Валерий Воскобойников - Опасайтесь бешеного пса
Савва был таким же, как обычно. Суховатым, немногословным, с непроницаемым лицом.
— Мне жена сказала, — ответил Дмитрий и стал ждать продолжения.
— Дело в том, что пропал ветеринар. Сергеев Олег Глебович, вы его знали. Я некоторое время назад поселился у него, так получилось, и помогал ему в работе. Он очень хорошо разбирается в костных болезнях. В инфекциях — хуже. Но я не об этом. Он очень хороший врач, я уверен. — Последняя фраза прозвучала, словно вердикт главного ветеринара Вселенной. — И вот его похитили.
— Почему вы так решили? — спросил Дмитрий. — Может быть, он куда-то уехал?
— Нет, он не мог уехать. Я не могу вам объяснить, откуда все это знаю… Я вам как-нибудь расскажу, но позже.
— Чего же вы от меня хотите? — спросил Дмитрий, которому после целого дня в прокуратуре и вечера, проведенного с Агнессой, меньше всего хотелось заниматься разгадыванием шарад.
— Чтобы вы мне помогли, — ответил ветеринар.
— Вы хотите, чтобы я нашел вашего Сергеева?
— Да.
— Боюсь, вы неважно представляете себе специфику работы прокуратуры… — беспомощно начал Дмитрий. — Мы…
Он хотел сказать «людей не ищем», но промолчал, хотя по сути это было бы правдой. И преступления не раскрываем, то есть и ищем, и раскрываем, но… Очень трудно объяснить постороннему это «но».
— Не нужно искать, — так же ровно продолжал Савва, — я знаю, где он.
— Вы хотите, чтобы мы помогли его освободить? — предположил Дмитрий
— Нет, — покачал головой человек в шляпе, — я бы сам это мог сделать. Освободить одного человека легко. И второго. И третьего. Но потом появится четвертый, которому я не смогу помочь. Я к вам обратился ради этого четвертого.
Ну неужели сложно выражаться яснее! Яснее, правда, получалось более плоско. «Плоше», по Маяковскому.
— Вы хотите, чтобы я помог разгромить всю лавочку? Так? — попытался внести ясность Дмитрий.
— Да. Именно.
— И сами вы этого сделать не можете? — это уже была ирония, но человек в шляпе ее не понял или проигнорировал.
— Сам я не смогу. Их слишком много.
Он замолчал, ожидая ответа. Господи, какой ответ может дать работник российской прокуратуры в городе на Неве? Он, подневольный и крепостной, несущий барщину бумагописания? Он же не распоряжается ни собой, ни своим временем. Он не может сам задать себе задание. Или может? Вообще-то, но большому счету…
— Где расположен…
— В Эстонии, недалеко от границы.
— Но уже у них? — уточнил Самарин.
— Конечно.
— Тогда вряд ли. Здесь еще можно дать команду, не оповещая начальство, но за границей… Вряд ли. Так что, — Дмитрий не знал; что сказать этому странному человеку, — если вы можете освободить хотя бы его одного, сделайте это.
— Когда в организм проникает инфекция, она проявляется в различных местах. Начинается насморк. Мы лечим насморк и избавляемся от него. Но инфекция идет глубже и захватывает другой орган, скажем, бронхи. Начинается бронхит. Мы лечим отдельный орган, а не боремся с инфекцией, и она проникает еще глубже.
«И без вас понятно», — подумал Дмитрий и спросил:
— А если с инфекцией мы бороться не можем, то лучше и насморк не лечить, так, что ли, по-вашему?
— Нет, не так. Но вы все-таки подумайте.
Он повернулся, и Дмитрию показалось, что он сейчас растворится в воздухе.
— Погодите, — остановил он ветеринара, — что именно находится у границы с Эстонией, вы не сказали
— Собачий питомник, — в голосе Саввы прозвучало удивление, словно о питомнике говорилось с самого начала.
Чак тявкнул, Дмитрий взглянул на него. А когда снова поднял голову, Саввы рядом уже не было
«Эстония. Приграничная зона», — подумал Дмитрий и сразу вспомнил Агнессу Только что битых два часа беседовали об Эстонии. Но уж сестра-то вместе со своей конференцией точно ничего не может знать ни о каких питомниках и пропавших ветеринарных врачах Вот ведь совпадение.
* * *Совпадения продолжались. Дмитрий успел лишь снять ботинки, как зазвонил телефон. Бросив удивленный взгляд на часы (кто это так поздно?), он взял трубку.
— Дмитрий Евгеньевич, — раздался незнакомый голос, — телефон мне дала ваша сестра, Агния Самарина. Вы, возможно, слышали обо мне. Моя фамилия Синельников.
— Борис Дмитриевич? Я, конечно, слышал о вас…
— Мы с сыном только что приехали из Усть-Нарвы, и я хотел бы поговорить с вами.
— Пожалуйста.
— Только не по телефону. Завтра к вам можно будет зайти? Я знаю, где вы работаете, — предупредил вопрос Синельников.
— Конечно. В десять у нас летучка, в одиннадцать приходите, — механически говорил Дмитрий, у которого вдруг вспотели ладони, как бывало когда-то на экзаменах.
— Хорошо, я буду.
Самарин долго сжимал в руках пищавшую трубку. Значит, в Эстонии, на границе с Россией. А вовсе не в Лодейном поле и не в Колтушах. Что ж, остроумно. И не далеко, и дороги хорошие, да не укусишь. В своей стране можно тишком досмотр устроить без санкции прокурора и подослать казачка. В другом государстве это куда сложнее. Молодцы… А Синельников, видимо, что-то разнюхал, вот что значит журналист, не то что некоторые. Дмитрию повезло, что этих мыслей не могла прочесть сестра. Хотя — с чего он взял, что Синельников звонил по этому поводу. Он ведь даже не упомянул собак. И все-таки Дмитрий был уверен, что известный журналист пожалует завтра в прокуратуру с сообщением о питомнике. Масть шла к масти. Головоломка начала складываться, разрозненные кусочки начали образовывать картину. Впрочем, совсем непривлекательную, скорее страшную.
— Что-то случилось? — спросила Штопка, вытирая Чаку лапы.
— Да нет, журналист один хочет зайти завтра. Синельников.
— Тот, о котором Агнесса сегодня рассказывала? Его сын потерялся вместе с Герой, а отважные эстонские полицейские его нашли. Уже забыл? Вроде бы для склероза рановато.
— Что ты говоришь, его сын потерялся? В Эстонии?
— О, Господи! — Штопка рассмеялась. — Ты как будто проснулся. Вместе же за столом сидели.
— Да-да, я все вспомнил, — кивнул Дмитрий. Он уже знал, о чем будет говорить Борис Синельников.
* * *— Понимаете, и маленькая собачка им тоже была нужна. Я теперь понял, для чего.
— Ну, конечно, когда взрывается машина, никто не станет обращать внимание на то, крутилась ли в это время у ног мелкая шавка. Пнут ногой, и дело с концом.
Дмитрий вспомнил показания Пронькиных. Во время убийства Савченко все так и происходило.
— Интересно, существуют ли какие-то особые методы дрессировки, чтобы собака бежала к определенной машине?
— Да уж не сложнее, чем научить ходить по цирковой арене на задних лапках. Собака — она друг человека.
— Это к делу совершенно не относится, — сказал Синельников, — но есть обоснованная теория, что не только человек создал собаку, а в каком-то смысле собака создала человека. Ведь это приручение произошло Бог знает когда. До этого человек рассматривал животное как объект охоты или никак, безразлично. То, что он смог приручить животное, поделиться с ним добычей, приласкать, погладить по голове дикого еще вчера зверя, своего злейшего врага, перевернуло всю его жизнь. Он стал способен на добро. Вот что с человеком сделала собака, понимаете?
— К делу не относится, говорите, — улыбнулся Дмитрий. — В данном случае, насколько я понимаю, превратить этих подонков в людей не смог даже целый собачий питомник.
— Да, — вздохнул Синельников, — в современном мире превращения необратимы, как правило мы не раз наблюдали, как человек превращается в сволочь, а обратных примеров что-то не видно
— Тот, кто в сволочь превратился, был уже ею с самого начала, просто не сразу проявился, — заявил Самарин.
— Ну, уж очень вы категоричны, друг мой, — улыбнулся журналист, — хотя, пожалуй, вы правы
С минуту они сидели молча, затем Синельников спросил:
— Так что вы думаете делать относительно этого, с позволения сказать, питомника?
— Честно? — поднял на него глаза Дмитрий. — Не знаю. Я такими возможностями не располагаю. Я могу обо всем доложить начальству. Вы ведь знаете, конечно, что самые громкие собачьи дела взяты на контроль. Это значит прежде всего, что вся информация сразу будет передаваться куда следует. А туда-то ее передавать, скорее всего, и не следует. Убийства ведь эти не простые.
— В них скорлупки золотые.
— Во-во: ядра — чистый изумруд. Короче, тот или те, кто их заказывал, скорее всего сами птицы не низкого полета, и, возможно оперативную информацию получают на блюдечке с голубой каемочкой. Они нас и накроют, если поймут, что мы пронюхали что-то.
— Мрачная картина получается, — покачал головой Борис Дмитриевич. — Наверное, я все-таки просто старый дурак. Каждый день меня бьют по лбу, а я снова удивляюсь. Наверное, пора меня сдавать в Дом престарелых. Отстал от жизни.
