Фридрих Незнанский - Клуб неверных мужчин
Турецкий вошел в просторную студию, встал посреди помещения. Совсем недавно его терзали в этой комнате странные чувства. Неужели что-то начинает проясняться?
Он стал внимательно обследовать квартиру, начиная с кухни. Обследовал столы, ящики, зимний холодильник, перешел в ванную комнату, затем в зал, с удовлетворением приходя к выводу, что совсем недавно, вероятно, вчера, здесь кто-то был и занимался тем же, чем он занимается сегодня. Он осматривал все, куда падал глаз, двигаясь по часовой стрелке. Тумбочки, стеллажи, антресоли, встроенный в стену шкаф…
В последнем и была сделана интересная находка. Кто-то из-под кипы старых газет вытащил обувную коробку, где лежали документы, инструкций по пользованию бытовыми приборами, договоры, диплом вуза, школьный аттестат, документы на квартиру, фотографии. Сверху лежала копия фотоснимка, отобранного Борисом в качестве улики — слившиеся в страстном поцелуе Кошкин и Венечка… На обороте размашисто: «Помни Венедикта!»
Он закрыл глаза, представил, что здесь произошло. Человек перебирал вещи, наткнулся на снимок, переполнился чувствами, бросил его сверху в коробку, сунул коробку под газеты…
И, возможно, сразу после этого покинул квартиру.
Турецкий развалился на кушетке, закрыл глаза. Действительно, причудливые проявления любви…
В шесть вечера он позвонил Борису, выслушал отчет о проделанной милицией работе. Она не противоречила его выводам. Милиция просто подняла то, что лежало под ногами. Меньше всего ему хотелось делать то, что он обязан был сделать в самом ближайшем будущем…
— Господи, она так плохо себя чувствует, — симпатичная пожилая женщина умоляюще смотрела на него. — Зачем вам моя дочь?
— Что с ней? — спросил Турецкий.
— Мы не знаем, — она ничего нам не рассказывает, таит в себе, ходит мрачнее тучи, а сегодня даже ужинать с нами отказалась, сказала, что ей плохо, заперлась у себя в комнате…
— Что случилось, Наденька? — из кухни вышел пожилой мужчина в очках и с газеткой, растерянно уставился на пришельца, словно сразу почувствовал, что этот человек сделает их жизнь до гробовой доски невыносимой.
— Женечку хотят увидеть, — объяснила женщина.
— Кто вы, молодой человек?
— Моя фамилия Турецкий, — сыщик вынул документ. — Ваша дочь была у меня в агентстве, просила выполнить одну работу. Я должен с ней поговорить. Вы не волнуйтесь, это не займет много времени.
Они переглянулись и тут же стали волноваться. А ему стало стыдно, что вынужден врать.
— Сейчас не самое подходящее время… — неуверенно начал мужчина и замолчал, перехватил взгляд супруги, стушевался. — Как-то трудно это объяснить, молодой человек, но мне не хочется, чтобы сегодня нашу дочь отвлекали. М-м, есть одна причина…
— Понимаю, что вы имеете в виду, — сочувственно улыбнулся Турецкий. — Но смею вас уверить, уважаемые…
— Нет, вы не способны нас понять. Это наша дочь… — задрожала женщина. Ей тоже не чужда была проницательность. — Мы не можем позволить, чтобы незнакомые люди…
— Да бог с вами, — улыбнулся Турецкий. — Всеми днями вы на работе, ваша дочь отдана сама себе, она встречается с незнакомыми людьми, ездит по городу, хотя должна находиться в совершенно другом месте. Для безопасности себя и окружающих.
— Но это все в прошлом… — мужчина осекся, побледнел.
— Вы так считаете? При всем уважении, любезные Геннадий Васильевич и Надежда Федоровна…
— Кто там, мама? — скрипнула дверь в глубине коридора, вышла женщина в трико и широкой домашней рубахе, прислонилась плечом к косяку.
— Евгения Геннадьевна, это Турецкий, — быстро сказал сыщик, опережая события. — У меня для вас новости.
— Господи, проходите, что вы там стоите на пороге? Мама, папа, почему вы не даете ему войти? Проходите, Александр Борисович, только туфли не забудьте снять, а то мама не переживет…
Она сидела на краешке кровати, сомкнув коленки, стиснув ладошки, смотрела на него жадно, глубоко, проникновенно. Он чувствовал, что организм начинает тормозить, что сейчас он начнет говорить совсем не то, что требует ситуация, уйдет в сторону, заробеет. В самом деле, он же не медик…
— Вы садитесь, Александр Борисович, — пробормотала Евгения, — что вы как памятник?
— Спасибо, Евгения Геннадьевна, я ненадолго. Позвольте сообщить вам, что работа, которую вы мне заказывали и обещали проплатить, выполнена. Убийца вашего жениха Романа Кошкина найден.
Женщина задрожала. Сначала задрожали губы, затем подбородок, затем мелкой дрожью затрепетали коленки. Она пыталась справиться с охватившим ее волнением, теснее сомкнула колени, опустила голову.
— Спасибо вам, Александр Борисович, — прошептала она, — кто эта сволочь, я могу на него посмотреть?
— Это женщина. Она получила ранение при задержании и уже скончалась.
— Жалко… А это точно она?
— Думаю, да. Обстоятельства содеянного еще будут выясняться, поэтому говорить об этом пока рано. Вы согласны потерпеть?
— Я потерплю… — она опустила голову. С ней явно происходило что-то ужасное, она боролась с этим, но змей, опутавший организм и душу, был во много крат сильнее. Она вздрагивала, сжимала зубы, как-то конвульсивно поводила плечами.
— Вы в порядке, Евгения Геннадьевна?
— Да, со мной все хорошо… — менялся даже голос, стал грубее, а слова она произносила с невыносимыми паузами. С усилием подняла голову. — Я ведь вам что-то должна?
— Ну, в общем-то, да, — скромно признался Турецкий, — вы обещали за работу десять тысяч долларов.
— Да-да, сейчас, конечно… — она засуетилась, что выглядело глупо и нелепо, потянулась к сумочке, которая висела на спинке стула, стала выбрасывать трясущимися руками содержимое на диван, нашла кошелек, выудила из него все, что там было, перебрала. — Сейчас у меня только вот это… Я отдам вам завтра или послезавтра, хорошо? Только вы мне напомните…
Он смотрел на несколько мятых сторублевок, которые она тянула к нему. В ее глазах стояли слезы, борьба со змеем протекала с переменным успехом, но долго сопротивляться она уже не могла. Рано или поздно, Турецкий чувствовал, будет взрыв.
— О, что вы, Евгения Геннадьевна, не надо, все в порядке, — он сделал протестующий жест. — Можно вопрос? Это правда, что Роман Кошкин был вашим женихом?
— Что вы хотите сказать? — ее голос зазвенел, как натянутая до упора гитарная струна.
Он приложил палец к губам, и женщина осеклась. Он готов был поклясться, что несчастные родители стоят за дверью и пытаются подслушивать. Вряд ли им это удавалось, в старых сталинских домах такие прочные массивные двери…
До разоблачений ли сейчас? Евгения Геннадьевна Мещерякова никогда не была невестой Романа Кошкина. Все, что казалось ему странным в этой женщине, нашло свое поразительное объяснение. Подвела хваленая интуиция, и спасовало воображение. Он просто не мог представить себе такого. Он тщательно обследовал квартиру художника и не нашел никаких подтверждений, что, кроме Кошкина, здесь жил кто-то еще! Не было в квартире женского присутствия! Даже того присутствия, что случается хотя бы раз или два в неделю! В первый визит его смутили две зубные щетки — одна стояла в баночке, другая лежала в футляре. Но сегодня он тщательно их обследовал: одна была до упора размочалена, другая совсем новая, недавно купленная, ей еще не пользовались. Никаких полотенец, дамского белья, «помеченных» женщиной мест в квартире. Но болезненная страсть к художнику Кошкину у Евгении Геннадьевны, что ни говори, имелась.
Турецкий совершил вояж по соседним квартирам, опрашивал жильцов в подъезде и на улице. Многие делились информацией, а одной говорливой пенсионерке он даже заплатил, немного, но та обрадовалась и наговорила массу вещей. Какими же слепыми были Турецкий и прочие правоохранительные органы! Никогда у Кошкина не было постоянной женщины, на которой он хотел бы жениться. Прилетали подчас мотыльки, но с другими физиономиями. Впрочем, Евгению тоже опознали. С этой женщиной у Кошкина год назад была короткая интрижка. Отсюда и телефон в блокноте. Несколько свиданий, и он поспешил с ней расстаться. Но у Евгении были другие планы. Она влюбилась в Кошкина всерьез и надолго. Да, возможно, она никогда не была у него в студии, но квартиру осаждала регулярно. Люди видели, что она сидела на лестнице, что звонила в дверь, и Кошкин посылал ее буквально матом, но, зная, как от нее избавиться. Временами в Евгении побеждал здравый смысл, она могла неделями не приходить, а потом начиналось снова. Однажды она чуть не выцарапала глаза какой-то девице легкого поведения, которую Кошкин притащил домой после бурной вечеринки. Несколько раз он пытался с ней поговорить, внятно объяснить, что она ему не нужна, но у Евгении Геннадьевны было совсем иное видение. С некоторых пор она просто создала себе миф, убедила себя и некоторых окружающих, что мечта ее становится реальностью. Она жила далеко за пределами разума. Безумная любовь, вбитая в голову, как осиновый кол, действительно страшная, всесокрушающая штука…
