Георгий Ланской - Джайв с манекеном
Он ушел через час или два. Не могу сказать точнее, время перестало существовать, свернувшись в кокон. Смутными отзвуками эха я помнила звук его шагов, хлопок двери и звон цепочки, пустившейся в бешеный пляс.
Я очнулась от настойчивых звонков. Шатаясь от боли, я побрела к двери, думая, что он вернулся, чтобы добить меня. Но на пороге стоял Леха, перепуганный, с вытаращенными глазами. Я свалилась прямо ему на руки.
– Он тебя бил, Алиса? Бил? – глупо спрашивал Леха. Я не ответила и зарыдала, привалившись к его плечу.
Стены комнаты оклеены белыми обоями. На них изображены цветы, желтые и розовые. Красота. Спинка дивана в тигровую полоску, пошловато, но в целом смотрится неплохо. Черная полосочка, рыжая полосочка, снова черная…
Я открыла глаза, не понимая, что меня разбудило. Леха, положив на меня руку, храпел прямо в ухо, прижавшись большим горячим телом к моей спине. Я провела пальцем по спинке дивана, скользя по рыжему ручейку. Какая сейчас полоса жизни: светлая или черная? Кто скажет?
Я проревела весь вечер и половину ночи, от боли, унижения, а когда Леха стал неуклюже утешать, еще от собственного бессилья и от ярости. А он, сбитый с толку, напуганный и очень несчастный, обнимал меня совсем не по-братски, не отважившись на что-то большее. В конце концов, я успокоилась, уснув вместе с ним на диване. Находя странное удовлетворение в том, что можно запросто прижаться к мужчине. Когда я в последний раз спокойно спала вот так? Не помню.
Палец пересек рыжий ручеек и свернул на черный. Что же меня все-таки разбудило?
Из окна лился серый утренний свет, значит на часах около девяти, и Лехе пора уходить. Я повернулась, а он, почмокав губами, притянул к себе, не просыпаясь, да еще голову пристроил куда-то в район моей груди.
Дыхание. В комнате дышали трое.
Я подняла голову. За Лехиным плечом, округлым, как у слона, виднелось угрюмое лицо Змея. Он сидел в кресле напротив, у журнального столика, и неподвижно смотрел мне в глаза. Я с силой отпихнула от себя спящего Леху. Он подскочил, недоуменно тараща заспанные глаза, а потом увидел босса.
– Высший пилотаж, – негромко сказал Змей. – Снимаю шляпу.
Леха подтянул на себя одеяло, оставив меня неприкрытой. Змей с интересом осмотрел мою пижаму.
– Ге-герман Игоревич, – начал Леха, – вы не думайте… Мы … того… то есть не того…
– Заткнись, – равнодушно сказал Змей. Леха послушно заткнулся, опасливо посмотрев на лежавший рядом пистолет. Я покосилась на дверь. Она была закрыта.
– Я вчера взял ключи, – спокойно произнес Змей. – Как чуял, сюрприз будет.
Я ничего не сказала. Собственно, оправдываться было не в чем, даже если наши с Лехой отношения и переросли в более тесные. Леха потянулся за штанами, ловя каждое движение начальства. Змей без особого интереса наблюдал, как тот одевается.
– Ты, наверное, думала, я совсем дурак? – поинтересовался Змей. – Мне же сразу донесли, что ты с ним трахаешься.
– Мы не трахались, – пробубнил красный, как рак, Леха. Змей презрительно скривился.
– Дурак ты, – с сожалением сказал он. – Думаешь, она в тебя втюрилась? Да она развела тебя, как лошару. Алиса Геннадьевна по таким делам ба-а-альшой спец. Ты уже через пару дней готов ей тапки в зубах таскать. Добро б хоть поимел ее пару раз, хотя честно скажу, удовольствие сомнительное, она в койке как бревно.
– Так и ты не гимнаст, – усмехнулась я. – А Леша в отличие от тебя – человек. Он меня не бил.
Змей взял пистолет. Вынул из кармана глушитель и начал спокойно навинчивать его на ствол. Леха позеленел, но с места не сдвинулся.
– Герой, – фыркнул Змей. – Гляди, он за тебя на начальство готов кинуться. Ах, сучонок ты тупой, тебе ж ясно сказали, ляльку стеречь. Кто ж тебя просил в койку к ней лезть?
– Его ты тоже убьешь? – тихо спросила я. Змей махнул пистолетом и приказал:
– Пошел вон отсюда.
Леха нерешительно покосился на меня, и тогда Змей выстрелил. Хлопок был негромким, словно кто-то открыл шампанское. Леха взвыл и схватился за руку. Между пальцами потекла вишневая струйка.
– Пошел вон, – повторил Змей.
– Леша, иди, – быстро сказала я, понимая, что следующая пуля угодит Лехе между глаз. Он попятился, споткнулся о собственные ботинки, и, схватив их, сдернул куртку с вешалки. Дверь захлопнулась с пушечным грохотом.
– Да, – невесело протянул Змей, – теперь мне понятно…
– Что тебе понятно? – зло спросила я.
– Ну… Это… Почему они все умирали за тебя.
Я не нашлась, что ответить. Змей поднялся, заставив меня съежиться, но близко не подошел. Напротив, он старался на меня не смотреть. От носа к губам пролегли брюзгливые складки, резка морщина перерезала лоб.
– Никогда бы не подумал, что такое вот возможно, – негромко произнес он. – Мне сорок шесть лет. Всю жизнь с пистолетом пробегал. Мужиков, променявших веселую жизнь на бабу, никогда не понимал. Чего в вас такого есть? Все бабы одинаковые, губы, сиськи, волосы, отсутствие мозгов… Помани денежкой, и бери любую. Вы же корыстные до кончиков ногтей. А тут ты…
Я замерла, боясь пошевелиться. Такого мне еще никто не говорил.
– Я тебя еще тогда приметил, пока ты за Володькой замужем была, – продолжил он. – И сразу понял: хочу вот эту. Маячила передо мной наваждением. Потом ты пропала. Стало полегче. Я почти забыл, а потом встретил здесь и понял – теперь я могу делать с тобой все, что угодно, и ты не сможешь возразить.
Наверное, на моем лице что-то отразилось, потому что он продолжил чуть более торопливо, а в лишенном интонаций голосе прорезались какие-то отголоски чувств.
– Я и делал, что хотел. Чувствовал себя сукой, но мучил, потому что ты меня мучила. А еще мне хотелось доказать, что ты – такая же как все: алчная, тупая, пустая кукла, набитая ерундой. Только ты не такая. Мне сорок шесть, а я ни разу не был женат. Детей нет, дома нет. Все казалось, успею, догоню, а сейчас смотрю и вижу, что жизнь-то кончается. А была ли она?
– Бедный, – саркастически фыркнула я. – Пожалеть?
– Ты пожалеешь, – горько усмехнулся он. – Ты так пожалеешь… Как того парня, с парижской улицы Клери. Кто он был, Алиса? Ты сама убила его?
Я не ответила, но не смогла удержать на лице равнодушия. Лицо мертвого Оливье вдруг всплыло перед глазами. Змей дернул уголком губ.
– Значит, все-таки ты, – констатировал он. – Печально. Впрочем, к нам это не имеет никакого отношения. Разве что на твоего дружка Кристофа бросит тень, но он выпутается. А сейчас одевайся. Нам пора.
– Куда? – безразлично спросила я.
– Мы поедем к Левиным. Должна же ты увидеть последнюю часть Марлезонского балета.
Я одевалась у него на глазах, хотя предпочла бы остаться одна. Когда мы уже стояли в дверях, я спросила, глядя Змею прямо в глаза.
– А что потом?
– Потом? – не понял он.
– Потом. Ты меня отпустишь?
Он помедлил, а потом нехотя произнес.
– Нет. Я тебя никогда не отпущу.
– Но почему? – спросила я, не позволив ему открыть дверь. – Ведь я тебя ненавижу. Понимаешь? Не-на-ви-жу!
– Ничего, – пожал он плечами и открыл дверь. – К этому можно привыкнуть.
Мне нечего было сказать. На какой-то миг показалось, что моя жизнь так и пройдет в вечной борьбе с этим чужим, холодным и таким одиноким мужчиной. Машина мчалась по шоссе, а радио снова наигрывало сентиментальные мелодии. Поглощенная мрачными мыслями, я уловила лишь финал какой-то песни, прозвучавшей для меня впервые. Молодая певица с неожиданной силой выводила строфы, ударившие прямо в сердце.
Я боюсь твоего лица
Твоих жадных пытливых глаз.
Я боюсь начинать с конца,
Не увидев начало нас.
Я боюсь наступлений дня.
Я боюсь наконец-то понять:
Перестав бояться тебя,
Я начну тебя презирать…
Юлия Савичева «Ядерный взрыв».
Дверь нам открыл Андрей, что меня несколько удивило. Впрочем, это не соответствует истине. Я была настолько измучена, что лишь отметила некую несуразность. Что такого странного? Хозяин дома открывает собственную дверь, несмотря на горничную, дворецкого и еще черт знает кого. В доме Левиных полно народа на побегушках, желающих хлебнуть из золоченого корытца. Если Илья прав, мне тоже была уготована эта роль. Только я не захотела бы, вот в чем проблема.
Прислуги не было видно. Змей помог мне снять шубу и сам повесил ее в шкаф. Андрей мрачно курил, не сделав попытки поприветствовать гостей как следует, просто впустил в дом, закрыл дверь и ждал, когда мы разденемся. Я апатично ожидала, когда нас пригласят пройти.
Вопреки моему предположению, нас повели не в гостиную, а кабинет. Змей вполголоса спросил что-то у Андрея и тот кивнул. Я поднялась по лестнице, обратив внимание на странную тишину в доме. Не работал телевизор, не шумела бытовая техника, с кухни не несло вкусными запахами. Атмосфера в доме была какой-то затхлой, с примесью сигаретного дыма и сырости. Невольно поежившись, я вспомнила о своем домике в Леваллуа Перре, где по ночам мучилась от бессонницы.
