Владимир Гоник - Я не свидетель
- Вам тоже есть что почитать.
- Вижу, вижу.
- А я пойду журнальчик погляжу.
Левин надорвал конверт. В нем было письмо и еще какие-то бумаги.
"Уважаемый господин Левин!
Я недавно возвратился из поездки. Выполняя вашу просьбу, еще раз тщательно пересмотрел бумаги дяди. К сожалению, заинтересовавшее Вас письмо советника доктора Клеффера, которое он распорядился вскрыть после своей смерти, обнаружить не удалось. Но попались отдельно лежавшие, почему-то вырванные из дневника две страницы с записью за 4 мая 1919 года. Они, как мне кажется, в какой-то мере объясняют многое. А главное - в приписке в конце их, сделанной дядей в 1928 году, т.е. спустя девять лет. Из нее я многое понял, хотя и не до конца. Полагаю, что именно у Вас обнаружится ответ, просветляющий все вопросы. Отправляю Вам русскую копию этих страничек.
С уважением Г.Анерт".
Письмо-предисловие Анерта было интригующим. Отложив его, Левин взялся за ксерокопии дневниковых страничек.
"...4 мая 1919 года.
Пишу о событиях минувших, так сложились обстоятельства, что своевременно сделать запись я не имел возможности.
В конце апреля 1918-го года я был откомандирован в Москву и прибыл туда в распоряжение господина советника доктора Клеффера. Он мне сказал: "Алоиз, вам предстоит поехать на Украину в город Старорецк. Это губернский город. Поездка важная, весьма деликатного свойства и, буду откровенен, связана с некоторым риском. Но вы офицер, и этим все сказано. Отправитесь вы в штатском, и образ жизни ваш там должен соответствовать лицу партикулярному. Вы ведь инженер-строитель, и едете туда по договоренности с московскими властями: большевики намечают в том регионе восстановление важной для них железной дороги, в Старорецке имеется хороший карьер по производству щебня, им нужны консультации квалифицированного специалиста, поскольку своих они уничтожили. Таким специалистом станете вы. Истинная же цель вашего пребывания там следующая: от одного нашего русского друга его фамилия Иегупов - вы иногда будете получать опечатанные пакеты, которые с большими предосторожностями вам надлежит привозить в Москву мне. В Старорецке вы найдете хороший приют у бывшего директора тамошнего коммерческого училища немца господина Франца Тюнена. Я дам вам рекомендательное письмо к нему от его друга детства, живущего с 1902 года в Берлине. Прочие детали мы еще обговорим"...
В скором времени после этого разговора я отбыл в Старорецк. Поселился, как и предполагалось, в доме господина Франца Тюнена интеллигентного приветливого человека. Гостеприимство мне оказывала его милая жена, нянчившая годовалого сына Георга.
Делами карьера я занимался от случая к случаю, у местных властей неразбериха, хаос, их время поглощали тысячи других, ежедневно возникавших первоочередных забот.
Наконец однажды появился господин Иегупов. Он был старше меня на несколько лет, неулыбчивый человек с недобрыми стального цвета глазами. Носил он штатский френч, брюки, заправленные в сапоги и серую кепку в большую клетку. Я вручил ему туго набитый деньгами портфель от советника доктора Клеффера, на что Иегупов только и сказал: "Хорошо. Скоро увидимся". Затем он приходил несколько раз и приносил опечатанные сургучом пакеты, завернутые в старые газеты. Я отвозил их в Москву Клефферу. Как-то я заболел тяжелой инфлюэнцей с осложнением на уши. Выходила меня жена Тюнена - Клара. Но из-за этого дважды или трижды с пакетами от Иегупова в Москву ездил Франц Тюнен, не зная, как впрочем и я, их содержимое. Но для него я придумывал всякий раз невинные поводы для этих поездок, вроде связанные с моим пребыванием здесь как инженера.
В Старорецке я пробыл без малого четыре месяца, затем меня срочно отозвали в Москву после убийства посла Мирбаха, а из Москвы уехал сюда, в Финляндию. Здесь моим гостем десять дней был Франц Тюнен. Как-то вечером возле гостиницы мы встретили господина Иегупова. В прекрасном европейском пальто и шляпе, он вышел из шикарного автомобиля, завидев нас, заулыбался, был очень любезен, пригласил вечером отужинать. За ужином в ресторане он весело говорил о чем угодно, но ни разу не вспомнил наши с ним контакты в Старорецке. На следующий день Иегупов предложил нам сфотографироваться на память, что мы и сделали в одном из салонов..."
После этой записи через интервал шел постскриптум - приписка, сделанная спустя девять лет, но почему-то в этой части дневника. Читая ее, Левин понял, что она сюжетно как бы завершала предыдущий дневниковый отчет:
"Выполняя волю доктора Клеффера, письмо я вскрыл после его кончины. То, что я узнал, потрясло. Стало понятно, почему доктор Клеффер назвал Иегупова негодяем, предупреждал остерегаться его. Из письма доктора Клеффера я узнал, что возил в пакетах какие-то важные документы. Добывал их Иегупов. Но вместо того, чтобы покупать их за деньги, которые я передал ему, Иегупов просто убивал владельцев бумаг, а деньги присваивал. Огромные суммы. В этом свете я выглядел простым обманутым фельдъегерем, не подозревая, что кровь невинных жертв и на мне"...
Теперь то, что написал Агафонов в своей книге о старорецких убийствах и что написал Кизе в дневнике, сошлось для Левина в одну нить: Иегупов убийца, жертвы - бывшие промышленники, богатые купцы, те, кого сегодня принято называть бизнесменами. Похищались только какие-то бумаги, важные документы. Какие? Кизе об этом не пишет, поскольку и сам не знал, а Клеффер не посчитал нужным посвятить его даже в последнем своем предсмертном письме, несмотря на его исповедальный характер.
38
На улице мысли Левина переключились на другое. Ни для него, ни для Анерта в сущности не имеет значения, чем занимался молодой Кизе в Старорецке в 1918-м году. Выяснение этого выходило за рамки задачи, поставленной Анертом. Услуги бюро Анерт оплачивал лишь в пределах выяснения обстоятельств гибели его дяди оберста Алоиза Кизе в советском плену, и места, где он захоронен. Но думая о завершающем письме, которое предстоит написать в Мюнхен, Левин решил все же сообщить Анерту и о том, чем занимался господин Кизе в Старорецке в 1918-м году, возможно, не ведая всего, поскольку ему, тогда еще сопливому офицерику, по молодости лет не доверяли таких государственных секретов. А если бы доверили? Отказался бы?.. Вопросец! Дальше предстоит деликатное - о месте захоронения Кизе. "К сожалению, могила вашего дяди не сохранилась. Умиравших военнопленных хоронили на участке поля, примыкавшем к еврейскому кладбищу, разрушенному немецкими оккупационными властями. Впоследствии на месте этого кладбища и захоронений были построены заводские корпуса". Что ж, вполне.
Имелась еще одна деталь, занимавшая Левина. Прояснить ее, как он понимал, уже не удастся: не слишком ли высока цена, которую уплатили бывшему директору коммерческого училища Францу Тюнену - покупка дома и счет в банке - за предоставление крова Алоизу Кизе и за две-три поездки, когда тот болел, в Москву с пакетами от Иегупова? Может быть, Франц Тюнен оказывал еще какие-нибудь услуги? А Клеффер, да и сам Кизе в своем дневнике умолчали об этом? Ведь не случайно две важных странички дневника были вырваны и хранились отдельно... Но гадать уже бессмысленно...
39
В субботу Левин пришел к профессору Нироду, с порога начал извиняться, что задержал книгу.
Старик только кивал, выслушивая извинения, и когда уселись в кресла в мрачноватом кабинете, спросил:
- Интересно?
- Да, очень.
- Всю книгу прочитали или только то, что вас интересовало?
- Всю.
- А что вас конкретно интересовало?
- Очерк "Старорецкие убийства".
- Что-нибудь извлекли для себя полезное?
- Почти все, что хотел.
- Почему "почти"?
Левин подробно напомнил старику содержание очерка.
- Так что вам еще не ясно? - спросил Нирод.
- За какими бумагами охотился Иегупов, - и Левин пересказал те странички дневника Кизе, которые тот когда-то вырвал и хранил отдельно.
Старик слушал, шевеля губами, словно повторял слова Левина или что-то читал по складам, затем задумался, долго молчал, наконец произнес:
- Жертвы Иегупова - бывшие промышленники, крупные коммерсанты, купцы, акционеры, - он сделал паузу. - Случай похожий... По Брестскому мирному договору Советское правительство взяло обязательство оплачивать все русские ценные бумаги, предъявляемые Германией. - Он подошел к книжным полкам, поискал глазами. - Возьмите стремянку, полезайте, слева вторая полка сверху. Там книга с салатовым корешком. Видите? Достаньте ее.
Левин вскарабкался, вытащил книгу, подал Нироду. Тот, полистав, нашел нужное ему и стал читать вслух:
"Используя это положение Брестского мирного договора, агенты германского посла в Москве Мирбаха скупали за бесценок акции национализированных Советской властью предприятий, с тем, чтобы предъявить их затем Советскому правительству к оплате. Так, например, братья Череп-Спиридовичи, являвшиеся крупными акционерами и членами правления Веселянских рудников, были задержаны при попытке продать германскому представительству акции национализированных рудников на сумму пять миллионов рублей. За это преступление братья и их комиссионер, биржевый маклер, 31-го мая 1918 года были расстреляны", - Нирод захлопнул книгу. Годится такая версия?
