Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова
– В микрофон говорите!
Юноша покосился на микрофон, кашлянул в него так, что во всех колонках грохнуло и по магазину прокатилось эхо, опять отшатнулся и спросил мимо – ни слова не разобрать.
– Как вы начали писать? – громогласно перевел кто-то из рядом стоящих. – Он спрашивает, как вы начали писать!
Маня Поливанова затянула довольно скучную историю о том, как она «начала».
Она сочиняла романы последние лет десять и все это время никак не могла придумать, как вразумительно отвечать на вопросы, вроде «где вы берете сюжеты» и «как начали писать»!..
«Начала» она следующим образом. Ей было лет шесть, когда родители кое-как научили ее писать, то есть, высунув язык, старательно водить ручкой по бумаге. Это называлось «подготовка к школе». На бумаге оставались слова. Сначала они были все одинаковые, по слову на строчку, – в прописях. Потом стали разными – по три слова в предложении, в диктантах. Потом вдруг маленькая Маня сообразила, что можно писать их сколько угодно, когда угодно и в любом порядке, и это и есть восторг и упоение! Можно писать про лесную полянку, про медвежат, собак или космические корабли – это когда постарше стала! Про космические корабли получалось особенно здорово, и этими кораблями были исписаны широченные листы бумаги, на которых отец составлял глубоко научные и столь же непонятные программы для ЭВМ. На одной стороне программа, на другой про космические корабли. Листов было много, кучи, кипы! Потом пришло время историй про любовь, и напора Маниной подростковой фантазии не выдерживала ни одна тетрадь по химии. Почему-то именно на химии Маню очень тянуло на любовь. Учительница Вера Васильевна тетради изымала, вызывала в школу маму и долго внушала ей, что дочь, во-первых, недисциплинированна, во-вторых, ничего не смыслит в химии, а в-третьих, морально разложилась.
Нет, вы почитайте, почитайте, что она пишет! Что она пишет!..
Но Маню уже было не остановить, даже угрожавшая двойка по химии за четверть и то, что она вот-вот станет «позором семьи», никак не могли воспрепятствовать ее писанине! Она писала с упоением и восторгом и очень старалась как можно чаще болеть – Маня Поливанова, румяная, высоченная, громкоголосая, никак не тянула на «болезненную девочку», но симулировала виртуозно!.. Когда она в очередной раз «заболевала» и родители уходили на работу, оставив в специальном кувшинчике теплый гадкий грудной сбор от кашля, а в специальной кружечке разведенный фурацилин для полоскания, наступала полная, необъятная и упоительная свобода!
Маня выливала фурацилин в унитаз, морщась, единым духом проглатывала гадкое питье – отправить следом за фурацилином то, что старательно приготовила мама, у нее не хватало совести, – раскапывала заветную тетрадку, припрятанную за книгами, и неслась за стол. Писать!.. Там, в ее тетрадках, мир был необъятным, очень красивым, чуточку опасным, интригующим, романтичным, грозным, непредсказуемым, великолепным, роскошным, роковым, волшебным, странным – впрочем, странным он стал потом, когда Маня еще подросла и ее стали занимать странности!..
Но все это не годилось для встречи с читателями! Взамен была придумана некая история в том смысле, что однажды Маня увидела в газете объявление: «Принимаем рукописи на рецензию», – отослала туда нечто, получила положительный отзыв и с тех пор трудится, так сказать, на ниве беллетристики.
– А про собак откуда вы знаете? У вас всегда в книжках собаки, мне мама читает! – Это спросила девочка со старомодными косичками. Подумала и добавила: – И про кошек знаете?.. А то у нас кошка, а собаки нету! Про кошку можете?..
Народу было много, сидеть негде, часть толпы выплеснулась в торговый зал, где шла обычная жизнь огромного книжного магазина, и время встречи давно вышло, пора переходить к автографам, а вопросы все никак не кончались, и Мане, стоящей на сцене, было неловко.
Ей всегда было неловко на сцене, несмотря на весь опыт, и казалось, что она задерживает людей, всем мешает, особенно тем, кто пришел по своим делам, а вовсе не для того, чтоб на нее полюбоваться. И Денис ждет – уже давно!..
Пожалуй, никто из директоров книжных магазинов так не носился с авторами, как Марина Леденева в Москве и Денис Зотов в Питере!.. С Мариной Поливанова дружила и нисколько ее не боялась. Дениса знала меньше и стеснялась его присутствия за спиной.
Кроме того, сотрудники магазина сильно нервничали, как всегда бывает с любыми сотрудниками в присутствии большого начальства, и Мане передавалась их нервозность.
– А как вы относитесь к экранизациям ваших романов?
– Почему не пишете для детей?
– Как вам не стыдно такой чепухой заниматься! Лучше бы на работу пошли!
– Почему сейчас все читают детективы?
– Почему сейчас детективов никто не читает? Что вы будете делать, когда совсем перестанут?
Она щурилась, улыбалась, говорила, старалась быть честной, умной, смешно шутить, и кажется, ей это удавалось, даже Денис вдруг засмеялся, и она оглянулась на него с благодарностью.
– Переходим к автограф-сессии, – объявил ведущий наконец, толпа заволновалась, двинулась, но вдруг кто-то совсем рядом спросил очень громким и очень знакомым голосом:
– Вот еще два последних вопроса!
Маня поискала глазами, не разглядела за светом, но заулыбалась заученной карамельной улыбкой – дескать, прошу, прошу, сколько угодно!..
– Где вы берете сюжеты и как вы начали писать?
По толпе прокатился смешок, человек сделал шаг, выходя из-за ламп, и Маня его увидела.
– Здравствуйте, – брякнула она в микрофон.
Алекс кивнул, рассматривая ее снизу, из моря людей, один из многих, но как будто отделенный от всех остальных.
– Да она уж отвечала! – закричали ему. – Опоздал! Сейчас автографы!..
– Я вам… потом расскажу, хорошо? Вы ко мне подойдите после автограф-сессии, и я вам расскажу.
Она подписывала книги, улыбалась, отвечала на вопросы – «А вот мне бы по личному делу спросить, можно?» – и все время думала, что он где-то рядом, и волновалась из-за этого.
…Интересно, он давно пришел? И слушал все, что она говорила?! Хорошо, что она не видела, иначе двух слов не смогла бы связать! И откуда он узнал, что сегодня она выступает именно в этом «Буквоеде»? Впрочем, это как раз понятно – объявлениями о встрече были заклеены все афишные тумбы на Невском!..
Дурацкие, школьные, девичьи мысли закручивались у нее в голове в маленькие вихри и разгоняли все остальные – взрослые, умные и правильные.
Кончилось тем, что человеку по имени Александр Петрович она написала «Алексу от автора», и Александр Петрович некоторое время удивленно рассматривал надпись, видимо, пытаясь осознать себя Алексом.
У Мани от неловкости
