Кремовые розы для моей малютки - Вита Паветра
— Какой сегодня день?
— Понедельник, малюточка моя, — тонкие брови миссис Тирренс взлетели. — Ну, разумеется, понедельник!
— Как это странно… и вчера был понедельник, — потерянным голосом произнесла Анна. — И завтра, наверное, тоже будет понедельник. Очень странно.
— Вчера, деточка моя, было воскресенье, — улыбнулась миссис Тирренс. — Поэтому сегодня и понедельник. А как же иначе? Другие дни вряд ли придут раньше него.
— Да, — неуверенно сказала Анна. — Наверное. Что-то у меня в голове все путается. Ничего, ничегошеньки не понимаю. И не помню.
На пухлых щеках миссис Тирренс заиграли ямочки: старуха довольно улыбнулась. Утешить прелестную малютку — что может быть лучше?
— Я вижу, дорогая, вам тяжело идти. Вы еще очень, очень нездоровы. Давайте-ка прогуляемся вдвоем — я покажу вам нечто восхитительное. Уверяю, ничего подобного вы еще не видели!
И, по-прежнему не выпуская вялой руки девушки, ласково и бережно поволокла ту вглубь сада.
Анна не пыталась сопротивляться. Во-первых, у нее попросту не было сил, а во-вторых… неужели ей что-то угрожает здесь, среди этой бесподобной красоты? Среди благоуханных цветов и трав, среди мраморных статуй и ажурных скамеечек, среди «летающих цветов» — ослепительно-синих бабочек? И какое умиротворение нисходит на усталую, измученную снами и сомнениями, душу. Здесь хорошо — как будто в Раю…
… или на кладбище. Эта мысль уже приходила в голову Анне, но девушка забыла об этом. Какое-то неясное воспоминание, на мгновение, шевельнулась в глубине ее памяти… и так же быстро погасло. Все заволокло белесым туманом. Очень густым, клубящимся. Разогнать его не удавалось — и Анна отступила. Пусть. Может быть. Потом она вспомнит? Может быть… да, потом.
— Вот мы и пришли, деточка моя.
Миссис Тирренс осторожно усадила свою спутницу на резную мраморную скамью. Анна подняла голову: над ее головой простирало ветви могучее дерево. Усыпанное белоснежными цветами — и каждый цветок с кулак величиной. Пахли они просто одуряюще. Тошнотворно-сладко.
У самых корней стояло фарфоровое ведерко с чем-то алым. «Краска или кровь», вяло подумала Анна. «Ах, не все ли равно…»
— Разумеется, кровь, малюточка моя, — будто прочитав ее мысли, сказала старуха. И, с нежностью, как любимое существо, погладила корявый ствол. — Боюсь, как бы не засох, бедняжка.
Как фокусник, она извлекла из бесконечных складок своей юбки нож. Очень длинный, узкий и явно хорошо заточенный. Лезвие хищно сверкнуло в лучах солнца. Миссис Тирренс поболтала им в ведерке и хихикнула.
— Видите, какой он красивый, деточка моя? Какой он острый? Да, малюточка моя, иногда нужны особенные средства.
Широко улыбнулась — и занесла над головой Анны окровавленный нож.
Полтора часа спустя
— Куда теперь, господин комиссар?
— В клинику доктора Уиллоби, — скомандовал Фома. — Адрес помнишь?
— Помню, сэр! Слушаюсь, сэр!
А господин комиссар устроился на заднем сиденье служебной машины поудобней и задумался. Такси было старое, водитель — новичок в полиции, отчего он ужасно нервничал. А дорога от этой глухомани до знаменитой клиники — просто отвратительной. Машину постоянно дергало и подбрасывало на разбитом асфальте. Но Фома ничего этого, казалось, не замечал. Перед его мысленным взором стоял удивительной красоты сад, а в нем — как на экране синема — двигались странные фигуры. Вроде бы, живые, но как-то мало похожие на людей. Была там старуха в наряде трехсотлетней давности: необъятной многоскладчатой юбке и чепце на жидких седых кудерьках. Она будто сошла со старинного полотна, времен «достославного и премного любимого народом короля, Георга Великолепного» или с картинки в книге сказок. Ему даже пришла странная мысль — если он отвернется, платье ее вдруг растает…, а под ним окажется пустота. Белесый клубящийся туман. Как будто и не было никакой старухи. Нигде и никогда. Еще там оказались две служанки — как две сильно деформированных ее копии. Пугающе бесшумные и безгласные. И красивая девушка — с потерянным взглядом, каким-то застывшим, смотрящем — и не видящем. Никого и ничего вокруг себя… или почти ничего. Не девушка, не существо из плоти и крови — фарфоровая кукла. Двигалась, даже улыбалась — а потом рр-раз! — и кончился завод.
Господин комиссар посмотрел на ту, что сидела рядом с ним, безучастно уронив руки на колени. Сумочка лежала у ее ног. Лицо девушки застыло. Казалось, она до конца не осознает — куда они едут, зачем, и кто с ней рядом. И, главное, почему она оказалась рядом с этим человеком. Да, подумал Фома, у нее и впрямь завод кончился.
Нет, он вряд ли забудет — как они познакомились. Если это можно так назвать… кхм.
…Господина комиссара впустили. Дюжее существо в белом атласе, лентах и оборках, дало знак следовать за ней. Они резво шли по дорожкам: то влево, то вправо, то снова влево-вправо-влево… как вдруг… Фома увидел жуткую картину.
В тени огромного дерева, чья крона была густо усеяна цветами, сидела не то девушка, не то кукла. Безвольно поникшая. Над ней высилась щарообразная фигура старухи. Нежно улыбаясь, она занесла над головой девушки длинный, узкий нож. Лезвие хищно сверкнуло в лучах солнца. Господин комиссар давно не бегал по улицам и пустырям — нужды не было. Другие люди бегали, помоложе. Но сейчас он рванул напрямик и напролом — прыгая через кусты и каменные ограждения, подныривая под склоненные ветви, перескакивая через пышные, густо засаженные клумбы, сбивая и топча все, что попадалось на пути. Кустарники цеплялись за его одежду, ветви деревьев хлестали его по щекам. Он ничего не замечал. Только бы успеть, успеть!
— Бросьте нож! Немедленно! — кричал он на бегу. — Бросьте нож!
Сердце чуть не выскакивало из груди, в боку нещадно кололо, но Фома не останавливался.
— Слышите меня?! Опустите нож!
И старуха заметила его, на щеках ее заиграли ямочки. Нож она опустила, но из руки — нет, не выпустила. Наконец, Фома, тяжело дыша, подскочил к ней, вывернул пухлое запястье и сжал его, что было сил. Старуха удивленно, громко ойкнула. Нож, со звоном, ударился о камни дорожки. И господин комиссар ногой отбросил его подальше. После чего, отпустив руку старухи, осторожно — двумя пальцами, поднял нож и упаковал в пакет.
— Добрый день, миссис Тирренс! Уголовная полиция, комиссар Савлински. Почему вы хотели ударить ножом эту девушку?
Старуха надулась.
— Вам, полицейским, только бы обвинить приличного человека! Хоть в гадости, хоть в убийстве, неважно.
— Миссис Тирренс! Я видел это своими глазами.
— Я просто хотела срезать цветок для моей гостьи. Милая малютка…
— … едва жива от страха, — перебил ее Фома.
— Уверяю
