Светлана Алешина - Разгар брачного сезона (сборник)
Евгений одарил режиссера ненавидящим взглядом и яростно откусил один из бутербродов.
После того как завтрак был окончен, Мороженый вынул из кармана два здоровых позолоченных креста и попросил Ларису с Евгением надеть их на себя. Лариса сказала, что свой крест у нее есть, а Евгений заявил, что не будет надевать его из принципа.
Мороженый пожал плечами и кивнул охраннику, стоявшему у входа. Тот позвал еще одного, и они начали связывать руки у Евгения и Ларисы. Те как могли сопротивлялись, Евгений даже пробовал нанести удар по роже одного из них, но тот профессиональным движением перехватил руку и заломил ее назад.
– Лица не портить! – прозвучала команда Мороженого, и верзилы связали Евгения.
После того как руки супругов были связаны, Мороженый надел на них кресты и похлопал по щекам Евгения, ласково сказав ему:
– Зачем было так волноваться? Ведь ничего плохого с тобой не делают.
Ответом ему послужил плевок в лицо. Мороженый рассмеялся.
– Ты забыл, что у меня на лице маска, дорогой мой нувориш!
И, подойдя к зеркалу, он вынул из кармана платок и хладнокровно вытер плевок. Затем скомкал платок и выкинул его в мусорную корзину.
Охранники подтолкнули Котовых к выходу. На улице стояла обычная ноябрьская погода – что-то около нуля. Лариса и Евгений спустя некоторое время съежились от холода. На Ларисе был всего лишь тонкий свитер из ангорки, а Евгений был одет в черный костюм с красным галстуком.
Они вышли на большую площадку, которая когда-то служила теннисным кортом. Три стороны этого прямоугольника были оцеплены людьми в камуфляже. Спереди копошились люди с камерами, еще несколько человек сидели на стульях. Неподалеку на небольшом пригорке было сооружено возвышение, напоминавшее трибуну для почетных гостей во время демонстрации.
Туда-то и пригласили пройти Ларису и Евгения. Вместе с ними прошел и Мороженый, облачившийся в пестрый халат.
– Ваша задача встать и просто наблюдать за происходящим, – сказал он. – Пока больше ничего от вас не требуется.
А на арену тем временем вывели основных участников действия. Появились двое мужчин неопрятного вида и неопределенного возраста.
– Какие прелестные типажи, не правда ли? – прокомментировал Мороженый. – Это лучшие бомжи нашего вокзала. Сам ездил их отбирать.
Это было правдой. Для этой сцены он решил выбрать «актеров» сам, не доверяя селективному дару покойного ренегата Булкина.
Охранники, выведшие бомжей на плац, выдали им по мечу в руки. Даже издали было видно, что это клинки с остро наточенной сталью. А помощник режиссера, который непосредственно руководил процессом съемки с противоположной стороны площадки, напористо и жестко объяснил актерам их задачу.
Лариса, предчувствуя, что будет дальше, лишь машинально отметила для себя тот факт, что помощник режиссера есть не кто иной, как Сергей Николаевич, тот самый импозантный мужчина, режиссер, с которым ее свела судьба на квартире Миши Шумилина.
Бомжи вышли на середину плаца и отошли друг от друга метров на десять. Прозвучала команда «Мотор!», и действие началось. Один из гладиаторов, более крупный и массивный бродяга, сделал шаг в сторону своего противника, худощавого и высокого мужика с выпяченной вперед нижней губой.
– Живее! Сходись! – закричал с режиссерского стульчика Сергей Николаевич.
Бомжи, помявшись и оглядевшись по сторонам, начали медленно приближаться друг к другу. Худощавый, как ни странно, нанес удар первым. Он размахнулся и двинул клинком в сторону плеча соперника. Однако тот увернулся и нанес своему визави колющий удар в корпус. На грязной волосатой груди худощавого появилась кровь.
Он начал грязно ругаться.
– Звук, звук давай! – послышалась команда с режиссерского места.
Схватка продолжалась. Гладиаторы уже нанесли друг другу раны, и из щеки худощавого уже лилась кровь.
Мороженый наблюдал за происходящим со своей резиново-безучастной улыбкой.
Наконец крупный изловчился и вонзил клинок худому в живот. Тот захрипел.
– Вспарывай, вспарывай! – послышались подсказки со стороны людей с камерами.
Бомж немного поколебался, но, видя, что противник в агонии размахивает рукой, в которой находится острый клинок, резко двинул свой меч, находившийся в животе худого, вверх. Появилась зияющая рана, из которой бурно потекла кровь и начало еще что-то вываливаться.
Человек с камерой бегал вокруг сражающихся и даже умудрялся одновременно со съемкой руководить действиями победителя сражения, дабы он мог захватить в кадр самые впечатляющие моменты битвы.
Лариса взглянула на Евгения, который наблюдал за всем этим с широко раскрытыми глазами. Казалось, еще немного, и он упадет в обморок.
И тут она почувствовала, что камера направлена и на них. Что их тоже снимают. И она захотела сказать что-нибудь в разрез тому, что наверняка ждет от них Мороженый. Она закричала прямо ему в лицо:
– Кто тебе дал право так издеваться над людьми?
Мороженый улыбнулся, и камера зафиксировала эту глумливую улыбку.
– Людьми? – неожиданно изменившимся голосом спросил он. – Где вы видите здесь людей?! Может быть, это он?
И появившимся в его руке жезлом он указал на бомжа, который выиграл бой. Его противник со вспоротым животом уже лежал на плацу без движения. Тем временем к победителю подбежали охранники, двумя резкими движениями опрокинули его наземь и разоружили.
Мороженый достал из кармана бутылку водки и кусок дешевой вареной колбасы.
– Смотрите! Он все это делал ради бутылки водки!
Он прошел на плац, шурша своим пестрым халатом, и остановился в метре от бомжа. Взгляд бомжа сосредоточился на руке Мороженого, в которой находилась бутылка водки. Режиссер брезгливым движением бросил бутылку в бомжа таким образом, чтобы он не разбил ее. Однако почему-то бомж занервничал и с функциями голкипера не справился. Он трясущимися руками не сумел удержать бутылку, и она, ударившись об асфальт, разбилась.
– Свинья! – выругался Сергей Николаевич и, подскочив к бомжу, от всей души отвесил ему удар ногой в лицо. – Какого черта ты изводишь добро, сволочь!
У бомжа на лице появилось плаксивое выражение. Однако до конца не было понятно, чем оно вызвано: раскаянием в содеянном убийстве, унижением от удара в лицо или сожалением по поводу разбитой бутылки, скорее всего последним.
– Дубль два! – заорал Сергей Николаевич. – И запомни – водку выпить прямо здесь и колбасу сожрать с земли! И ползать, ползать побольше! Понял?
Бомж утвердительно закивал головой.
– С-сука! – в сердцах воскликнул он, уже направляясь к своему месту.
Дубль два удался лучше. Возникшая в руках Мороженого вторая бутылка водки была с успехом поймана бомжем-победителем и распита. Правда, сцену пришлось прерывать, так как бомж слишком налегал на водку и не хотел закусывать. Вывалянную в грязи колбасу его заставляли есть, отбирая у него бутылку и помахивая ею перед ним как пузырьком валерьянки перед котом.
Наконец бомж преодолел дистанцию в двести пятьдесят граммов и, откинувшись навзничь, затих. Жидкость полилась на асфальт. Изо рта бомжа потекли слюни, и через некоторое время послышался храп.
«Наверняка потом дадут все это крупным планом», – с трудом сглатывая подступивший комок в горле, подумала Лариса.
– Всем спасибо! – послышался голос Сергея Николаевича.
И Лариса пристально посмотрела на него. Да, это он, тот самый «талантливый режиссер, из наших местных, но иногда перебарщивает…», – вспомнила она слова Михаила.
Она бросила быстрый взгляд на Мороженого, который в этот момент подходил к Сергею Николаевичу, и по всему было видно, что он доволен отснятым эпизодом. Он вынул пачку «Мальборо»… и у Ларисы закружилась голова.
«Господи боже мой! Но этого же не может быть!» – пронеслось у нее в голове. Она вспомнила кадры смерти Шумилина, которые были запечатлены на той кассете, которую ей подбросили. Но голос! Голос! Боже мой! Она вспомнила наконец этот голос, который она слышала пять дней подряд, когда продолжалась их слежка за видеолотком и офисом «Ревлана». Но это было так невероятно, что она и вообразить себе не могла.
Лариса была готова провалиться сквозь землю. Ее охватила слабость, но каким-то неимоверным усилием воли она выдавила из себя крик:
– Шумилин! Неужели это ты?!
Глава тринадцатая
Резиновая маска повернулась в сторону Ларисы и спокойно ответила:
– Да. Ты, надо полагать, удивлена?
И, не дожидаясь реакции Ларисы, Мороженый сорвал маску со своего лица.
Она долго не могла понять, почему в тот момент не упала в обморок. Ведь это было как обухом по голове – перед ней, бывший всего лишь секунду назад Виталием Мороженым, стоял ее одноклассник, Михаил Шумилин. Тот самый, в сердце которого вонзился нож. Он был жив, здоров и даже позволил себе ухмыльнуться при виде остолбеневшей Ларисы.
