Шипы близкой дружбы - Наталия Николаевна Антонова
– С удовольствием, если вы ещё раз, – Мирослава пошла на хитрость, – уточните адрес. – Она почувствовала, что Лунёва напряглась. Вероятно, просьба Мирославы насторожила её, но, преодолев небольшую паузу, женщина всё-таки назвала свой адрес.
Мирослава поблагодарила и поспешила завершить разговор.
– Завтра мне придётся встать пораньше, так как к девяти я уже должна быть возле двери квартиры Лунёвой.
– Она согласилась с вами побеседовать?
– Да, только она пока не знает, что я частный детектив.
– Каким образом вам удалось обвести бедную женщину вокруг пальца? – усмехнулся Морис.
– Я и не думала её вводить в заблуждение. Просто представилась детективом.
– Но завтра вам придётся сообщить ей, кем вы являетесь на самом деле.
– Завтра – да, – согласилась Мирослава. – Но выставить меня из своей квартиры ей будет намного сложнее, чем просто отказать мне по телефону.
– Угу, – усмехнулся Морис, – лично я не припомню случая, чтобы кому-то удалось выгнать вас из своей квартиры, если вы уже туда пробрались.
– Я тоже, – согласилась с ним Мирослава не моргнув глазом.
Мягкая майская ночь прошлась по саду ночным дозором, а потом, точно кошка, улеглась на крыльце, свернувшись в плоский клубок лунного света.
Вечернюю зарю от утренней отделял краткий миг, заполненный птичьими трелями, гортанным кваканьем лягушек и тихим шорохом листвы. Но вот невидимая рука дотянулась до края ближнего облака и отодвинула его в сторону, как занавес в старинном театре. И тотчас на сцене, то есть на небе, появилось солнце. Было оно ярко-розовым и напоминало пока не раскалённый огненный шар, а спелое розовое яблоко, омытое росой.
Мирослава открыла глаза и потянулась. В это время в дверь её спальни тихо постучали.
– Заходи! – сказала она громко. – Кто бы ты ни был, добрый человек.
Морис рассмеялся, но дверь открывать не стал.
– Я начинаю готовить завтрак.
– А я начинаю готовиться к его поглощению, – ответила она и тихонько ущипнула свернувшегося клубком у неё в изголовье Дона.
Кот издал непонятный короткий звук, потом открыл один глаз, зевнул, перевернулся на другой бок и только тогда посмотрел на неё. «Чего тебе?» – вопрошал его взгляд.
– Я встаю, – пояснила Мирослава, – а ты, если хочешь, можешь спать дальше.
«Зачем тогда будила?» – спросил кот, протяжно мяукнув.
– Одной было скучно просыпаться, – призналась она.
Кот махнул хвостом. В переводе на человеческий язык это значило – с тобой всё понятно.
На этот раз Морис приготовил не сырники, а творожную запеканку. Это только первое время он интересовался предпочтениями Мирославы, однако, выяснив, что она всеядна и ест всё, что ей дадут, лишь бы не фастфуд и не полуфабрикаты, он сам стал составлять меню. Исключениями были те дни, когда к ним приезжал Шура. Наполеонов был отъявленным мясоедом, поэтому к приезду гостя Миндаугас готовил мясные блюда. Мясо и печёнка, конечно же, отваривались ещё и для кота.
– Может быть, мне поехать к Лунёвой с вами? – спросил Морис за завтраком.
– Нет, лучше мне сделать это одной, – ответила Мирослава и спросила: – Ты уверен, что на Сорину ничего нет в интернете?
– Уверен, кроме краткой информации о женщине и её фотографий на странице Елены Гульковой. У меня сложилось такое впечатление, что девушка относилась к Сориной совсем не так, как хозяйка относится к домработнице.
– Думаю, что так оно и было, если верить тому, что Евдокия Семёновна заменила в какой-то мере Елене мать.
– Однако своими секретами Гулькова с Сориной могла и не делиться. Сейчас редко какая дочь посвящает мать в личные дела.
– Согласна. Но у Евдокии Семёновны есть глаза и уши. И она видела, кто приходит к Елене, с кем она общается, с кем дружит, с кем ссорится.
– Значит, придётся извлекать её из Тмутаракани, в которой она сейчас пребывает.
– Сомневаюсь, что деревню под Курском можно назвать Тмутараканью, – улыбнулась Мирослава и, наморщив лоб, сделала вид, что погрузилась в глубокие раздумья. А потом выдала: – Может быть, мне послать туда тебя?
– Зачем? – испуганно спросил Морис.
– Ты любишь соловьёв, а курские соловьи самые прославленные в России.
– Ничего подобного! Говорят, что ценились так же рязанские и тульские.
– Морис! Я, конечно, могу послать тебя в Рязань за грибами с глазами или в Тулу за пряниками, но… – Она развела руками.
– Мне нравятся наши соловьи!
– Литовские? – с невинным видом поинтересовалась Мирослава.
Его голубые глаза метнули молнию, и он проговорил ледяным тоном:
– Те, что поют в этом саду.
– А, извини, я не поняла сразу, – с иронией в голосе проговорила она и, не удержавшись, поддразнила его: – Ой, боюсь, боюсь!
Морис больше не проронил ни слова, только тяжело вздохнул.
Без пяти девять Мирослава была возле подъезда дома, в котором жили Лунёвы, без четырёх минут она набирала номер их квартиры на домофоне, а без трёх уже входила в подъезд.
Людмила Витальевна ждала детектива на пороге.
– Здравствуйте, – поздоровалась она первой и пригласила: – Проходите.
Мирослава ответила на приветствие и, войдя в квартиру, натянула бахилы. Лунёва, кажется, собиралась предложить ей тапочки для гостей, так как посмотрела сначала на подставку для обуви, а потом на ноги детектива. Решив, что тапочки не понадобятся, сделала взмах рукой в сторону комнат.
Мирослава дошла до того места, где в коридоре располагались две двери, одна против другой, и остановилась. Хозяйка толкнула одну из дверей, и они оказались в кухне, которая по убранству и размерам больше напоминала столовую.
– Я могу предложить вам чаю? – спросила хозяйка дома.
– Да, спасибо.
– Чёрный или зелёный?
– Любой, только без сахара.
– С вареньем, мёдом, конфетами?
– Можно просто с таком, – улыбнулась детектив.
– С таком? – не поняла хозяйка и, вероятно, попыталась припомнить кондитерское новшество под таким названием. Но, кажется, ни одна реклама не предлагала такой товар.
– С таком, значит, без ничего, – поспешила ей на помощь Мирослава.
– А, – протянула Лунёва и спросила: – А так можно заменить мармеладом?
– Можно, – согласилась Мирослава, – если он не очень сладкий.
– Он с кислинкой.
– Чудесно.
Они сидели за столом и пили чай, когда Лунёва спросила:
– У следствия есть какие-нибудь зацепки?
– Мне трудно об этом судить.
– То есть?
– Я веду своё расследование.
– Что значит своё? – изумилась женщина.
Мирослава достала своё удостоверение и положила его на стол перед Лунёвой. Та взяла его в руки и стала внимательно рассматривать.
Детектив молча наблюдала за сменой выражений на лице женщины.
Наконец Лунёва произнесла неодобрительно:
– Вы не сказали мне, что вы частный детектив.
– Вы не спрашивали, – бесстрастно ответила Мирослава.
– Да, – растерянно произнесла женщина, – но мне и в голову не могло это прийти.
– Какая вам разница, – проговорила Мирослава, забирая у неё своё удостоверение, – частный детектив или государственный.
