Людмила Зарецкая - Визитка злой волшебницы
– Нет-нет, ребята. Я там ничего не нашла. Но когда я вылезала из машины, я сумку уронила, и из нее все высыпалось. Я собрала все с пола и прихватила флешку. У меня точно такая же, поэтому я была уверена, что она моя. И только вчера вечером обнаружила, что это не так.
– Слушай, Перцева, ты что, нездоровая на голову? – задумчиво спросил Мехов. – Что мне с тобой делать-то теперь? Ты понимаешь, что влипла в огромные неприятности?
– Понимаю, – пискнула Инна. – Я потому к вам и пришла. Вы ж такие умные, может, что-нибудь придумаете…
– Я могу придумать только одно: закатать тебя в цемент и утопить, чтоб больше никогда не видеть, – с отвращением сказал Сашка. – Ей-богу, жалко, что этот чокнутый с ножиком тебя не прикончил, паразитку!
– А кстати… – Инна решила перевести разговор в более безопасное русло. – Почему меня заказал какой-то Архип, если Карманова убили из-за Манойловых?
– Да потому что Архип этот – родной брат Таисии Архиповны Манойловой, который и решил прикрыть сестренкины аферы. Подстраховал, понимаешь.
– Вань, Саш, Таисия Архиповна тут ни при чем! Это все Николай! – решительно заговорила Инна. – Это он придумал и банки обмануть, и липовые страховки оформить, и имущество сжечь, и с Архипом скорее всего он договорился. Раз уж так получается, что тот его родной дядя.
– На флешке что, доказательства есть?
– Нет, – Инна понуро опустила голову. – Там документы разные. И на всех действительно подпись только Манойловой, Николенькиной нету. Но это и так понятно.
– Интуицию к делу не пришьешь, – вздохнул Мехов. – Только факты. А они таковы, что Таисия Архиповна на следствии показывает, что всю мошенническую схему придумала и воплотила сама, а сыночек ее ненаглядный знать ничего не знал и ведать не ведал. А Иван Архипович на первом допросе уже показал, что решение убрать Карманова, да и тебя тоже, принимал единолично. В известность своих родственников не ставя. Сказал, что был уверен в том, что у тебя есть какие-то документы. И, как мы видим, оказался прав. Похоже, видел тебя кто-то, когда ты в гороховской машине шарила.
– Там еще «десятка» стояла. Серая такая, грязная, – вспомнила Инна. – Я думала, тоже журналисты. Я поздно увидела, что в ней кто-то есть. Так бы в жизни не полезла.
– В жизни не полезла! – передразнил ее Бунин. – Вот что теперь с тобой делать? Лучше всего посмотреть эту флешку да и выбросить подобру-поздорову. Мы портфель кармановский у убийцы нашли. Так что если документы те же самые, то не будем мы тебя никому сдавать, хоть и зараза ты, Инесса, редкостная. Расскажешь, как машину открыла, и вали на все четыре стороны, уголовница.
– Нет, ребята, – тихо сказала Инна, – сдать меня вам все-таки придется. Там, кроме документов, еще одна папка имеется.
– И что? – Бунин, почуяв неладное, всем телом подался к Инне. Мехов тоже насторожился.
– И то. В этой папке предсмертная записка Горохова.
Иван с грохотом упал со стола. А Александр быстро схватил флешку и вставил ее в компьютер.
Стать предателем очень просто. Настолько просто, что тот рубеж, за которым ты – уже предатель, практически незаметен. Раз – и ты стоишь за той невидимой чертой, вернуться из-за которой уже невозможно.
Говорят, что дьявол скрывается в мелочах. Это правда. Мой персональный дьявол тоже начинал с сущей мелочи. С поездки на охоту, где тебе якобы случайно достается самый лучший трофей. С привезенной домой корзины с грузинскими винами (прямо из Грузии, друг подарил, с кавказской щедростью, вот, раздаю, самому-то век не выпить). С денег на покупку маленькой и, честно признаться, кособокой дачки (да не деньги это, в долг возьми, вернешь, когда сможешь).
Потом была шуба жене (с распродажи, очень дешево, а она давно такую хотела), сбытый с рук (практически даром) почти новый «Фольксваген», а дальше, когда прошел первый стыд, и деньги в конвертах. Немного. Чтобы испугать, не хватало, а чтобы приручить – вполне.
Ребята, я приручился очень быстро. И не хотел, а приручился. Днем получать и тратить деньги было приятно. Страх и отвращение к собственной мерзости приходили по ночам. Но я утешал себя тем, что ни разу не подтасовал ни одного факта, не развалил ни одного дела, не отмазал ни одного подонка. Я просто сливал информацию. Делился всем, что знал. И долгое время, почти два года, уговаривал себя, что это не страшно, не смертельно, что это не может никому повредить, что все так живут.
А потом случилось то, что случилось. С Лешкой Кармановым мы знакомы со школы. Я учился в восьмом классе, он – двумя годами старше, в десятом. Потом, во взрослой жизни, мы не дружили домами, но, встречаясь, останавливались, чтобы перекинуться парой слов.
Он пришел ко мне поделиться своими подозрениями. Пришел впервые за все эти годы. У него на руках были документы, неопровержимо доказывающие, что один из его клиентов затеял мошенничество со страховками. Фирма уже потеряла три миллиона рублей, и Лешка не спал ночей, потому что был уверен, что эта выплата не последняя.
Если бы речь шла о ком-нибудь другом, а не о Манойловых, я бы взял у него документы и пообещал разобраться. А тут… Если честно, я ему не поверил. У Манойловых был абсолютно честный, легальный бизнес. Их в городе уважали, об их богатстве складывали легенды. Мне казалось, что они ни за что не будут пачкаться из-за такой ерунды, как какая-то страховка.
Электронные копии документов я у Лешки все-таки взял. Но перед тем как что-то предпринять или не предпринять, решил посоветоваться. И позвонил своему персональному дьяволу. Человеку, приучившему меня за деньги приносить в клювике информацию. Ребята, я позвонил Муромцеву.
Через несколько дней я снова звонил ему. После Лешкиной смерти. Он сказал, чтобы я не распускал сопли и взял себя в руки. Поклялся, что не имеет никакого отношения к убийству Лешки. Что это простое совпадение. И посоветовал мне смотреть на жизнь проще.
Ребята! Наверное, я уже не имею никакого права называть вас ни друзьями, ни коллегами. Я старался. Честно старался быть проще. Мне очень стыдно перед моей женой, что у меня не получилось. Что ее муж – такой слабак. Во всем.
Нина! Прости меня за все то горе, которое я тебе причиню. Даже ради тебя, даже ради сына я не смогу с этим жить. Когда-то я пошел в юридический, потому что искренне верил в светлые идеалы. В чистые руки, горячее сердце и что-то там еще. С годами я утратил не только наивность, но и то, что у людей принято называть порядочностью. Бог мне судья.
Мои любимые! Простите и прощайте.
Юрий Горохов.
В кабинете следователя Мехова стояло тяжелое, нехорошее молчание. Бунин курил в открытую форточку. Инне было холодно, но она не решалась попросить, чтобы он ее закрыл.
Иван докурил сигарету до фильтра, обжег себе пальцы, выматерился и щелчком отправил окурок за окно.
– Что решим? – спросил он у Мехова.
– А что тут решать? – теперь уже Мехов вытянул из пачки сигарету. – Не было этой флешки. Приснилась она гражданке Перцевой. Простите, Полянской.
– Как? – ошарашенная Инна во все глаза смотрела на них обоих.
– А так, – обозлился Мехов. – Ты что, хочешь, чтобы я начальству объяснил, как ты это нашла? Или чтобы я Нине Гороховой объяснил, что ее обожаемый муж был обычной продажной сволочью? С его смерти три месяца почти прошло, а она до сих пор ночами не спит. Что изменит ее новое знание?
– Ребята, но ведь Муромцев, выходит, имеет отношение к убийству Карманова, – осторожно сказала Инна. – Да и Манойлов…
– Инна, спустись на землю, – Мехов вдруг как-то разом устал, – мы никогда не докажем, что Муромцев рассказал о звонке Горохова Манойлову или самому Архипу. Напомню, что у него, на минуточку, депутатская неприкосновенность. Он сначала от души посмеется над нами, а потом с лестницы спустит. А даже если и докажем, это ничего не изменит.
– Почему?! – отчаянно выкрикнула Инна.
– Да потому, что мы знаем, что Карманов приходил к Манойлову. И Архип именно от племянника узнал, что ему угрожают разоблачением. Узнал и решил от Карманова избавиться. То есть его судьба была предрешена и без Горохова с Муромцевым. Так что не принципиально это. Не стоит того, чтобы Юрку посмертно разоблачать и тебя, идиотку, подставлять по полной. Так что забудь. Не было этого ничего. Ни в какую машину ты не влезала. Флешку не подбирала и нам не приносила. И никакого посмертного письма не было. Поняла?
– Поняла, – тихо ответила Инна.
– И я тебе абсолютно официально заявляю, что если ты кому-нибудь свой поганый длинный журналистский язык вытянешь, то у тебя будут очень серьезные неприятности.
– За честь мундира бьешься?
– А если и так? В наш мундир только ленивый не плюнул и грязью не кинул. Да, зачастую мы сами в этом виноваты. Но если я смогу лишней грязи не допустить, то я это сделаю, черт тебя побери!
