Сергей Белан - Казна Херсонесского кургана
— Знаешь, Олег, спроси что-нибудь полегче. Какая-то необъяснимая, нелепая ошибка! Я облажался, как жюль-верновский Паганель. Помнишь, что он наделал? Он отправил корабль, искавший капитана Гранта, совсем в другую часть света. Умнейший мужик, но рассеянный, зациклился… Вот так и я зациклился. И на чем: на той фразе исторического труда, что Диофант, полководец Митридата, когда вспыхнуло восстание, смылся на последнем Херсонесском корабле. Я почему-то понял это буквально и исходил из того, что восстание произошло в Херсонесе. Подробности восстания толком выяснить не удалось, а из той скудной информации, что я располагал, предвзято извлек лишь факт пленения Савмака. И сразу задал себе вопрос: почему Савмака оставили в живых, а не казнили на месте и почему его повезли на другой берег моря в Понт. И тут меня осенила догадка, что все дело в казне, в казне Боспора, которую наверняка захватили восставшие. Как говорится: жизнь или кошелек? И тут сохранили жизнь, чтоб вытряхнуть кошелек, понимаешь? И по моим расчетам, не вытряхнули, по крайней мере, нигде об этом не упоминалось. А раз казну до сих пор не нашли, за это дело решил взяться я. Ну, а поиск я строил, конечно, исходя из своих субъективных соображений.
— И нашел ценнейший клад, — закончил за него Верховцев.
— Все так, но теперь мне не дает покоя другой вопрос: на чьи же сокровища напоролись мы и кому принадлежала диа… — Джексон осекся на полуслове. — Ведь и козе понятно, что это не казна Боспора.
— Да ладно, замнем, может быть, когда-нибудь история и приоткроет эту тайну. Одно могу сказать, что спецы затрудняются дать стоимостную оценку клада. Там обнаружены монеты, которых нет ни в одном каталоге мира.
— Да, Олег, все забываю тебя спросить: а тех троих, что были с другой стороны кургана, ваши ребята повязали?
— Которых троих? — пытаясь сосредоточиться, наморщил лоб Верховцев.
— Ну вспомни, те, что на «Ниве» отрезали нам отступление. Я ж тебе их сразу тогда показал…
— А-а, эти, — протянул Верховцев и тихо рассмеялся. — Нет, их мы брать не стали.
— Почему?
— Так то же киношники были. Ваши страсти-мордасти их тогда не колыхали, они натуру для съемок приезжали выбирать. Что-то снимать будут, кажется, детектив.
— Такого детектива, что был в тот раз на кургане, им уже никогда не снять, — с сожалением заметил Джексон, разливая ароматный напиток по чашкам.
— Пожалуй, — согласился Верховцев. — Жаль, конечно, что с кладом так получилось, хотя с другой стороны, все могло кончиться и печальней. Ладно, хоть без жертв обошлось.
— Зато колбаса была такая вкуснющая! — загадочно произнес Джексон и поцокал языком.
— Какая колбаса? — удивленно захлопал ресницами Верховцев.
— А ты не знаешь эту латышскую сказку? — спросил Джексон. — Ну, послушай. На одном отдаленном хуторе жили себе старик со старухой. Однажды в ненастную дождливую ночь кто-то постучался в их дверь. Открыли. На пороге стоит молодая девушка, промокла вся. Она и говорит: «Я заблудилась в лесу, пустите меня, добрые хозяева, переночевать да обогреться». Старики пожалели бедняжку, приютили, обогрели, накормили и положили спать. Наутро девушка собралась в дорогу. Поклонилась она им в пояс и молвит: «Спасибо вам за кров и хлеб. Я — Лайма, фея, приносящая счастье. Я хочу отблагодарить вас за вашу доброту и заботу: загадайте три самых заветных ваших желания, и они тут же исполнятся». Дед едва услышал такое и говорит: «Хочу, чтоб сейчас на сковороде жарилась моя любимая кровяная колбаса»! «Да будет так», — ответила Лайма, и в тот же миг на печи в огромной сковороде заскворчала вожделенная колбаса. Тут бабка смекнула, что к чему, да как вскинется: «Ах ты, старый дурень, загубил зазря одно желание. Нашел что просить, колбасу! Чтоб тебе эта колбаса к носу прилипла!» Что ж, сказано — сделано. «Да будет так», — молвила Лайма, и тут же колбаса приросла к дедову носу, да так намертво — не отдерешь! Зажурились тогда старики: как же деду с приросшей к носу колбасой жить — и неудобно, и на люди вовек не покажешься. Стали Лайму просить, чтобы она ту колбасу от носа отделила. И это было как раз третье желание. Лайма исполнила его и тут же исчезла, а старикам на память осталась лишь жареная колбаса. Они ее и оприходовали с большим аппетитом. Зато какой вкусной она оказалась, такой они никогда не едали.
Джексон сделал паузу и добавил:
— Вот, собственно, и вся сказка.
— Ну и что ты хотел этим сказать? — без особого энтузиазма спросил Верховцев.
Джексон молча вынул из ящика письменного стола какую-то деревянную шкатулку, положил перед Верховцевым и открыл крышку. На дне шкатулки, на красной бархотке лежала великолепная золотая диадема с чудесным камнем размером с лесной орех. Верховцев долго не мог оторвать взгляд от этого зрелища и наконец произнес:
— Я не спрашиваю, откуда эта находка, и могу только догадываться о ее истинной ценности. Не могу понять одного, как тебе удалось это…
Он замялся подбирая нужное слово.
— Не мучайся догадками, это просто сувенир. На память от Лаймы.
— А твои компаньоны, они остались ни с чем?
— Боб и Мироныч? Не беспокойся, Лайма их тоже не обделила; по полдюжины золотых перепало каждому. Конечно, по сравнению с диадемой это ничто, семечки, но для рядовых инженеров по нынешним временам все же, можно сказать, настоящее состояние.
— Итак, как я понимаю, ты не огорчен результатами своего вояжа? — поинтересовался Верховцев.
— Ничуть. Больше того, скажу, что дело это весьма перспективное и, возможно, что я еще вернусь к этой теме. Думаю, и мои компаньоны в стороне не будут. Они настоящие пахари, на них можно положиться.
— И где ты думаешь копать?
— А хотя бы в том же Херсонесе. — Джексон отхлебнул стынущий чай. — По самым точным данным он пролопачен только на одну треть. А что еще скрыто под землей, остается только гадать, но я абсолютно уверен: человек ищущий всегда что-нибудь да найдет. Сейчас темпы раскопок черепашьи, государству не до жиру, нет средств. И все держится на энтузиазме энтузиастов. А если дело поставить на научно-коммерческую основу, все пойдет по-другому. Проект у меня уже зреет. Сколько белых пятен истории можно будет заполнить, представляешь? Взять то же восстание Савмака, что мы о нем знаем? Сущие крохи! Уверен, что самое интересное в этом событии осталось пока за кадром.
В дверь сильно затарабанили. Джексон вскочил, как подброшенный невидимой пружиной:
— От сволочь! Опять у соседушки-придурка блажь в лоб получить.
Но тут дверь распахнулась; на пороге стояли пьяненькие Боб и Мироныч. Боб держал в руках две бутылки водки, Мироныч — палку копченой колбасы и прозрачный мешок с квашеной капустой.
— Шеф! С сегодняшнего дня мы свободны! — шумно провозгласил Боб. — Уволены по сокращению штатов. Бери нас в новый поход! Хоть в Каракумы, хоть на Таймыр!
— Мы созрели, — добавил Мироныч, выкладывая закусь на стол. — И вообще; все это чушь и блеф: можно сократить штат, но нельзя сократить человека! У меня как есть метр восемьдесят два, так и останется, если только я не лягу в прокрустово ложе. Но дудки, я в него никогда не сунусь!
— Мироныч, ты феноменально прав, — сказал Боб и похлопал друга по плечу. — Шеф, не томи, доставай стаканы!
— Ну, что ж, Олежик, бал продолжается, — Джексон отставил чай и полез за посудой. — Что я говорил, компаньоны рвутся в бой. Нет русской душе угомону…
Он разлил водку по стаканам и спросил:
— Ну, честная братия, за что пьем?
В ответ Боб и Мироныч подняли стаканы и, со звоном сдвинув их на середине стола, нестройными голосами затянули:
— Ты помнишь, как все начиналось,Все было впервые и вновь.Мы строили лодки, и лодки звались«Вера», «Надежда», «Любовь»…
