Лариса Соболева - Вся правда о небожителях
Евгений Хацко принял их в большом ангаре для авиалайнеров, где стены и обстановка кричали: здесь обитает господин из отряда небожителей. Однако в небожителе было нечто знакомое и роднившее его с двумя оперативниками: слегка подпухшая физиономия, симптоматичный блеск глаз… Он же с бодуна! Или принял на грудь рюмку-две, а с таким субъектом диалог завязывается просто. Артем выложил на стол фото Камы, следом опустился в кресло и спросил:
– Знакома вам?
– А что такое? – У Хацко беспокойно забегали глазки.
– Проходит она у нас по одному делу, – уклончиво ответил Артем. – Желательно знать, что она была за птаха.
Небожитель оказался человеком благородной закваски, не стал чернить женщину, но очень уж заигрался (видимо, по пьяни):
– Хм, Кама – это… с чем бы ее сравнить? Изумруд в навозе. Она не создана для быта, нищеты, рутины, в ней огонь. Скажу по секрету, как мужчинам… – Он подался корпусом вперед, Артем сделал то же самое, и, сложив пальцы в щепоть, Евгений Богданович покручивал ими в воздухе, отображая только ему понятный смысл. – Если б вы видели ее ноги… от щиколотки до… А если б соприкасались с ее кожей… что на животе, что на груди… Мне можно позавидовать.
Иезуитски улыбаясь, Артем положил одну фотографию на стол, вторую, третью, дескать, ноги мы как раз видели во всей красе, и не только ноги. Мимика Хацко преобразилась. Евгений Богданович в сердцах ударил пальцами по краю стола и, став самим собой, а не гурманом женских прелестей, обиженно прогнусавил:
– Вот стерва! Ну не б… И вам подкинула!
– А кому еще она подкинула фотки? – подхватил Вовчик.
– Кому-кому! Жене! Продала их за тридцать штук рэ. Дура, просила бы больше, моя Тонька дала б. Теперь я ночую здесь, домой меня не пускают.
– Итак, вы изменяли жене с Камой…
Артему не удалось закончить фразу, Хацко перебил его, это был стон раскаяния с восторгом, возмущения с тоской:
– Ребята, хоть вы меня поймите! Вы мою Тоньку видели? Метр на метр с прической и на каблуках! Вот, смотрите, – ткнул он пальцем в запекшуюся ранку на виске. – Я ей говорю: «Разденься и посмотри на себя в зеркало, захочешь ты то, что там увидишь?» А она в меня кинула пепельницей! Но это ж правда! А тут такая… губы, шея, грудь, бедра… и все для меня! Как было не соблазниться? Но бросать семью я не хотел, нет. Тонька хоть и злобная мегера с фигурой бегемота, а жена. Поорет, побесится и никуда не денется.
– Короче, вы отказались жениться на Каме, и она вам отомстила, передав жене фотографии, – сделал вывод Артем.
– Примерно. Но красиво отомстила, чисто по-женски. Так поступает только любящая женщина.
Артем с Вовчиком переглянулись, у обоих в голове проскользнула одна и та же мысль: придурок. И вообще, знает ли он, что…
– Каму убили, – сказал Вовка. – Как вы думаете, кто мог…
– Что?!! – побагровел Хацко. Нет, он явно не в курсе, так играть отчаяние, когда тормоза смазаны спиртным и легко скользят, невозможно. – Камиллу?!! Ай, беда, беда… Такое богатство убить!.. Кто мог, кто посмел… Вот что скажу я вам: Тонька ее убила.
– Какая Тонька?
– Жена! Она, она. Тонька грозилась уничтожить Каму, она узнала ее на фотографиях. Да больше некому. Кама безобидная, с ее красотой могла многого добиться. Как убили, чем?
– Напали сзади и задушили.
Евгений Богданович задумался, грызя от волнения ноготь и, похоже, что-то вычисляя, наконец выдал:
– Нет, жена не достанет. Даже не допрыгнет – Кама высокая… А знаете, Тонька могла нанять человека… этого… киллера.
– Киллеры обычно стреляют, – просветил его Вовчик.
– Неважно! Моя жена завистливая, злобная, жадная и зарвалась, а уж когда на ее собственность покусились, а собственность – это я, она порвет на куски всех подряд. Умоляю, выведите ее на чистую воду, я вам премию выплачу.
Еще минут десять он распинался по поводу жены и Камы, предложил коньяку, но лить спиртное на свежие дрожжи – они же не алкаши, в самом-то деле. И не смертники, ибо за рулем сидят по очереди, а голова и без того пустая. Очередь вести машину была Вовчика, но прежде чем тронуться в путь, Артем подвел итог:
– Еще один минус – у этого имбецила алиби, он пил в ту ночь с тремя подчиненными. Жена при должности, на фиг ей кровь проливать при всем желании отомстить за мужа? К тому же она «не достала б» до шеи Камы…
– Как он жену нам сдавал, говнюк, – осудил Вовка.
– Выгодно, наверное, чтоб мы ее загребли. Ладно, посмотрим.
– Уф, не хочется, чтоб это был Рогозин, а дорожка ведет к нему.
«Я сошла с ума. Я сошла с ума», – мобильник оповестил, что звонит Лика, но Артем не отреагировал, сказал Вовке:
– Слушай, я сегодня никакой, давай завтра на пост ГИБДД смотаемся и выясним, в котором часу выезжал Эрик, раз начальство этого требует. А сейчас поехали домой, отоспимся.
Не думала София, что один день, один час, нет, одна минута способна перевернуть всю жизнь. Находясь на заднем сиденье автомобиля, она проживала этот труднейший день заново.
С утра она кипела (по поводу Артема, разумеется), а куда-то пар нужно было выпустить, посему решила немножко осложнить жизнь редактору газеты, позвонила. В трубке долго шушукались, наконец он ответил, и София сказала тоном стопроцентной стервы:
– Добрый день, я София Уварова. Ваша журналистка уговаривала меня дать ей интервью, я согласилась, почему же вышел другой материал?
– А как вы докажете, что у вас был договор?
– Не буду напоминать вам о журналистской этике, раз вы не в курсе, что это такое, но утешу вас: я сделала диктофонную запись.
– Запись не действительна, если сделана без согласия…
– В суде будете доказывать неправомочность моих действий. До свидания.
Теперь пусть и он покипит. Все-таки в мести есть своя прелесть: легче стало. София забрала с подоконника банку с маринованными огурчиками и, уставившись в монитор, аппетитно захрустела ими, как вдруг вбежала Инесса – ходячая новостная газета:
– Соня, представляешь, твой Артем с Вовчиком пришли с такого бодуна… мама моя! Почти лыка не вяжут, я думала, пьяные.
– Чего это он мой? – фыркнула София, и придвинула к ней банку с огурчиками. – Хочешь?
– Не, я их только под водочку. Вчера вроде была другая банка…
– Так то вчера. – София захрустела новым огурчиком, не отрывая взгляда от монитора. – Обожаю корнишоны, правда, хотела купить помидоры, но их не было. Какие еще новости?
– Денисыча передвигают в кресло начальника УВД.
– Давно пора. А кого на его место посадят?
– До сих пор тайна! Может быть, к вечеру узнаю. Ну и молотишь ты огурцы… Ой, я когда Машку носила, меня все на кислятину тянуло или на халву, потом три года халву видеть не могла. А с Петькой вообще без проблем.
– Ты в каком смысле… – похолодела София.
– Ну, банками жрут соленое, когда… Не проверялась еще?
Дошло! О-ой!.. Когда же были последние критические дни? София порылась в памяти… по спине пробежали мурашки: давно! Но это еще бабушка надвое сказала, может быть, застудилась, да и подтверждение получить сейчас просто. Вскочила она, будто с пороховой бочки, схватила сумочку, лихорадочно вытащила кошелек, Инесса догадалась, куда она намылилась, и услужливо подсказала:
– Ближайшая аптека кварталом ниже.
В аптеку София неслась, словно гончая за зайцем, тест на беременность купила, вернулась с той же скоростью и рванула в туалет. Настал момент, когда надо посмотреть на реакцию, а руки дрожат, ведь нужен отрицательный результат. Но интуиция, подлая, издевается: положительный, положительный… София встала ближе к свету, чтоб не ошибиться…
– Черт! – навалилась она спиной на стену, подышала, чтоб в обморок не грохнуться, и снова посмотрела на тест. – Черт!
Понурая София с упаковкой вернулась в кабинет, Инесса все еще сидела там, а как же! Чтоб она первой не узнала, а потом не рассказала всему свету – это была бы не Инесса. А Софии было не до нее, присев, она тщательно изучала упаковку.
– Че ты там ищешь? – полюбопытствовала Инесса.
– Срок годности. Кажется, просроченная…
– Значит, да. А я тебе без теста скажу: ты залетела.
– Слушай… – Бесполезно ее просить, глупо, но язык не послушался. – Прошу тебя, не говори никому… очень прошу.
– От Артема, – закончила дознаватель. – Зуб даю – никому!
Выпроводив Инессу, София созвонилась с приятельницей, которая точно скажет: есть или нет, она гинеколог. Дорога казалась ей нескончаемой, появилось ощущение, что и температура поднялась, и нервный тик начался, и сердце останавливалось, но надежда ее не покидала. Но покинула, когда услышала приговор:
– Девять недель. Надеюсь, ты не сделаешь очередную глупость по велению своего тупого Борьки? – Приятели Софии не любили ее мужа.
– Это не от Борьки, – призналась она, находясь в полном упадке.
– Значит, появится умный ребенок. Чего нос повесила? У меня тут толпы на адовы муки согласны пойти ради детей, а ты! Не говори Борьке, что не от него, так многие женщины поступают. Выйдут замуж за того, кто, по их мнению, годится для семьи, а для продолжения рода не очень, и беременеют от другого. Потом верны мужу всю оставшуюся жизнь, а ребенок растет здоровым с любящим отцом.
