Наталья Андреева - Утро ночи любви
Эдик тяжело вздохнул.
– А чем кончилось-то?
– Кончилось печально. Император Август окреп, возмужал, силенок набрался, пока они гуляли да пировали, и настроил против Египтянки и ее любовника весь Рим. Ведь Антоний вел себя как восточный владыка. Европейские привычки забросил, всех, кто ему мораль читал, послал куда подальше, детишкам своим от незаконной жены раздарил запросто полмира. Ну, кому это понравится? А Египтянка эта, прости господи, вот она кто. Развратница, блудница. От нее все зло. В общем, битву они проиграли. Я имею в виду морское сражение, когда она его предала. Бежала со всеми своими кораблями. Видать, не любовь это была, а корысть. Уж очень она хотела править. А он, несчастный, не выдержал позора и бросился на меч.
Он вздрогнул:
– Умер?
– Не сразу. Рука была уже не так тверда, да и дрожала с похмелья. Я тебе сколько раз говорил, Андрон, что пить вредно, – наставительно сказал Эдик. – А ты не слушаешь. Кончишь как Антоний: в нужный момент рука дрогнет. Мучился он долго, бедняга. Она бы, конечно, еще пожила, но поняла, что ей ничего не светит. Новый владыка, то есть император Август, зашел как-то на огонек, а она не подготовившись! Встретила неприбранная, больная, да еще и на жизнь жаловаться начала. А с ними так нельзя, с диктаторами. К ним только на лодке, под пурпурными парусами. Богиней. Вот она и... Умерла, в общем.
– Ты плохо рассказываешь, – пожаловался он. – Как Оля. Мотало говорит не так.
– Как могу, – надулся Эдик. – Это потому, что я твой сон. А вообще, Андрон, не капризничай. Научный доклад ты не хочешь, а ведь тема серьезная. И Клеопатра была женщина серьезная. И, кстати, не красавица. Просто умела себя подать. – «Где-то я это уже слышал... Нет, это не Эдик. Это и в самом деле, сон». – А что от всего этого осталось? Ванна с молоком, да омолаживающий крем. И грязные сплетни. В общем, пошел я.
Эдик поднялся с дивана.
– Погоди...
– Ну, что тебе?
– К чему ты мне все это рассказал-то, а?
– А чтобы ты на нее не обижался. Просто этим богатеям заняться нечем. Скучно им, видишь ли. И ей скучно. А еще страшно далеки они от народа. В школе проходили, помнишь? Герцен, ну? Понял, – вздохнул Эдик. – Ты не учил, ты списывал. Но это помнишь: страшно далеки они от народа. Мы все только это и помним, потому что ак-ту-аль-но. Татуировки эти, змеи, молочная ванна... Все это антураж, понимаешь? Чем бы дитя ни тешилось, – Эдик еще раз вздохнул. – Но есть кое-кто посерьезнее. Тут уже не до шуток, и я тебя предупреждаю: Андрон, берегись! Пистолет есть у тебя?
– Ну есть.
– Носи с собой. Кое-кому ты очень не нравишься. А вообще, я сон.
– Глюк, что ли?
– Ну да. Все это тебе приснилось...Знаешь, а я тебя люблю. Не смейся, это не намек на голубые чувства. Я о человеческой любви. Я думал, что так, а оказалось, люблю. Ты мне друг, понимаешь? Я ведь скучать буду. Ну да ладно. Идти надо. Готовиться.
И Эдик направился к двери.
– Постой... Ты куда?
– Туда.
И Мотало исчез. И в самом деле, призрак. И сказки у него дурацкие. Такие же нелепые, как и сам, маленький смешной человечек. Кому-то черти мерещатся, когда белочка, а Андрюхе Котяеву, видишь ли, Эдик Мотало! Ничего себе, замена!
Нет, с выпивкой пора завязывать. Он дал себе очередное обещание, которое не собирался выполнять, и после этого, как в омут нырнул, провалился в глубокий сон. Ничего стоящего больше не снилось, да и хорошо.
* * *Проснувшись, он долго не мог сообразить: утро или день? И какое число? День недели хотя бы? На столе, среди почти не тронутой еды увидел пустые бутылки из-под виски. Ну, одна, понятно. А вторую когда успел прикончить? И еще этот сон... Какой странный сон!
Он застонал и обхватил руками голову: как же плохо-то! Все это бред, нелепость. Эдик поехал к Алине, да и не мог Мотало болтать такие глупости, человек-то не пустой. А говорил, как Оля косноязычная. Фараоны какие-то, змеи, ванны с молоком... Выходит, это был не Эдик, а его, Андрея Котяева мысли о прочитанном, принятые за сон, ведь повсюду разбросаны листы бумаги с отпечатанным на них текстом. Он все-таки читал...
Зазвонил телефон. Когда глянул на дисплей, насчитал с десяток не отвеченных вызовов. Большинство с работы. Звонил Феофанов.
– Ну наконец-то! – сказал Сашок, услышав его хриплое «да». – Что случилось?
– Я... – голос сел, язык с трудом ворочался во рту.
– Ты где?
– Дома, – еле выговорил он.
– Что, опять?
– Какое сегодня число?
– Пятница сегодня, – зло сказал Сашок.
– Как пятница? Постой... Вчера же была среда!
– У всех остальных был четверг. В общем, так... Тебя вызывают на ковер. Терпение у начальства не безграничное, тем более, сокращения намечаются. Я знаю, у тебя баба в регистратуре работает, в районной поликлинике, но этот номер больше не пройдет.
– Погоди...
– Я до тебя дозвонился. В отличие от других, – ехидно сказал Сашок. И серьезно: – Надо что-то делать, Андрей. Чтоб к разводу был на работе, понял?
– Да. Я сейчас иду.
Он вскочил и поспешно стал одеваться. Потерять целый день! Ну все понятно: на полу валяются пустые банки из-под пива. Усмехнулся: зато осетрина не тронута. Хорошо погулял! Глянул на часы: половина девятого, как говорится, еще не вечер. На работе он будет вовремя. Подумаешь, день потерян! Ничего не может случиться за такое короткое время.
Еще минут пять он метался по комнате, в поисках то джинсов, то чистых носков, потом сообразил, что надо бы побриться и кинулся в ванную. Что-то падало, и даже разбилось, в квартире был бардак и кислый неприятный запах, но он ничего этого не замечал. На душе было смутно. Называется, принял меры. Исправился. Вот так всегда: хочется мир перевернуть, а получается бытовая пьянка. Все на своих местах, проблема осталась, а время потеряно.
«Да что может случиться-то?» – разозлился он. Ну, на работе проблемы. А у кого их нет? Образуется!
Перед зеркалом в прихожей машинально пригладил волосы и щелкнул дверным замком: открыть. Потянул за ручку, но дверь не поддалась. Он не сразу сообразил, что запер ее только что, вместо того чтобы открыть, и какое-то время продолжал воевать с замком. Справился, наконец, и вытер пот со лба. Фу-у! Выходит, два дня спал с открытой дверью? Ну молодец!
Спускаясь по лестнице, попытался успокоиться, выровнять дыхание и из подъезда уже вышел, а не выбежал, и стал оглядываться по сторонам в поисках своей машины. Где это он вчера, то есть, позавчера припарковался? Память подвела, пришлось пройтись за угол дома, потом вернуться обратно. Наконец сообразил: да вот же она! «Лада» с тонированными стеклами, на которой он сейчас ездит! Стоит криво, на двух парковочных местах. Ну молодец, Котяев! Сам за это соседей ругает! Вот как не терпелось! Он направился было к машине, но тут услышал:
– Дяденька! Эй, дяденька!
Обернулся: пацан. Маленький, шустрый, на носу и щеках рыжие веснушки. Бежит к нему.
– Чего тебе?
– Вам просили передать, – и пацан протянул ему конверт.
– Это еще что?
– Письмо, – важно сказал веснушчатый.
– А ты разве почтальон?
– Меня тетя попросила! Говорит: знаешь дядю из сорок четвертой квартиры? Ну, знаю, говорю...
– Погоди... Эта тетя прямо к тебе подошла?
– Не... Нас много было. Колька из второго подъезда как заорет: «Я знаю!» А я ему: не п... ди. Ой, дяденька, извините... Не ври, говорю. Это я в третьем живу! А вы, дяденька, под нами.
– Точно! А что за тетя?
– Не знаю я, как ее зовут. Я вам вчера весь день в дверь звонил и даже стучал. Честно! А вы не открыли.
– Постой... – сообразил он. – Она тебе денег дала?
– Ага! Целых пятьсот рублей! Мы с Колькой чуть из-за них не подрались! А потом поделили на всех пацанов.
– Небось, сигареты купили?
Веснушчатый шмыгнул носом.
– Она на машине была? – спросил он. – На красной?
– То раньше. На «Бентли». А вчера пешком.
– То есть, ты ее видел раньше?
– Ага. Она ж за вами приезжала! Я ее запомнил, – с гордостью сказал пацан. – Хотя она вчера в очках была и в шляпе. Ну, я пошел?
– Иди.
Он повертел в руках конверт. Что за странные игры? Почему просто не бросить письмо в почтовый ящик? «А когда ты в последний раз туда заглядывал?» Когда он спускался сейчас по лестнице, мельком бросил взгляд на ящики для почты: его был забит до отказа, даже на полу под ним валялись рекламные проспекты. Нужны они ему? А письма сейчас писать перестали, зачем, если есть мобильные телефоны и электронная почта? Но она, видимо, не хотела оставлять адрес отправителя. Через мальчишку передала.
Письмо, значит. От Алины Вальман, хотя и не указано от кого, это просто белый конверт. Игра все интереснее. Только спокойно.
Он сел в машину и неторопливо распечатал конверт. Из него выпал листок. Взял его, с недоумением посмотрел на ровные строчки: это были стихи, текст отпечатан на принтере. Стал читать.
«Утро ночи любви:Девять бьет на часах,Ты идешь по кровиС сединой в волосах.Стол на кухне накрыт,Ты все дальше идешь...Видишь, тело лежит,Ты его узнаешь...Ты прошелся след в след,У последней чертыПомни: прошлого нетТолько я. Только ты»
Ни подписи, ни названия. Шарада какая-то. Перечитал еще раз и еще. Точно: шарада. Зачем она ему это написала? Кстати, раньше Андрею Котяеву стихов никто не писал, это впервые. И – на тебе! Кровь, труп какой-то... Нет чтоб о любви! Он сложил листок и с досадой засунул обратно в конверт, после чего завел мотор. Ну стихи. Почему просто не позвонить? Зачем? Стихи прочитать? И почему именно стихи?
