Ольга Тарасевич - Крест Евфросинии Полоцкой
Возвращаясь в прокуратуру, Володя мысленно прикидывал очередность дел, которыми надо заняться. Наверное, следует отправиться к тому священнику, отцу Алексею. Словосочетание «храм на Широкой» не вызывало у Королева никаких ассоциаций. Сам он тоже теряется в догадках. Широкая – это деревушка? Название какого-то района? Но у священника, возможно, будет что сказать на эту тему.
«Да, так и поступлю, – подумал Володя, закрывая окошко, из которого хлестал колкий холодный дождь. – Если вдруг священник не поможет, напрягу Вронскую. Она девица шустрая, и сейчас все равно, наверное, балду гоняет, сопли в очередной книжке размазывает. Елки-палки, это ж надо было такому случиться…»
Коварная «Шкода» окончательно обнаглела, фактически выдавливая «Жигули» Седова на соседнюю полосу. Володя снова нажал на кнопку звукового сигнала, взывая уже не к «Шкоде», бесполезно, а к водителю на левой полосе. Тот, оценив переносимые Седовым муки, мигнул фарами и притормозил.
Перестроившись, Володя облегченно вздохнул. Идиотов на дороге хватает. Если есть возможность – лучше объехать. Все лучше, чем ждать ГИБДД, а потом ремонтироваться.
Да… Он думал о том, что казавшаяся довольно перспективной версия провалилась. У Лики Вронской получилось выяснить, где именно находились те дачи, на одной из которых вспыхнул странный пожар. И якобы был замечен крест. Если, конечно, мамаша Ликиного читателя ничего не путает. Место-то установить получилось, но не более того. Поселка давно уже нет, его снесли, и там теперь красуется большой квартал многоэтажек. Вронская убила массу времени, выясняя, не является ли кто-либо из жильцов владельцем снесенных дач. И отправленные ей в помощь опера тоже с ног сбились. А толку – никакого. Квартиры разменивают, продают. Короче, мрак.
Мрак? Кто говорил о мраке? Что за жалкая ничтожная личность?
Седов слушал пиликающий телефон, поглядывал на появившуюся на экране надпись «Танюша» и улыбался.
Девочка звонит! Сама! Ого! А у нее гладкая кожа. И ясные глаза. Стройные, чуть полноватые ножки, а попка… И вот вся эта красота звонит ему, старому козлу. И почему-то кажется, что в автомобиле уже пахнет Танюшей, розой, лимоном, счастьем.
– Привет! – сказал Седов, вдруг испугавшись, что девушка нажмет на кнопку отбоя.
– Ты сейчас где?
– На работу еду. Дел сегодня под завязку. У тебя случилось что-то?
– Да. То есть нет, так, ерунда. Дождь, видишь, какой хлещет. А я к подруге приехала, которая возле прокуратуры живет. А у нее в универе зачет вдруг поставили. Прикинь, она думала, что еще пара дней на подготовку есть. А там что-то переиграли. Короче, Светка умчалась. Вот, стою возле ее подъезда, мокну. Может, у тебя зонтик есть? Одолжишь?
Таня промокла. Милый ребенок, наверное, замерз. Ей бы чаю выпить. Бедная девочка…
– Конечно, Тань, что-нибудь придумаем, – забормотал Володя. – Ты войди в наше здание и подожди меня возле дежурного. Скажи, что ко мне, он тебя не выгонит. А я скоро приеду!
Вдохновленный предстоящей встречей, Седов вдавил в пол педаль газа и обогнал наглую «Шкоду». За рулем, конечно же, оказалась женщина. Мартышка с гранатой! В зеркала смотрит разве для того, чтобы губы подкрасить!
Подъехав к прокуратуре, Седов выдал пару-тройку совершенно нелитературных выражений.
Но что это за дела такие?! Грузовик перегородил въезд на парковку, за рулем никого!
Царапая днище, Володя заехал на бордюр, заглушил двигатель, и, схватив портфель, помчался к зданию.
Лило, и правда, как из ведра. Рубашка мгновенно стала мокрой, в туфлях уныло захлюпало.
Володя распахнул дверь и не смог сдержать улыбки.
Павлин и воробушек. Возле примостившейся на скамейке Танюши, оживленно размахивая руками, гоголем ходил дежурный, Толик.
«Все мы такие, – подумал Володя, подхватывая Таню под руку. – Увидим симпатичную мордашку и длинные ножки – и все мысли вниз побежали. Обломись, Толян, сегодня не твой день!»
Он планировал сначала сделать пару звонков, а потом заняться чаем. Но вид Тани, вымокшей до нитки, парализовал все намерения, кроме тех, которые касались срочных согревающих мероприятий. Тем более что, увидев череп, лежавший на подоконнике, Татьяна вздрогнула и побледнела.
– На птицу лучше смотри, – посоветовал Володя, и, захватив чайник, вышел из кабинета.
По закону бутерброда бутыль с водой на его этаже оказалась пустой. Пришлось подниматься выше, к приемной Карпа. Конечно же, старый хрен встретился ему в коридоре. Разумеется, вставил походя пистон и даже намеревался, видимо, в свете руководящего ража, пригласить к себе и отыметь по полной программе.
– У меня свидетельница в кабинете ждет, – заявил Седов, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
– Вы всех свидетельниц кофейком угощаете?
– Да. Всех. Уголовным кодексом это ведь не запрещено, верно?
Карп метнул на Володю взгляд габаритов и веса хорошего кирпича. Скрипя зубами, напомнил, что дело по Лилии Полыкиной давно надо закрыть. Но Седов лишь улыбнулся. Почему-то в Танином присутствии все менялось. И даже вечно ноющий Карп казался нормальным мужиком…
– Э, Пашка, у тебя своя Танюша имеется! – провозгласил следователь, увидев стоящего в кабинете опера. – Мою не трожь!
И он осекся. Такое выражение лица у Пашки называется просто. Серьезные неприятности.
– Седов, все срочно и, – Паша виновато покосился на сидевшую на стуле девушку, – не для чужих ушей.
– Танечка, выйди за дверь, пожалуйста. По коридору направо, пройди пару шагов, там скамейки. Я тебя позову, – распорядился Седов. И, дождавшись, пока за Таней закроется дверь, повернулся к Паше.
– У тебя телефон разорялся. Я ответил. Короче, домогалась тебя какая-то женщина. Говорит, убили ее начальника. А начальник якобы искал крест Евфросинии Полоцкой. Вот телефон, звони.
Паша повернулся, чтобы уйти, но Володя знаком его остановил.
– У тебя зонтик есть?
– Седов, ты чего? С дуба рухнул? Какой зонтик?!
– А время?
– Что нужно?
Володя достал из кармана ключи.
– Таню подбрось. До метро хотя бы.
– Ну-ну, – Пашины брови шевельнулись, – кто-то романы крутит, кто-то девочек потом разводит.
– Нет у меня никакого романа, – Володя махнул рукой и пододвинул к себе телефонный аппарат. – Здравствуйте, следователь Седов беспокоит. Я так понимаю, что говорю, – он прищурился, разбирая Пашины каракули, – что говорю с Ольгой Зацепиной?..
***4
– Андрей, все получилось!
Гаутама вошел в комнату, собираясь изложить полученную информацию, и замер с открытым ртом.
Его мучитель. Перепугавший до смерти, фактически посадивший под домашний арест. Спящий так чутко, что попытка удрать из его квартиры ночью не увенчалась успехом. И, поскольку она сопровождалась далеко не нежным поглаживанием печени, Гаутама решил больше не портить ни карму, ни свое бесценное человеческое тело. Его мучитель с обнаженным торсом отжимался на кулаках так быстро, что у Гаутамы потемнело в глазах.
– Что получилось? – не прекращая отжиманий, переспросил Андрей. – Есть новости?
Со скрытым торжеством Гаутама выпалил:
– Крест находится в алтаре храма на Широкой!
Ритмичное мелькание обнаженного торса сразу же прекратилось. Андрей схватил с кресла сотовый телефон и скрылся в ванной.
Гаутама, бросив унылый взгляд на входную дверь, потащился на кухню. Да, в ванной льется вода, и через ее шум различается голос разговаривающего с кем-то по телефону Андрея. Но можно не сомневаться – всего лишь один шаг в направлении двери, и железные кулаки примутся остервенело объяснять: туда ходить не надо. Как Андрей умудряется видеть сквозь стены – совершенно не понятно. Но он обладает этим навыком, проверено. Поэтому лучше не нарываться. А хотя бы пойти на кухню и сделать, например, чай. Все одно, чем себя занять…
– Хватит рассиживаться, – заявил Андрей, прерывая ритуальные манипуляции Гаутамы с чайником. – Сейчас мы поедем в Зареченск. Храм находится возле этого города. Я все выяснил. Широкая – местная река, на берегу которой стоит церковь. Правда, теперь река уже не широкая, а узкая. Но это к делу не относится. Давай, поехали.
Первое, что сделал Гаутама, оказавшись в салоне вишневой «девятки», – застегнул ремень безопасности.
– Осторожность – это хорошо, – усмехнулся Андрей и рванул с места так, словно являлся участником «Формулы-1».
От такой манеры вождения, а также от страха Гаутаму стало подташнивать.
– Ты обещал, помнишь? – борясь с рвущимися из желудка на свободу бутербродами, пробормотал Гаутама. – Ты обещал, что деньги мы поделим, правда?
Не отрывая глаз от дороги, Андрей кивнул.
– Если ты меня обманешь, твоя…
Он запнулся, глотая слово «карма». При любом упоминании о буддизме Андрей начинал хохотать, и это раздражало.
– Твоя душа будет неспокойна…
– Что ты знаешь?! О душе, о покое? Что, в штаны наложил? Надень памперс и успокойся. Если бы я хотел тебя убрать, то убрал бы. А деньги мы поделим. Еще вопросы?
