Юлия Алейникова - Ангел Смерти
– Завтра. Все – завтра, – приговаривал Андрей, поворачивая в замке ключ.
Было воскресенье. Андрей стоял в лоджии и вдыхал густой дурманящий запах цветущей под окнами сирени. Они жили на пятом этаже кирпичной девятиэтажки, дом был старый, еще семидесятых годов постройки. Стоял он посреди большого зеленого двора, засаженного березами и кленами, а в палисаднике густо разрослись сирень и акация. Андрей стоял, облокотившись о перила, и наслаждался теплом и покоем. Квартиру он пропылесосил, продукты на следующую неделю закупил, жена готовила обед, а сын унесся с приятелем в кино, смотреть новый навороченный боевик. Вдыхая запах свежей летней зелени и наблюдая за дремавшими на лавочке у подъезда старичками, Андрей мечтал хоть на денек вырваться в Жмотовку. К рыбалке, к запущенному огороду, на котором в этом году они даже лук с укропом не посадили. Хорошо хоть, сосед-благодетель обещал им картошки осенью пару мешков продать. Андрей эту деревенскую картошку жуть до чего любил, и хватало им ее до самого Нового года, а то и дольше. А жена соседа еще и огурцы свои солила, и помидоры мариновала. И иногда даже им пару банок подкидывала. Андрей предлагал покупать, но и Генка, и жена его Надежда наотрез отказались. А Андрей бы с удовольствием купил у них и с десяток банок таких деликатесов. Ирина все эти домашние заготовки терпеть не могла, о чем еще перед ЗАГСом категорически поставила его в известность. К тому времени Андрей уже успел познакомить ее с родовым жмотовским «поместьем» – и едва не потерял на этом деле невесту. Слава богу, Ирка уже была беременна Глебом, а то еще неизвестно, чем бы дело кончилось. И все равно, Андрея от деревни отвадить не удалось даже ей. И каждую весну его, как перелетную птицу, неодолимо тянуло в родное гнездо. Увы, с этим проклятым делом ему дай бог к круизу-то разобраться, о сельских радостях и думать не приходится. А время уже поджимает… Да и начальство недвусмысленно намекает, что не надо мудрить и проявлять неуместную дотошность, а быстренько закрывать дело, в котором и без того все ясно. Сосед Скобелевой Гуськова опознал, и этого вполне достаточно. Достаточно для них, но не для Андрея.
Он по-прежнему не мог понять: зачем понадобилось убирать Бурмистрова и уж тем более Котляра? Сколько ни бился Андрей над этим вопросом, ответов у него не находилось, как и не имелось достаточных улик, подтверждавших виновность или же невиновность Гуськова в этих двух убийствах. И, честно говоря, каких-то иных, отличных от официальной версий этих убийств у него тоже не было. Если по отдельности эти убийства еще можно было как-то объяснить – ревностью, бандитским нападением, личными счетами, – то в их общей связке никаких единых мотивов Андрей никак не мог придумать. Или их попросту не было, или же он отличался поразительной скудостью фантазии.
В понедельник Андрея вызвали с докладом в управление, где он еще раз получил весьма настойчивые рекомендации – не мудрить и закрыть дело, к тому же смежники из ГУЭП уже успешно отрапортовали о своих успехах.
Андрей спускался по лестнице, хмуро глядя себе под ноги, а потому и не заметил идущего ему навстречу коллегу, пока не услышал подчеркнуто обиженное:
– Вижу, совсем вы, Андрей Петрович, загордились, со старыми знакомыми уже не здороваетесь, успех вам голову вскружил? Ну еще бы, что ни день, то интервью, что ни неделя – то новые разоблачения!
Андрей поднял голову и увидел стоявшего ступенькой ниже Сашку Амбросимова, своего бывшего однокашника и коллегу, ныне работавшего в следственном управлении Невского района. Сашка стоял и язвительно улыбался, обиженным он ничуть не выглядел.
– Ну что, ясный сокол, голову ниже плеч повесил? Али начальство мало хвалит, али СМИ о тебе позабыли?
– Во, во! – кивнул ему Андрей. – Именно что не хвалят! А ты тут какими судьбами?
– Да так, повидаться кое с кем надо… По личному, так сказать, вопросу.
Сашка Амбросимов, невысокий, худощавый, верткий, с тонкими чертами лица, всегда смотрелся как-то несерьезно и недостаточно грозно для служителя правопорядка и оттого, вероятно, еще в молодости привык часто хмурить брови, набычиваться и разговаривать в угрожающей манере, причем даже с друзьями и коллегами, а не только с правонарушителями. Вот и сейчас совершенно безобидная фраза, за которой наверняка стояло упоминание о простом дружеском визите, превратилась в устах Сашки в угрозу.
– А кстати, – вскинул тоненькие жиденькие брови Амбросимов, – я вот тоже года полтора тому назад с убийством врачей разбирался, да только в моем случае ни славы, ни регалий мне не выпало, убийцу так и не нашли. Так что, считай, тебе повезло.
– С убийством врачей? – нахмурился Андрей. – А что за убийства, я что-то не помню, серийный маньяк, что ли? По какому признаку их убивали?
– Ну, ты даешь! – фыркнул Амбросимов. – Серийный сразу! Ты, как я вижу, простыми делами больше не интересуешься? Нет. Возможно, между ними и связи-то никакой не было, и убийцами были разные люди, потому что ничего повторяющегося в этих убийствах не было, а что пострадали именно врачи, так преступники могли просто проявить легкомысленное невнимание, выбирая своих жертв.
– Ты по-человечески рассказать можешь? – подчеркнуто спокойно спросил Андрей, дабы не нарваться на еще один искрометный монолог.
– Да нечего особенно рассказывать-то. Убили мужика одного в ноябре, возле гаражей, он там машину ставил. Убийцу не нашли. Спустя полтора месяца – еще одно убийство, в нашем же районе. Тоже врач. Зарезали его в собственном подъезде. Кошелек, документы – ценные вещи, одним словом – похищены. Второе дело тоже повесили на меня. А уже спустя полгода – бац: в Приморском районе третий труп, и тоже – врач. Выпал с балкона. Точнее, сбросили его. Был свидетель, видевший, как его, родимого, через перила переваливали. Да только потом никаких следов пребывания других лиц, кроме хозяина, в квартире не обнаружили, и никто больше ничего не видел и не слышал. Все три убийства остались нераскрытыми, ни вместе, ни порознь.
– Слушай, могу я эти дела посмотреть? – неизвестно зачем спросил Андрей.
– На что они тебе? Эти врачи работали в разных больницах, ничего общего с твоей аферой они наверняка не имеют, – удивился Амбросимов.
– В разных, говоришь? – задумчиво спросил Андрей. – Но все же в больницах? Не в поликлиниках?
– Нет. Точно в больницах, – с несколько озадаченным видом ответил Амбросимов. – Но они все разные, врачи эти. Один точно был хирургом, другой – кардиологом, а третий вроде акушер-гинеколог из роддома.
– То есть терапевтов среди них не было? – ощутив внезапно некую тревожную внутреннюю дрожь, спросил Андрей.
– Ты к чему клонишь? – нервно завертелся на лестнице Амбросимов. – Ты что-то знаешь? У тебя похожее дело проходило? Говори, не темни!
– Да нет. Просто мысли разные бродят, – тут же пошел на попятную Андрей. – Так дашь дела посмотреть?
– Да на здоровье, – буркнул, теряя интерес к разговору, Сашка. – Приезжай, смотри. Только позвони заранее.
Андрей приехал к приятелю на службу на следующий день, поскольку дело Котляра не давало ему покоя. По мнению патолога, удар Илье Григорьевичу был нанесен с хирургической точностью. Следовательно, либо Гуськову несказанно повезло – что Андрей считал делом совершенно абсурдным, – либо он специально тренировался. Что опять-таки выглядело притянутым за уши. До сих пор Андрей не замечал за Гуськовым особой утонченности в избираемых им методах и средствах устранения жертв.
Зато отравление Бурмистрова опять-таки под разряд рядовых способов убийства не подпадало, и если это дело и не требовало глубоких медицинских познаний, все же некое представление о реакции организма на используемый яд у убийцы должно было иметься. Рассчитать дозу такого яда и придумать способ его введения в организм дилетанту не под силу. И что ни говори, но именно эти два убийства никак логически не подходили под историю с фондами. Зато Андрей всем нутром чувствовал имевшуюся между ними скрытую связь.
– Вот, смотри, – плюхнул на стол перед Андреем толстенькую папочку Амбросимов. – Это первый убиенный, Кострюков Николай Степанович. При жизни трудился в пятьдесят третьей больнице, в отделении реанимации и интенсивной терапии. Был зарезан на автостоянке, возле гаражного кооператива двадцать третьего ноября, около одиннадцати вечера. Пропала его борсетка, но вскоре она была найдена возле помойки, полностью выпотрошенная. Из свидетелей удалось отыскать двоих. Оба собачники. Женщина с доберманом шла с собакой в направлении гаражей, но услышала шум и повернула в другую сторону. И мужчина с таксой, этот выгуливал неподалеку своего Бобика и видел примерно в это время мужчину, торопливо идущего от стоянки. Никаких особых примет не разглядел. Освещения там почти нет, гаражный кооператив идет на снос, так что ничего, кроме среднего роста, темной куртки и темных джинсов, свидетель разглядеть не смог. К тому же его такса нашла какую-то дрянь на газоне и собиралась ее съесть, он ее у псины отнимал, она лаяла… В общем, занят он был, не до убийцы ему было, – иронично заметил Амбросимов в свойственной лишь ему задиристой манере, не переставая при этом то листать папку, то перекладывать бумаги у себя на столе и ерзать при этом на стуле.
