Оса Ларссон - Солнечная буря
— Расскажи еще, — попросила Ребекка.
— В другой раз. А сейчас поспи немного.
Сиввинг закрыл за собой дверь.
«Как тут уснешь?» — подумала Ребекка.
Ее не покидало чувство, что Анна-Мария Мелла ей солгала или, по крайней мере, что-то от нее скрыла. И почему Санна так взъелась, когда услышала, что девочек будут допрашивать? По той же причине, что и она сама, — потому что ее доверие к фон Посту равно нулю? Или потому, что предполагалось участие детского психиатра? Почему кто-то написал Виктору открытку о том, что сделанное ими не было грехом в глазах Господних? Почему тот же человек угрожал Ребекке? Или же это была не угроза, а попытка ее предупредить? Она постаралась вспомнить, что именно было написано на бумажке.
«Боже мой, до сна ли уж тут», — подумала она, глядя в потолок.
И в следующую секунду заснула глубоким сном.
Она проснулась от внезапной мысли, открыла глаза и замерла неподвижно, чтобы не вспугнуть озарение.
Анна-Мария Мелла сказала нечто важное. «У нас есть только косвенные улики».
— А если есть улики, чего не хватает? — прошептала она, глядя в потолок.
Мотива. А какой мотив можно выявить, допросив дочерей Санны?
Пришедший ответ был словно монетка, брошенная в пруд, что блеснула в воде и улеглась на дно. Круги на поверхности разгладились, и картина прояснилась окончательно.
Виктор и девочки. Ребекка пыталась отогнать от себя эту мысль. Нет, это невозможно! И все же, как ни ужасно, возможно.
Она вспомнила, как приехала в Курраваару. Как Лова извозила себя и собаку мылом. Кажется, Санна еще сказала, что она всегда так себя ведет. Разве это не типичная реакция гипервозбуждения у ребенка, который…
Ребекка не нашла в себе сил додумать эту мысль до конца.
Вместо этого она подумала о Санне. Ее вечно легкомысленная одежда. Тяжелый характер отца.
«Как я могла это пропустить? — подумала она. — Семья. Семейная тайна. Этого не может быть. Должно быть, так и есть».
Но все же — не может быть, чтобы Санна сама убила Виктора. Она в жизни не справилась бы с этой задачей, даже если бы очень захотела.
Ребекка вспомнила, как когда-то Санна купила тостер, который оказался неисправным. «Она была не в состоянии пойти и вернуть его, — подумала Ребекка. — Не будь меня, которая взяла его и отнесла обратно в магазин, она так и сидела бы с ним».
Ребекка села в кровати, размышляя. Если Санна категорически не хочет, чтобы девочек допрашивали, то ее родители уже наверняка едут за ними. Вероятно, они успели побывать в доме бабушки и подергали дверь. И в любой момент могут снова вернуться.
Она снова вытащила мобильник и позвонила Анне-Марии Мелле. Та ответила по своему рабочему номеру — голос звучал устало.
— Я не могу ничего объяснить, — заявила Ребекка, — но если вы хотите побеседовать с детьми Санны, я привезу их завтра. После этого у вас, вероятно, возникнут серьезные трудности.
Анна-Мария не стала задавать лишних вопросов.
— Хорошо, — сказала она. — Я все устрою.
Они договорились о встрече на следующий день, и Ребекка пообещала доставить детей.
«Ну вот, одно дело сделано, — подумала она и поднялась с кровати. — Мне жаль, Санна, но я смогу прослушать сообщения в телефоне только завтра во второй половине дня. Поэтому мне пока неизвестно о твоем желании отдать девочек родителям».
Она должна где-то скрыться до завтрашнего утра. Здесь они с детьми оставаться не могут — ведь Санна заходила к Сиввингу.
Анна-Мария сидела на своем рабочем месте за компьютером и просматривала списки участников конференции, имена которых значились в полицейском реестре. Коридор за дверью ее кабинета был погружен в темноту. Рядом на столе лежала недоеденная пицца с тунцом в жирной коробке. Просто поразительно, как много участников Чудотворной конференции значилось в списках подозреваемых и осужденных за различные преступления, в основном связанные с наркотиками в сочетании с насилием.
«Наркоманы и разбойники, обратившиеся к Богу», — подумала Анна-Мария.
Она выписала фамилии и личные регистрационные номера нескольких человек, которых, по ее мнению, стоило проверить.
Когда она уже решила позвонить Роберту и попросить заехать за ней, ее взгляд упал на строку «осужден за убийство». Решением суда города Евле. Двенадцать лет назад. Приговорен к принудительному психиатрическому лечению. С тех пор больше никаких записей.
«Очень интересно, — подумала она. — Его отпустили домой на побывку, и он приехал сюда? Или уже выписался? Его я должна проверить в первую очередь».
Она позвонила домой. Трубку снял Маркус и не смог скрыть разочарования, когда услышал, что это всего-навсего мама.
— Передай папе, что я задержусь, — сказала она.
Ребекка спустилась в кухню. Сиввинг как раз сервировал стол к ужину: выставил те же стаканы, приборы с черными бакелитовыми ручками и повседневный сервиз с желтыми цветами, который она помнила с детства. Ребекка частенько сидела здесь, в кухне, беседуя с Майей-Лизой и Сиввингом.
— На ужин фрикадельки, — сказал он.
— Я просто на грани голодного обморока. Пахнет безумно вкусно.
— Две части оленины и одна часть свиного фарша.
— Где девочки?
Он кивнул в сторону большой комнаты.
— Послушай, — попросила Ребекка, — ты одолжишь мне свой скутер и прицеп? Я поеду с девочками в домик в Йиека-ярви прямо сегодня вечером.
Сиввинг поставил на стол чугунную латку, подложив под нее свернутое вчетверо кухонное полотенце с вышитыми инициалами Майи-Лизы.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
Ребекка кивнула.
— Ничего страшного, но мы не можем оставаться здесь. Если родители Санны приедут и будут спрашивать про нас — ты не знаешь, где мы.
— Хорошо. Вот комбинезоны для тебя и детей, а еду и сухие дрова я дам вам с собой. Мы с Беллой придем к вам завтра утром. Но на пустой желудок я вас не отпущу.
Ребекка зашла в большую комнату. Лова и Сара расстелили на складном столике газеты и в полной сосредоточенности расписывали камни. Посреди стола лежал уже готовый камень, служивший им образцом, — он был чуть больше кулака взрослого человека и представлял собой свернувшегося кота с большими изумрудно-зелеными глазами.
— Мои внуки летом очень этим увлекались, — сказал из кухни Сиввинг. — Я подумал, что Саре и Лове тоже понравится.
Белла, сидевшая в кухне, залаяла, будто учуяла чужих.
— Да прекрати же ты! — буркнул Сиввинг. — Не понимаю, что с ней, — сказал он Ребекке. — Полчаса назад она начала вот так же остервенело лаять. Наверное, учуяла лису или что-нибудь еще. Она не разбудила тебя?
Ребекка покачала головой.
— Смотри, Ребекка, я рисую Чаппи! — крикнула Лова.
— Угу, очень здорово, — рассеянно кивнула Ребекка. — Камни и краски вы возьмете с собой, потому что сегодня мы поедем на скутере и переночуем в избушке моей бабушки.
* * *В четверть седьмого вечера Ребекка выехала со двора Сиввинга, направляясь к реке. На ней были меховая шапка и капюшон, однако она то и дело моргала, когда снег хлестал ей в лицо. Свет от фар скутера отражался от падающего снега, из-за чего она видела лишь на пару метров вперед. Сара и Лова лежали в санях, накрытые пледами и оленьими шкурами, вместе с багажом, так что торчали только их носы.
Она проехала напрямик через бабушкин двор и остановилась перед домом. На самом деле хорошо бы подняться и забрать пижамы детей, но не хватало еще, чтобы родители Санны приехали именно в этот момент. Нет уж, лучше не задерживаться. Если ей удастся спрятать девочек до завтрашнего дня, с ними побеседует детский психиатр, затем ими займется социальная служба или кто-нибудь еще. Но она, во всяком случае, будет знать, что сделала для них все возможное.
Она нажала на газ и поехала вниз к реке. Темнота укутала ее, как занавес. А ветер тут же замел следы от скутера.
В кухне бабушкиного дома стоит, словно тень, Курт Бекстрём. Он прислонился к стене у окна и смотрит вслед фарам скутера, которые удаляются в сторону реки. В правой руке у него нож. Указательный палец осторожно проводит по лезвию, чтобы почувствовать его остроту. В одном кармане комбинезона лежат три черных полиэтиленовых пакета, в другом — ключи от дома, которые он забрал из кармана пальто Ребекки. Долго простоял он в темноте, поджидая ее, но теперь позволяет себе ненадолго опустить веки. Приятное чувство. Глаза пересохли и горят. «Лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а Сын Человеческий не имеет где приклонить голову».
* * *Анна-Мария Мелла вела машину по Эстерледен в сторону Ломболо. Часы показывали четверть одиннадцатого вечера. Она превышала скорость. Свен-Эрик рефлекторно хватался за крышку бардачка, когда колеса машины проскальзывали на полосах только что наметенного, не утрамбованного снега. Его рука в грубой перчатке не находила за что зацепиться.
