Александр Бушков - Волк насторожился
– Смотря что.
– Слушай сюда…
От баньки они отказались, от «кваску» тоже. Старуха уселась разбирать принесенные из тайги травки. Лара, узрев такое занятие, начала увиваться вокруг с деликатными расспросами о колдовстве, и Данила такой поворот событий как нельзя лучше устраивал – обе сидели в дальней комнате, а рюкзаки остались в сенях… Он подошел к Валентину и сказал многозначительно:
– А не прогуляться ли нам по деревне?
– Зачем? А, да, понял.
Они вышли со двора. Корявый, которому Данил за спиной белобрысого показал большим пальцем через плечо, нырнул в избу. В деревне стояла тишина. Светились окна, у забора шумно вздохнула корова, почти невидимая в сумерках. Дома были разбросаны вольно, так что единственная улица была не такая уж и короткая. Стараясь не спешить, оба прошли до самого конца, развернулись и направились обратно. В доме, возле которого приткнулся комитетский «уазик», орал магнитофон. Окна занавешены плохо, и Данил увидел, что солдатики, все шестеро, сидят у стола вокруг трехлитровой банки с жидкостью цвета какао. Действительно, по возрасту – определенно контрактники. Лейтенант притулился тут же в уголке, и лицо у него выдавало борение самых разных желаний. Можно биться об заклад, что сегодня-то он все же не вытерпит…
– Что это там у них?
– Бражка с какао, – сказал Данил. – Приятная штука.
– Это не засада.
– Конечно, – сказал Данил. – Засада так беззаботно не балдеет. Но рация у них есть, вон, видите? Уголок торчит. Не знаю, что там за беспорядки в Тохаре, есть они на самом деле или нет, но под этим соусом нас любой патруль хлопнет в два счета, как гипотетических боевиков, и никому потом не докажешь…
– Ничего, – спокойно сказал Валентин. – Главное – добраться. Пойдемте?
– Подождите. – Данил прикинул: следовало дать Корявому побольше времени. – Постоим пару минут, у меня чисто личный разговор…
– Успокойтесь. Я не собираюсь ябедничать папочке. Вы ведь это имели в виду?
«Быстрый, сволочь», – подумал Данил.
– Именно это я и имею в виду, – сказал он.
И пошел вслед за спутником к дому – ничего нельзя было придумать, чтобы задержать его еще хотя бы на пару минут…
Однако, вернувшись, они застали в избе сущее благолепие – Лара со старухой заканчивали вязать траву в пучки, а дядя Миша подкладывал полешки в печку. Кот устроился под столом, зорко оглядывая оттуда незнакомых людей. Демонического в нем ничего не было, а поскольку в избе горели самые обыкновенные электрические лампочки, вокруг не пахло и каплей мистики – и все равно Данил не мог отвязаться от мысли, что время и пространство вдруг лопнут чудовищной трещиной, разодрав теплую ночь сверху донизу, до неба, до звезд, и с т о й стороны хлынет дневной свет, затопочут копыта, по улице проскачут всадники, посланные переловить последних улизнувших свидетелей погребения…
– Спать у нас рано ложатся, – намекающе бросила старуха.
– Нам, пожалуй, тоже пора, – сказал Данил. – Выезжать будем по рассвету… Готовьтесь спать, гвардия.
– А где у вас сараюшка? – спросила хозяйку Лара.
– Никаких сараюшек, – заявил Данил мрачно. – Диспозицией не предусмотрены.
Он вышел во двор, закурил, подошел к «уазику». Вскоре скрипнула дверь, с крыльца сбежал дядя Миша:
– Бабка сказала белесому, чтоб заносил автомат в избу. Углядела же, клюка… Неси уж, говорит, чего уж…
– Она такая, – сказал Данил.
– Командир, ты молитву какую-нибудь не помнишь? На сон грядущий бы?
– Да ладно тебе…
– А все ж таки. Та еще бабулька, гадом буду. Кто ее знает, что ей в голову взбредет насчет нас…
– Ладно тебе, – повторил Данил. – Взял?
– А там и так пусто, как на Северном полюсе…
Глава четырнадцатая
Шумные встречи на тихой войне
Вопреки суеверным опасениям Корявого, ночь прошла спокойно, домовой никого не душил, хозяйка ни во что жуткое не превращалась. Утро выдалось прекрасное, старуха на прощанье даже напоила их парным молоком. Правда, молоко в городские глотки шло плохо. Данил его давно забыл, Валентин, оказавшийся хуторским, тоже, Лара раньше не пробовала вообще, отхлебнула пару глотков и округлила глаза:
– Такое впечатление, оно живое…
Один дядя Миша браво опростал двухлитровую банку, заявив, что вкус парного молочка он тоже забыл, но продукт полезный, а потому следует пить, сколько влезет.
И уехали.
…Патруль им преградил путь часа через полтора.
Дорога раздваивалась, огибая необъятную гору, влево уходила широкая, наезженная колея, где прошла бы бок о бок парочка грузовиков, вправо – однорядка, подобная той, что вела в деревню. Поперек широкой стоял «уазик» цвета хаки, свободное пространство меж ним и обочинами было перекрыто аккуратно поваленными сосенками. Рядом, на полянке, стояла выцветшая палатка. Судя по выжженному пятну под большим черным треножником с подвешенным к нему чайником, по куче пустых консервных банок в сторонке, застава обитала тут не первый день. Несмотря на раннюю пору, возле машины прогуливался стриженный под ноль детина в кепочке-«афганке» и камуфляже с нашивками ФКГЗ, с АКСУ на плече. У полога палатки красовалось пять пар кросовок, а на растяжке сохла тельняшка-безрукавка.
Детинушка браво шагнул вперед, энергично отмахивая рукой. Дядя Миша принял вправо и не спеша поехал себе дальше по свободной дороге, но сзади вдруг послышался свист, и часовой потрусил следом, махая рукой к себе, разок многозначительно показав автомат.
– Вариант «Иностранец», – сказал Данил спокойно. Расстегнул ремешок кобуры, опустил предохранитель. – Давай задний.
«Уазик» пополз задним ходом. Рядом с часовым торчал еще один коротко стриженный, постарше лет на пять, с защитными звездочками на погонах незастегнутой форменки – старший лейтенант. Кобура у него на поясе осталась нерасстегнутой, а часовой держал автомат довольно небрежно.
– Ну чего, мужики? – Дядя Миша выгл янул с недовольной физиономией. – Вот те крест, не шпионы. Хочешь, подошвы посмотри, никакой там рации не заделано…
– Кто такие? – спросил старлей лениво-бдительно.
– Интуриста с дочкой за медведем везем, – доверительно поведал Корявый. – Валютой платит, мля, тут повезешь…
Данил открыл дверцу и выпрыгнул, обозрел патрульных и палатку с бессмысленно-радостной улыбкой импортного человека, всю сознательную жизнь бродившего по асфальту. Больше из палатки никто не вышел. Два автомата к тому же висят у входа, под пологом – караульщики, мать вашу…
Лейтенант дернулся было к нему, но проскочил взглядом мимо и даже немножко отвесил челюсть. Часовой реагировал столь же гетеросексуально.
Лара выпорхнула из боковой дверцы, как ослепительное видение. Роскошные золотистые волосы, просвеченные солнцем, струились по плечам, невесомая маечка наглядно свидетельствовала, что в буржуазном мире лифчики давно сочли пережитком. Потянулась, походкой манекенщицы прошлась возле машины и, очаровательно улыбаясь, сказала Данилу по-английски:
– Смотри, у этого офицерика такая же педерастическая физиономия, как у дяди Джека, наверное, тоже…
Данил ей мысленно поаплодировал – вплоть до овации. Сей маленький экспромт, имевший целью выяснить, понимает ли старлей по-английски, достиг цели мгновенно: офицер таращился на девушку столь же умиленно-обалдело, определенно не поняв ни слова. Данил тем временем подошел вплотную к часовому – тот, глядя на Лару, непроизвольно проглотил слюну с громким чмоком – обозрел его спереди, с боков, заулыбался:
– Рашен командос? Велл, велл…
И, войдя в образ, потрогал указательным пальцем дуло автомата, праздно болтавшегося у детины на плече. Тот и внимания не обратил, сказал завороженно:
– Ох, Серега, я бы ей вдул…
Старлей цыкнул на него, но дядя Миша с понимающей ухмылкой успокоил:
– Да не понимают они ни хрена, переводчик вон сидит, только он с похмелья, в деревне бражки обожрался, пошевелиться не может… Чего тормозили-то?
– Ох, я бы ей… – повторил простяга-часовой.
Данил с милой улыбкой сказал ему на английском:
– Почеши себе яйца битой бутылкой, дитя мое, и жопу не забудь…
И, обойдя его, с раскованностью патентованного иностранца направился к палатке, стал озираться с видом крайнего любопытства.
– Куда едете? – спросил старлей, косясь на Лару.
– Сказали, вот сюда. – Дядя Миша показал ему карту и ткнул пальцем. – Говорили, тут есть медведь. Нам, честно тебе скажу, интереснее его по тайге покружить подольше, он, английская морда, поденно платит, вот я его четвертый день вокруг деревень кручу… Да заскучал что-то, в чащобу хочет. Вы что тут делаете-то, а?
Лара, склоняя головку то к правому плечу, то к левому, разглядывала часового. Часовой млел. Данил, повернувшись вполоборота к машине, внимательно слушал.
– Сюда не надо, – тыкал пальцем в карту старлей, – тут запретка, сюда тоже соваться не стоит…
