Александр Волков - Два брата
Начались беспорядочные расспросы, восклицания. Оба оглядывали друг друга, восхищались тем, как вырос и возмужал приятель, каким стал важным! Беспричинно хохотали, жали друг другу руки…
— Надолго ли? — спросил наконец Марков.
— Насовсем! — весело ответил Ракитин. — Моему хозяину указ вышел — в Питере жить!
— Ловко!
Егор в восторге схватил друга, хотел повалить на скамейку, но тот был крепок. Расставив по-медвежьи ноги, Иван уперся в землю — и ни с места. После возни оба друга, запыхавшись, бросились на лавку.
Егор спохватился:
— Сейчас отпущу работников, и пойдем ко мне в камору.
Егор сбегал в мастерскую, потом отвел друга в комнату, где жила их семья, в службах Летнего дворца, предназначенных для придворных лакеев и денщиков Петра.
Аграфена, поседевшая и постаревшая, но еще бодрая, обняла Ивана и запричитала:
— Уж ты свет ты мой Ванюшка! Остался ты без родного батюшки да остался ты без родной матушки!..
— Этому горю не пособить, тетушка Аграфена, — тихо и печально откликнулся Иван.
Аграфена засуетилась, начала готовить угощение.
— Как матушка-Москва стоит, золотые маковки?
— Москва стоит по-старому, а народу в ней порядком поубавилось. Всех, кто получше да побогаче, царь в Питер перетягивает. И нам черед пришел…
— Все сюда переезжаете?
— Да, тетушка Аграфена.
— А Машенька?
— И Маша приедет.
Аграфена всплеснула руками:
— Вот радость мне, старухе! Уж так я по ней соскучилась! Небось большая стала?
— Невеста. Женихи присватывались, да я всех с порога гнал. — Ракитин бросил лукавый взгляд на Егора.
Иван временно поселился у Марковых.
Через несколько дней к матери пришел Илья. Ротный командир, зная, что брат ефрейтора Маркова — царский любимец, изредка давал Илье отпускную — повидаться с семьей.
У Марковых сидели за столом, когда дверь открылась и на пороге показался Илья. Увидев незнакомого, щеголевато одетого купца, солдат приостановился, а Егор засмеялся:
— Что ж ты, Илюша, заходи! Знаешь, кто это? Ваня Ракитин, которого ты в лесу от погибели спас!
По письмам Егора молодой приказчик знал, что Илья Марков нашелся и служит солдатом в Питере.
Ракитин встал, степенно поклонился.
— Здравствуй, Илья Константиныч! Благодеяние твое помню и вовек не забуду. Кабы не ты, моих бы и костей не осталось!
Аграфена Филипповна хлопотала у стола.
Илья Марков и Ракитин вспоминали об удивительной своей встрече в лесу. Теперь, через много лет, им снова довелось встретиться.
После нескольких чарок Иван рассказал Егору и Илье о своей любви к Анке.
— Только не выдаст ее за меня Антип Ермилыч, — грустно закончил Ракитин. — Ему зятя-богатея надо. А я? Сотни три золотых скопил, да разве это богачество?
— Полно, не горюй! — уговаривал друга Егор. — Авось раздобрится твой хозяин.
— Не раздобрится! Торговать, что ли, начать? Уйду от него, свою лавку открою… Одна беда — денег мало, с такими деньгами прогореть недолго.
— А ты б по-простецки! — сказал Илья.
— Как — по-простецки? — не понял Ракитин.
— Увез девку, и вся недолга! Что, в Питере попов не найдется тайком перевенчать? Выйдет твоя ненаглядная вечерком, а там тройка лихих у забора, Егорка за шафера. Свистнет ямщик — и поминай как звали!
— Нет, так негоже, — покачивая головой, сказал Егор. — Как же без родительского благословения?
— А что? — задорно продолжал Илья. — Старик посердится и простит.
— Не простит, знаю я его… — возразил Ракитин. — Не простит и весь капитал на племянников отпишет.
— Ты, стало, не за девкой, за батькиной мошной гонишься? — ехидно усмехнулся Илья.
— Нет, братцы, люблю я Анку… Но как же без приданого?
— У вас, купцов, где же без приданого! — сухо возразил Илья.
Чтобы замять неприятный разговор, Егор начал о другом:
— Ваня, ты Кирюшку-поповича помнишь?
— Как не помнить!
— Встречал я его. Какой знатный моряк получился! Шнявой[138] командует.
— Кирилла Прокопьич — хороший человек, — вмешался Илья. — Мне в нем то дорого, что он солдата понимает. И хоть поповского роду, а нос, как иные прочие, не задирает. — Илья исподлобья посмотрел на Егора.
Тот покраснел.
— Три нас дружка в Навигацкой было: Кирюха, я да Тришка Бахуров. И вот судьба: изо всех троих один я не по морской части пошел.
— Где тебе! — презрительно бросил Илья. — Морская служба — суровая.
Иван поспешно перебил:
— А этот Бахуров, он где?
— При Адмиралтействе секретарем. По приему всякого припаса, до кораблей относящегося.
— Чиновная крыса, — зло усмехнулся Илья.
Аграфена Филипповна потихоньку тащила старшего сына из-за стола. Она знала, что порывы гневного настроения находят на него все чаще и чаще, и тогда он всем режет правду в глаза.
— Не трожь меня, матушка, — отмахнулся Илья. — Не моя это вина, что правда глаза колет.
Ракитин оживился, узнав, какую должность занимает Бахуров.
— Мне такой человек куда как надобен! Ты меня с ним сведи. Не пожалею угощения!
— Он и без угощения будет к тебе хорош, как узнает, что ты мой друг!
— Ну-ну… Сухая ложка рот дерет, — скептически откликнулся Ракитин.
Илья Марков, навалившись грудью на стол, пил и молчал, явно недовольный Ракитиным. Ванюшка не оправдал его ожиданий и вырос совсем не таким, каким желал бы его видеть Илья.
Илья вдруг грохнул кулаком по столу:
— Не буду в другой раз спасать! Пропадай, как собака!
Аграфена Филипповна с большим трудом увела старшего сына в каморку. Поспав часа два, Илья привел в порядок амуницию[139] и, не попрощавшись с Егором и Ракитиным, отправился в казарму, четко отбивая шаг.
А два друга сидели за столом до поздней ночи, вспоминая прошлое.
* * *Иван Ракитин весь отдался хлопотам. Он получил участок земли на берегу Фонтанки и дал подписку поставить каменные палаты.
Ракитин метался по городу, посылал обозы за камнем, покупал бревна, разыскивал черепицу.
Артель мастеровых только что отстроила большой дом богачу-вельможе Александру Кикину. Ракитин подрядил ее на постройку русаковских палат.
Дело пошло быстро. Поднялся фундамент, росли стены. Иван писал хозяину, что палаты к осени будут готовы.
Заодно Иван строил и себе деревянный домик на Васильевском острове. Дело было выгодное: многие материалы, купленные на хозяйские деньги, вместо Фонтанки попадали на Васильевский.
Егор со смехом рассказывал брату о проделках Ракитина, не придавая им особого значения, но Илье поведение русаковского доверенного все больше не нравилось. Он не захотел поддерживать с ним знакомство. Даже ненадолго урвавшись со службы, ефрейтор слонялся по двору, выжидая, когда мать выйдет за каким-нибудь делом по хозяйству.
— Иван у нас? — спрашивал он.
— Нету, — отвечала старуха. — Проходи уж в горницу, блаженный! Чего тебе Ванюша такого сделал, что ты с ним знаться не хочешь?
— А вот не хочу, да и все тут. Гусь свинье не товарищ!
— Кто же из вас гусь, а кто свинья? — простодушно спрашивала Аграфена.
— А уж это, мамынька, понимай как знаешь! — отвечал Илья.
Осенью 1714 года Антип Ермилыч Русаков многочисленным обозом перевез в Питер жену, дочь Анну с горничной Машей Ракитиной, штат дворников, приказчиков, слуг, товары и домашнее имущество. Новый каменный двухэтажный дом со службами сразу ожил; на заднем дворе замычали коровы, заржали лошади: все обширное хозяйство купца перекочевало в новую столицу.
Русаков, довольный расторопностью Ивана, расчувствовался и спросил молодого приказчика:
— Ну, Иван Семеныч, говори, какую тебе награду дать? Ничего не пожалею!
«Анку за меня отдайте!» — чуть не вырвалось у Ивана, но язык против его воли покорно сказал:
— Что пожалуешь, тем и буду доволен, Антип Ермилыч!
Купец отсчитал ему в награду сотню золотых, и Ракитин вышел вздыхая.
Русаков открыл суконную торговлю в Гостином ряду.
Глава XVI
«ДИВНО ЗНАМЕНИТЫЙ СЧЕТЧИК»
По ночам Ивану Ракитину снилось, что он просит Анкиной руки у Русакова и старик выгоняет его в шею. А то грезилось молодому приказчику, что в глухом лесу он нашел клад — целый сундук с золотом — и стал богатым купцом; Антип Ермилыч отдал за него свою дочь; Ракитин едет по городу в карете, и встречные снимают перед ним шапки. Он просыпался и чуть не плакал от досады. Но идти к Русакову с признанием Иван не решался. И вдруг в жизни его совершился крутой поворот.
Царь Петр живо интересовался ростом своего любимого города. Его радовало появление нового дома, открытие лавки, основание фабрики, пусть маленькой, скромной.
Во время прогулок по столице на знакомой всем ее жителям одноколке царь заходил во вновь отстроенные дома, знакомился с их владельцами, снисходительно принимал угощение из рук робеющих и обрадованных хозяев.
