Владимир Кашин - По ту сторону добра (Справедливость - мое ремесло - 5)
- После вас и Джейн единственный наследник Роберт?
- Естественно. Но дети почти ровесники, и лишь господь знает, кто кого переживет.
Кэтрин умолкла, глядя куда-то над кронами деревьев. Коваль не мешал ей сосредоточиться.
- Вы меня ошеломили своим сообщением, Дмитрий Иванович, - наконец произнесла Кэтрин. - Да, ошеломили, - повторила она. - Получается, что Робин рассказал ей... Но девочка ни разу не дала мне это почувствовать... Милая моя!.. Теперь она мне еще дороже. - Кэтрин приложила платочек к глазам. - И пусть он попробует еще раз вымогать у меня деньги! - Сквозь слезы она улыбнулась, и Коваль понял, кого она имеет в виду.
- Екатерина Григорьевна, мастерская ваша не очень прибыльная?
- Да. Но Генри - механик, имеет свою. Они объединятся, и им легче будет бороться с конкурентами.
- В Англии начинается новая волна инфляции. Вы думаете, они выстоят, объединившись?
- Надеемся. Но гарантий, конечно, нет.
- Деньги Джейн сможет получить только после вашей смерти?
- Это уже недолго, - грустно произнесла женщина.
- Я сейчас начну говорить вам комплименты, - шутливо пригрозил подполковник.
Кэтрин улыбнулась в ответ.
- А Роберт знает?
- О чем?
- Что мастерскую получит Джейн.
- Конечно. Кроме тайны, которая вам уже известна, у меня нет секретов от детей.
- И он не сердится?
- Кто, Робин?
- Да.
- Почему он должен сердиться... При всем своем эгоизме он любит сестру. А мастерская ему, повторяю, ни к чему. И ни в каком случае принадлежать ему не будет.
- Он давно узнал, что Джейн сестра только по отцу?
- Какое это имеет значение?
- Дети часто ревнуют к родителям, - уклонился от ответа Коваль.
- Ах, Дмитрий Иванович, это такие дебри, такие дебри! - Женщина утомленно провела рукой по лбу. - Не рассказывайте Джейн о нашем разговоре, прошу вас.
- Хорошо.
- Пусть и впредь думает, что я ничего не знаю... Я не хотела бы, чтобы дети ссорились из-за денег. Робин, конечно, парень непростой. Рано начал выпивать - сначала пиво, потом вино, пристрастился к картам. К какому-либо делу пристроить его было невозможно. Об отцовской профессии, например, и слышать не хотел. Во всем были виноваты его дружки, дети из более обеспеченных семей, он к ним тянулся. Да и мы с Вильямом что-то прозевали. Считали его невинным шалунишкой и все прощали... Робин родился в тяжелые годы послевоенной инфляции, и Вильяму некогда было им заниматься. Мальчику нужен был наставник-мужчина, а отец днем и ночью пропадал в мастерской.
- У вас большая мастерская?
- Да нет, что вы! Это мастерская по ремонту фотоаппаратов и пишущих машинок, в ней только трое мастеровых, четвертым садился за рабочий стол мой муж. А во время инфляции, когда приходилось увольнять одного или двух работников, трудился больше всех. После войны ему, простому механику, нелегко было выбиться в люди. К тому же он упрямо не хотел вступать в профсоюз, и поэтому нам было тяжелей других. А я занималась хозяйством и воспитывала детей. Джейн, например, научила нашему родному языку. Она, как видите, довольно прилично разговаривает. Благодаря этим занятиям я и сама ничего не забыла. Иногда у нас с Джейн бывали украинские вечера, во время которых не разрешала ей ни слова произносить на английском. Вильям посмеивался, считал это капризом, но, поняв, что таким образом я утоляю свою тоску по родине, махнул рукой. Мы с Джейн могли вполголоса секретничать в присутствии Вильяма и Робина. Это очень нас сближало. А вот Робин ни за что не хотел учить украинский. Он вообще учиться не хотел. И только когда Вильям пригрозил, что лишит его всего, взялся за ум, выучился на химика-фармацевта и при помощи своих влиятельных друзей устроился в какую-то лабораторию.
- Если не секрет, в какую?
- Понятия не имею, Дмитрий Иванович, что-то военное, секретное... Да, нелегко мне пришлось с сыном, особенно после смерти Вильяма. Совсем было от рук отбился. Я понимала - смерть отца потрясла его. Отец был для нас всем... Между прочим, и меня не сразу приняли в Англии друзья мужа. Для них я была чужой: то ли немка, то ли русская, - разницы они почему-то не видели, тем более что Вильям привез меня из Германии. Его брак никто не одобрял. Если бы привез няню для ребенка, который остался без матери, это они поняли бы. Но жену - какую-то пленницу, рабыню... Это шокировало чванливых приятелей семейства Томсонов... Долгое время я находилась словно в вакууме, как будто укутанная в вату: вокруг тишина, ни звука, ни до кого не дотянуться - от всего и всех отгораживает какая-то всеобщая отчужденность. Все подчеркнуто вежливы со мной и подчеркнуто холодны. О, покачала головой миссис Томсон, - что я пережила, пока меня признали, пока начали забывать, откуда я, как попала в Англию, пока стала для всех просто Кэтрин! Немало усилий приложил Вильям. Но решающую роль сыграло рождение сына - уже англичанина, несмотря на значительную примесь не англосаксонской крови. Возможно, поэтому Робину я была благодарна в душе и прощала больше, чем Джейн...
Скрипнула калитка, и во двор вбежала Джейн.
- Мама! - закричала она, бросила плетеную сумочку на траву, обняла Кэтрин. - Почему ты не пришла на пляж? Я тебя ждала.
Джейн была в ярко-красном купальном костюме, поверх которого на шлейках болталась легкая пелеринка также красного цвета, и в огромном соломенном брыле.
- У тебя ничего не болит, доченька? Как ты себя чувствуешь?
- Все ол райт! Здравствуйте! - бросила Джейн Ковалю. - Я не знала, что у нас гости, - обратилась к матери, словно считала необходимым оправдать свою экзальтированность в присутствии постороннего человека.
Пытливо взглянула на подполковника: старалась догадаться о причине его появления. Потом опустилась на траву.
- Джейн, - покачала головой Кэтрин, - ты ведешь себя как девчонка. Пойди переоденься.
- Если мой костюм не нравится, я его, конечно, заменю.
Она вскочила и мигом взлетела по ступенькам на второй этаж дачного домика.
Во дворе появилась Таисия Григорьевна. Лицо грустное, в руках две сумки, наполненные продуктами.
- Завтра девятый день после смерти Бориса Сергеевича, - кивнула Кэтрин на сестру, которая опускала сумки в погребок под полом открытой кухни. - Поминки хочет сделать.
Джейн уже в цветастом халатике подошла к Ковалю.
- Вы принесли какие-то новости? Скоро отпустите домой?
"С нее все как с гуся вода, - возмущенно подумал подполковник. - Как будто это не она оболгала хорошего хлопца, как будто это не она чуть не умерла... Но почему все-таки наговорила на лейтенанта?"
- Надеюсь, скоро, - сухо ответил Коваль. - Но сможете ли вы ехать?
- Я абсолютно здорова. И что значит ваше "скоро"? Вы всегда говорите "скоро"... Что, уже нашли убийцу Бориса Сергеевича? О своем отравлении я не спрашиваю. Это вообще какая-то непонятная история.
- Скоро найдем.
- Опять это "скоро"! - возмутилась Джейн. - В вашем языке другого слова нет?
- В данном случае это можно понимать и как "завтра".
- И кто же? - с откровенным любопытством спросила Джейн.
- Завтра все будет известно.
- Так долго ждать! Я уже совсем измучилась!
- Итак, до завтра. - Коваль кивком попрощался со всеми и направился к калитке.
6
Миссис Томсон осторожно переступила через порог, словно боялась споткнуться. Андрей Гаврилович включил в передней свет и только тогда закрыл за собой дверь. Кэтрин обвела взглядом небольшой тесный коридорчик с овальным зеркалом возле вешалки, подставку с бронзовым антикварным бюстом Мефистофеля.
Воловик снял с нее пыльник и повесил на вешалку. Пока Кэтрин поправляла перед зеркалом прическу, он словно мальчишка суетился по квартире. Миссис Томсон вошла в комнату, начала рассматривать книжные полки, разные безделушки, украшавшие жилище врача-холостяка. Андрей Гаврилович, попросив прощения, бросился на кухню.
- Кофе или чай?
- Чай, только чай. В это время у нас пьют только чай. Давай я приготовлю.
Кэтрин настояла, чтобы пили чай на кухне. Единственное, что она разрешила врачу, это принести чашки какого-то старинного сервиза.
Беседа во время чая не вязалась. Андрей Гаврилович продолжал и далее суетиться, не зная, что сделать, чтобы Катерине Григорьевне у него понравилось. Его беспокойство передавалось женщине, и она тоже сидела как на иголках, хотя скрывала свое состояние лучше, чем хозяин.
Эта встреча мало была похожа на ту, первую, которая состоялась в гостинице.
Миссис Томсон никак не могла разобраться в сумятице чувств, охватившей ее тут, в квартире ее бывшего Андрея. Даже мелькнула мысль: "Зачем я пришла?" После приезда на Украину она потянулась к сестре, ко всему, давно забытому, но родному, к языку, к людям. Чувство языка возвращалось к ней постепенно. Сначала с трудом, но потом все свободнее разговаривала она с земляками и наслаждалась языком, с раздражением воспринимая ошибки в произношении Джейн. Не прожив здесь и месяца, она незаметно для себя так вошла в атмосферу родного края, что казалось, никогда отсюда не уезжала, и жизнь в Англии начинала тускнеть в ее глазах, терять свою четкость, словно расплываться, как это бывает с отражением в потревоженной зыбкой воде.
