Сновидения - Робертс Нора
– Кей? Кей? – Она звучно чмокнула Еву в губы.
– Ну конечно! – Трудно было удержаться от улыбки, глядя на такого красивого и счастливого ребенка, но момент для игр был не самый удачный. Но стоило Еве только попытаться спустить девочку на пол, как та вцепилась в нее, будто репей, и стала что-то оживленно шептать ей на ухо на своем детском наречии. После чего весело расхохоталась шутке, которую поняла только сама. Потом она резко крутанулась и, намереваясь соскочить с Евиных рук, потянулась к Рорку, да так стремительно, что Ева даже перепугалась.
– Орк! – закричала малышка.
– Отлично! Вот это прекрасная идея. – Ева передала ребенка мужу, мысленно отирая холодный пот.
Рорк тоже получил полный набор – объятия, лепет, поцелуй – и реагировал примерно как Ева, пока Белла не склонила головку набок и не захлопала ресницами, как опытная обольстительница.
Он расхохотался и устроил ее у себя на коленях, рассудив, что так у нее меньше шансов неожиданно соскользнуть и удариться.
– Вы на нее только посмотрите! Законченная кокетка!
Девочка лукаво улыбнулась и стала теребить его за волосы.
– Мужчины для нее – что игрушки, – прокомментировала Мейвис, потягивая налитое Саммерсетом вино, но голос у нее слегка дрожал.
– Может, она какое-то время побудет со мной? – предложил Саммерсет и нагнулся за игрушкой.
– С ней не так просто, – ответила Мейвис. – Если начнет надоедать…
– Красивые девочки никогда не надоедают. – Саммерсет бережно взял ребенка у Рорка и с поразительной для Евы легкостью усадил на свое костлявое бедро. Белла и ему выдала какую-то тираду, весело болтая ножками в пушистых розовых сапожках.
– Думаю, это можно устроить, – ответил девочке Саммерсет, выходя вместе с ней из комнаты.
Она похлопала его по щеке, пролепетала нечто похожее на «самшит», оставив Еву в недоумении – пока до той не дошло, что так в ее исполнении звучит имя Саммерсет. Ну что ж, это прекрасно.
Белла из-за плеча дворецкого с улыбкой махала всем рукой.
– Пока! Пока!
– Самшит – это она так его называет. Тебе должно понравиться. Неужели он действительно ее понял? – удивилась Ева.
– Она у него выпрашивала печенье, – пояснила Мейвис, после чего села и закрыла глаза.
– Мейвис, что случилось? – присел рядом с женой Леонардо, нежно обхватив ее за плечи. – Скажи, что не так?
– Эти девочки. Ты помнишь, мы слышали в новостях краем уха? Все эти девочки. В доме, который купил Рорк. Ведь так? Это же твое здание?
– С недавнего времени – да, мое.
– Иногда я думаю – лезут такие мысли, – что в жизни все взаимосвязано. Люди, которых ты знаешь, то, чем ты занимаешься, где находишься. Я некоторых этих девочек знала лично, Леонардо. Из тех, что были обнаружены на его объекте. Их фотографии теперь висят у Даллас на рабочем стенде. Здание – его, расследование – ее. Друзья – мои, из прошлой жизни.
– Сочувствую тебе. Мне очень жаль. – Он прижался губами к ее волосам, покачал, как ребенка.
– Сама не пойму, что это меня так разобрало. Это все было миллион лет назад, я с тех пор о них и думать забыла. Но сейчас… когда я их увидела и поняла, что знаю… Они же выглядят точно как тогда. Почти.
– Расскажи мне о них, что помнишь, – попросила Ева, но Рорк положил ей руку на плечо.
– Ева!
– Послушай, извини меня. – Ева не стала садиться в кресло, а примостилась на стол напротив Мейвис. – Я знаю, это нелегко, но, если ты была с ними знакома, пускай и миллион лет назад, что-то из твоих воспоминаний может помочь мне найти, кто их убил и почему.
– Они бы тебя не поняли. А я – поняла. Никогда не задавала себе вопрос – почему? Я тебя поняла практически сразу, с одного взгляда. Ты была такая официальная… И сердитая… В этой своей форме…
Ах, эти грубые полицейские ботинки, подумала Ева. Боже, как она их ненавидела! Наверное, вид у нее и впрямь был сердитый.
– А ты была как девчонка, нарядившаяся принцессой – пускай рука у тебя и находилась в кармане у того ротозея.
– Ну, положим, я даже бумажник вытащить не успела!
– Ага, и пыталась мне втирать, что таким образом хотела привлечь его внимание. Врушка!
– Я в карманных кражах была дока, правда, по большей части я работала на доверии. Но ведь сплошь и рядом туристы так и напрашиваются, чтобы их обчистили, скажи? Ну, скажи? – повернулась она к Рорку.
– Это точно.
– Слушай, Даллас, ты никогда об этом не задумывалась? У тебя и муж, и лучшая подруга – жулики и аферисты!
– Ночами не сплю, только об этом и думаю.
Мейвис рассмеялась сквозь слезы и приникла к мужу.
– Вот кто все про меня знает. Про меня и про мое возвращение на путь истинный. Когда любишь человека, он должен понимать, с кем имеет дело, даже если ты теперь изменилась. Она тебе обо мне не рассказывала – какой я была? – обратилась она к Рорку.
– Нет, – ответил тот, – думаю, не все.
– Ты бы не стала. – Мейвис посмотрела на Еву, и без слов стало ясно, что и она секреты подруги хранила крепко. – Ты не такая. На самом деле, когда бывшая аферистка перевоспитывается и становится музыкантом, это звучит нормально. А вот что было раньше… Это уже несколько хуже, так что тут я немного приврала.
– Да, я заметила, – сказала Ева. Но и в этом она никому не признавалась.
– Что сделано, то сделано, так ведь? Ну, хорошо, давайте сейчас все расскажу, уж так и быть, чтобы мы все понимали, что к чему. Может, это, кстати, поможет и нервы успокоить.
Сейчас Мейвис говорила уже более спокойным голосом. Ева кивнула, потом поднялась, прошла к креслу и приняла из рук Рорка бокал с вином.
– Начинай откуда хочешь, – сказала она подруге.
– Ну ладно, хорошо, мой выход. Моя мать была пьянчужкой и наркоманкой. Когда срывалась, она пила, курила, глотала таблетки и кололась чем ни попадя. Папашка особо не появлялся, а потом и вовсе исчез. Я его плохо помню, да, думаю, и она тоже почти не помнила. Жили мы по большей части в Балтиморе и окрестностях. Она то работала, то нет. Бывало, мы с ней срывались с арендованной квартиры посреди ночи, поскольку она все заработанное спускала на дурь и рассчитываться с хозяином было нечем. От наркоты у нее прямо крышу сносило, зато когда она срывалась, то чаще всего оставляла меня в покое. Так что мне было лучше, когда она срывалась.
Она немного помолчала, как будто собираясь с мыслями.
– Но ее то и дело арестовывали, а меня, наверное, отдали бы в приют, если бы я не удирала. Потом начинался период реабилитации, а в этом состоянии она обычно ударялась в религию. Уж тогда-то она с меня не слезала, круглые сутки держала на поводке, бормотала какие-то странные молитвы – не про Бога, как обычно бывает, а все про геенну огненную.
Мейвис повздыхала, уткнулась носом в Леонардо.
– Никак не пойму, почему некоторых так и тянет именем Господа напустить на тебя побольше страху. В общем, она обычно выкидывала на помойку все мои вещи – одежду, диски, если они у меня были, губную помаду, конечно краденую. Все. «В новую жизнь – с чистого листа», – приговаривала она и заставляла меня носить эти платья – непременно серые или коричневые, с закрытым воротом, с длинными рукавами, даже летом. И…
Она остановилась, сглотнула, выдохнула.
– Она и волосы мне стригла – еще короче, чем у Даллас. Особенно когда я начала чуть взрослеть. Могла обкорнать так, чтобы, как она говорила, мужчины искушения не испытывали. Застукает меня за чем-то, что ей не по нраву, – начинает колотить. Лупила нещадно – изгоняла сатану с помощью ремня. И еще мне полагалось соблюдать пост. Это значило сидеть вообще без какой-либо еды, причем так долго, как ей заблагорассудится.
Леонардо молча еще крепче прижал ее к себе. И никаких слов не нужно, подумала Ева, глядя на них.
– Потом она опять начинала употреблять, и было полегче. А потом становилось опять плохо. Так мы и ходили по кругу. Просыпаешься утром и не знаешь, какая она сегодня будет. Я вас не слишком утомила? Сумбурно рассказываю.
