Анна Малышева - Суфлер
Александра уже стояла возле единственного подъезда розового особняка. Кованые перила маленького крылечка сохранились еще с прежних времен, как и дверь – тяжелая, дубовая, двустворчатая, почерневшая от старости и сырости. Укрытая под полукруглым чугунным козырьком, выкованным в форме раковины, она угрюмо взирала на женщину, остановившуюся рядом в нерешительности. Замка на двери видно не было.
«Неужели открыто?» Поеживаясь от все усиливавшегося озноба, Александра поднялась на крыльцо, потянула тяжелую створку, взявшись за вихляющую на гвоздях латунную ручку. Дверь подалась. В этот миг художница поняла, как отчаянно надеялась на то, что вход в подъезд будет закрыт, заколочен, недоступен. Но, как и в случае с домом Тихоновой, ничто не преградило ей пути.
«Меня как будто ждали там и тут… Разве так живут в самом центре, совершенно беспечно?» – спросила она себя, стоя на пороге, разглядывая опрятный с виду, хотя и сильно пахнущий кошками, до потолка облицованный треснувшими зелеными кафельными плитками подъезд. «Ведь тут столько мимоходящего народу. Может, тут уже одни офисы? В центре часто так. Торговля, маленькие фирмы, кабинеты частных врачей… И бордели, как же. Но в таком случае обязательно был бы домофон. Нет, не похоже, что сюда прорвалась цивилизация!»
Она не знала ничего: ни этажа, на котором жила когда-то покойная Софья, ни ее фамилии, ни имени сестры, распродававшей вещи покойной, той прижимистой женщины, с которой некогда столкнулись Воронов и Эрдель. Все это мог бы сообщить Валерий, но звонить ему Александра не решилась. У нее было стойкое мнение, что мужчина очень насторожится, услышав такие вопросы. «Нет, он и без того напуган, держится начеку. Если я еще больше его заведу, он попросту не станет со мной разговаривать, и я останусь у разбитого корыта!»
Остановившись на площадке первого этажа, женщина оглядела четыре двери, по две с каждой стороны. Одна новая, железная, обшитая ламинатом, с несколькими замками, которыми обитатели, вероятно, стремились компенсировать отсутствие общего замка на подъезде. Две другие двери демонстрировали презрение жильцов к внешним опасностям. Это были старые двустворчатые столярные изделия, выщербленные и облезлые, с простенькими замками, утопленными в щелистое дерево. Один дверной проем, в глубине площадки, оказался заложен кирпичами.
Александра, заинтересовавшись, подошла и попробовала пальцем цемент в шве. Ее догадка оправдалась: «Свежий, недавняя кладка. Но с чем соединили квартиру, если замуровали этот выход? С соседней квартирой? Судя по двери, там живут не настолько богато, чтобы прикупать недвижимость. Скорее всего, квартиру купила фирма, и пробивали выход на улицу. Оплатить такой проект частному лицу – на это нужно иметь особые причины. Зачем влезать в эту тягомотину, идти на расходы, штрафы, рисковать возможными ссорами и тяжбами со всеми подряд? Конечно, там фирма!»
Проверить догадку было легко: с лестничной площадки был второй выход во двор. Туда вела дверь, обитая листовым железом, напомнившая Александре ту, что преграждала вход в ее собственную мансарду. Сделав несколько шагов, женщина открыла дверь, вышла и оказалась в типичном арбатском дворе, спрятанном от посторонних глаз стенами тесно окруживших его домов. Сюда выходили две подворотни, из проемов которых слышался шум более оживленных улиц. В углу двора теснились мусорные баки, рядом с ними ожесточенно скребла когтями лед большая дворняга. Две ее лохматые соратницы, помельче, стояли поодаль, с интересом наблюдая за ее трудами. Выдрав, наконец, вмерзшую в снег кость, крупная дворняга потрусила в подворотню. Мелкие, перетявкиваясь на ходу, словно обмениваясь мнениями о добыче, потянулись следом.
Проводив взглядом собак, Александра взглянула направо и убедилась, насколько верно вычислила замысел владельцев замурованной квартиры. В стене, на месте окна, был устроен выход на улицу. Скромная черная дверь, без всяких претензий на роскошь, одна ступенька, звонок. Маленькая табличка, белеющая на двери, привлекла внимание женщины. Подойдя, она прочитала несколько слов, выписанных черными буквами на эмали.
«Оценка и скупка живописи, старых книг, антиквариата. Прием по договоренности. Запись по телефону…» Далее значился номер.
Александра кивнула, словно подтверждая себе самой, что ничего иного увидеть и не ждала. Собственно, что тут было странного? В центре Москвы существует множество крошечных фирм, офисами для которых служат переоборудованные квартиры. Тут могла быть вывеска фирмы, торгующей пищевыми добавками, реклама хироманта, гадалки, свахи, туроператора, юриста, собачьего парикмахера. Скупка антиквариата была естественным продолжением этого ряда. То, что такая фирма обосновалась именно в доме, где некогда жила Софья, после которой остались старинные книги и картины, могло быть случайностью.
«Но может, и нет, – сказала про себя женщина. – Может, тут есть некая связь!»
Для очистки совести она поднялась на крыльцо и нажала кнопку звонка. Послышалось слабое жужжание. Дверь не открыли. Тогда Александра достала телефон и, с трудом находя озябшими пальцами нужные клавиши, записала номер, значившийся на табличке. А закончив набор цифр, неожиданно для самой себя, нажала клавишу вызова, хотя за миг до этого не собиралась звонить.
Художница могла предположить любой исход этого поступка. Ей ответят или не ответят. Разговор получится или не получится. У нее появится некая информация о прежних жильцах этого дома (а может, и той самой квартиры, где теперь располагался антикварный салон). Или такой информации ей не предоставят, по незнанию или по нежеланию.
Она могла предположить все, кроме того, что произошло в действительности, в тот же миг, когда была нажата клавиша с изображенной на ней зеленой телефонной трубкой.
Номер, мелькнувший на дисплее, тут же сменился двумя словами.
«Вера Маякина» – прочитала ошеломленная женщина на слабо светящемся дисплее. Она не сразу осознала простой факт, что набранный номер уже значился в ее записной книжке под этим именем. Сперва ей показалось, что произошло нечто сверхъестественное. И потому, когда гудки вдруг сменились резким женским голосом, несколько раз повторившим «Алло!» со все возраставшим раздражением, Александра ответила после долгой паузы и с запинкой:
– Да, здравствуйте… Это я…
– Я вижу, у меня отразилось, что вы, но почему так рано? – удивилась Маякина. – Вы же в это время спите обычно?
– А дело в том, что… дело в том…
В чем дело, Александра придумать не могла. Ее голова вдруг опустела. Она слышала в трубке дыхание Маякиной-старшей, смотрела на табличку, на заснеженный двор, на машину, медленно въезжавшую в подворотню… У нее появилось ощущение, что все это – не с нею, не сейчас, и не то, чем кажется – словно на действительность наложили прозрачную пленку с размытым изображением совсем других предметов и людей.
– Что вы хотите? – все более напряженно расспрашивала ее старшая Маякина. – Или что-то случилось?
– Я… хотела вас кое о чем спросить, – опомнилась наконец женщина. – Думаю, вы должны это знать. Вы все про всех знаете.
В трубке раздался польщенный смех:
– Ну не все, да и не про всех. А в чем дело?
– Вы давно знакомы с Гаевым?
– С Виктором, из Риги? Да как бы лет двадцать уже, – немедленно ответила собеседница. – А то и больше. Я его еще с юности знаю, а мы ведь с ним ровесники. Оба в этом году шестой десяток разменяли. А почему вы им интересуетесь?
– У него есть родственники в Москве? – проигнорировав вопрос, спросила женщина. – Близкие родственники? Сестра, возможно, с другой фамилией, племянники… Наконец, у него может быть здесь взрослый сын?
В трубке повисло молчание. Затем Маякина коротко откашлялась:
– Что за расследование? Вы на него в суд подавать не собираетесь, часом? А то потом греха с вами наживешь!
– Нет-нет, – поспешила заверить Александра. – Это личный интерес.
Маякина сдавленно рассмеялась:
– Эк… То-то вы все друг к другу присматривались! Ну, там особо рассчитывать не на что. Виктор не из тех, кто даст себя охомутать. Однажды попался, так бывшая у него полшкуры отсудила, да еще и сына на другой край земли увезла. Разве что, коротким романом соблазнишься? Ухаживать он умеет. Но отвечать за свои подвиги не любит.
– Ну так есть у него тут родня или… дети? – настаивала Александра.
– Радость моя, – наставительно произнесла Маякина. – Ты же знаешь, что у нас в стране ситуация с мужчинами плачевная и нормальных на всех не хватает. Так что, вполне возможно, Виктор, будучи проездом, завел тут и нетребовательную любовницу, и ребенка.
Может, даже целый выводок. Я понятия не имею. Ты-то чего опасаешься? Что он и тебе Пиноккио на старости лет состругает?
– Да перестаньте! – уже раздражаясь, перебила собеседницу Александра. Она чувствовала, что нить разговора ускользает, грязнет в бессмысленной болтовне, в которой ее словоохотливо умудрилась утопить Маякина. – Ничего я не опасаюсь, просто хочу знать, не живет ли у него в Москве взрослый сын, очень на него похожий, лет тридцати, чуть больше, около этого?
