ночами заснуть не могу, – не очень убедительно соврала Марина.
– Это нормально. Зло никогда не дремлет.
– Дрянь!
– Преступница!
– Нальешь еще чаю?
Около полуночи Марина засобиралась домой. Они договорились встретиться на следующей неделе и попрощались, довольные друг другом. Когда Марина садилась в машину, на ее губах блуждала улыбка. У нее появилась настоящая подруга.
Вика расстелила постель, поставила мобильный на зарядку и заметила новое сообщение. Отправителем значился «Алексей Канада».
Алексей Канада? Тот белозубый парень с ямочками на щеках? Вика не отличалась выдающейся памятью и частенько забывала какие-нибудь детали из прошлого. Но насчет того, что не давала свой номер Алексею и не сохраняла его контакты в своем телефоне, она была уверена.
В коротеньком видеофайле три енота обследовали мусорный бак возле дома. Один енот большой, вальяжный, два маленьких, суетливых. Мамаша с малышами. Вика невольно захихикала, просматривая ролик, и тотчас набрала ответ:
«Объяснитесь, сударь!»
Через минуту Алексей перезвонил.
– Ты подозревала, что в Канаде нет енотов, – без предисловий начал он. – Я прислал тебе опровержение. Заснял вчера возле дома.
– Очень мило с твоей стороны. Но меня больше интересовало другое: как твой номер очутился у меня в мобильном?
– А, это…
– Ага, именно это.
– Я подозревал, что ты одна из тех загадочных женщин, которые исчезают так же неожиданно, как и появляются. А мне очень не хотелось терять тебя. Поэтому, когда мы сидели в кафе и ты ушла в дамскую комнату, оставив телефон на столе, я воспользовался возможностью.
– Какое немыслимое коварство! – Вика выключила свет и улеглась на кровать, прижимая к уху трубку. – Отчего же ты так долго не проявлялся?
– По глупости полагал, что ты увидишь контакт и сразу же мне сама напишешь, – судя по голосу, Алексей улыбался.
