Наталья Солнцева - Загадки последнего сфинкса
– При температуре горчичники ставить нельзя.
Они заговорили о гриппе, о его новых разновидностях, не поддающихся традиционному лечению, и контакт был установлен. Маслова оттаяла, пустилась в воспоминания о своей молодости, когда, стройная, как тростинка, она танцевала на сцене в свете прожекторов, кланялась под гром аплодисментов, и жизнь представлялась ей вечным праздником, ярким, полным музыки, восхищения и цветов.
– Хотите посмотреть фотографии? Они вон там, на антресолях, в коробке. Придется встать на стул. Я не смогу… голова кружится.
– Я достану, – обрадовалась Астра.
Маслова перебирала снимки, и по ее губам блуждала горькая улыбка. Это были самые счастливые годы! Как быстро пролетели юность, любовь, радужные надежды!
– Тогда все было впереди, а сейчас… все позади, – вздыхала она.
– Жизнь еще не кончена, – возразила Астра.
– Разве это жизнь? Так… существование. С мужем я развелась много лет назад, думала, еще встречу человека, будут дети. Не получилось.
Она заговорила о том, что год за годом держала в себе, прятала под грузом насущных проблем, сиюминутных дел, мыслей о будущем, которые вместо отрады приносили тоску и запоздалые сожаления.
– Парень, в которого я влюбилась, был сыном известного скульптора, не красавец, но, как мне тогда казалось, умный, веселый. После школы мы оба провалились на вступительных экзаменах. Он уехал поступать в Ленинград; я ушла из ансамбля, устроилась на работу – диспетчером на швейную фабрику. Переписывались… Он приезжал на каникулы домой, иногда я к нему наведывалась в город на Неве. Его родителям я пришлась не ко двору. Как же! Отец Феофана – выдающийся деятель советской культуры, орденоносец, а я – обычная фабричная девчонка. Учеба мне плохо давалась: в техникум и то с трудом поступила на заочное. Вскоре мы с Феофаном поженились, только жить продолжали врозь, каждый по-своему. Я здесь, в Москве, работала, сдавала сессии, он в Ленинграде ни в чем себе не отказывал: кутил, флиртовал с девушками. Даже когда он вернулся в Москву и я перешла к Масловым, полноценной семьи у нас так и не сложилось. Свекровь меня терпеть не могла, свекор практически не замечал, а муж обвинял в непонимании. Он, видите ли, художник, пламенная натура, витает в творческих грезах, а я его тяну к земле, лишаю вдохновения. Я пыталась приспособиться к его капризам, к его лени, к его легкомыслию… и даже к его увлечениям.
– Вы имеете в виду женщин?
– Да, – кивнула Раиса. – Он вспыхивал, как порох, от какой-нибудь смазливой натурщицы, быстро остывал и просил у меня прощения, клялся, что такого больше не повторится. Я верила, прощала. И все начиналось заново. Я уходила от него, потом возвращалась… Мы пытались склеить нашу жизнь, а она трещала по всем швам. Я подала на развод. Через несколько лет Маслов опять женился, но и вторая супруга от него сбежала. Впрочем… вас ведь не это интересует.
Она нашла в груде снимков фотографию молодых жениха и невесты, всплакнула.
– Видите, какая я была хорошенькая? А у Феофана уже лысинка наметилась. Я думала, у него только внешность с ущербом – маленький, кругленький, с калмыцкими глазами, брови торчком, – а у него и сердце пустое, неверное. Плут и враль, каких поискать! Вот товарищ его, Игорь Домнин, – другое дело. Стал известным художником, деньги зарабатывает, на дорогой машине ездит, а мой бывший – сплошное недоразумение.
– Вы знаете Домнина?
Астре, сгорая от нетерпения, пришлось пережидать приступ кашля. Раиса Маслова кивнула, вытирая выступившие слезы. Кашель у нее был сухой, надрывный, как при остром бронхите.
– В молодости мы общались, теперь нет, конечно. Между ним и Масловым черная кошка пробежала. Я слышала, они вроде бы поддерживают дружеские отношения, но не от души, неискренне. Маслов только притворяется великим скульптором, непризнанным талантом… а Игорь и правда создает шедевры. О нем говорят, в газетах пишут, у него выставки! Маслов же рад любому заказу, самому захудалому, да и те редкость. – Она показала журналистке несколько снимков. – Вот они вдвоем у Медного всадника, вот в Летнем саду, а вот… на фоне сфинксов. Совсем молодые, непохожие на себя нынешних. Тогда они оба носили длинные волосы, еще со школы. Теперь Феофан совершенно облысел, Игорь возмужал, поправился, стрижется по-другому. Я как-то случайно видела его по телевизору – на вернисаже. Господи… какая разная у них судьба!
– Может быть, вы дадите мне пару фотографий? – взмолилась Астра. – Я покажу редактору, и мы разместим их вместе со статьей.
– Но вы же о «Терпсихоре» пишете?
Астра прикусила язык, осознав свою оплошность. Балда. Так проколоться!
– Скорее о людях… об их жизни, – поспешно затараторила она, исправляя положение. – О том, как искусство танца влияет на воображение, мол, известный художник Домнин и его друг скульптор Маслов посещали концерты ансамбля. Изумительная пластика танцовщиц и талантливая хореография еще в детстве пробудили в мальчиках тягу к прекрасному!
Ее велеречивая тирада сбила с толку простоватую Маслову, которая плохо себя чувствовала, устала от воспоминаний и не предлагала гостье уйти исключительно из робости. Она была рада отдать журналистке хоть всю коробку, лишь бы та поскорее удалилась и оставила ее в покое.
– Вы разрешите мне взять еще и ваши снимки? Это «Хоровод пчел»? – спросила Астра, выбирая фотографии юных танцовщиц.
Ей попалась та же карточка, которую она видела у Никоновой.
– Вы знаете? – удивилась больная.
– Я уже беседовала со многими участницами ансамбля. – Астра показала на девочку с короной на голове. – Это Людмила Никонова?
– Нет, это Люся Павленко.
– Ах да!
«Девичья фамилия, – подумала Астра. – Все правильно. Тогда она была еще Павленко».
Маслова погрустнела. Жаль, что нельзя вернуться в прошлое, переписать заново страничку из жизни.
– Кстати… вы правы, – улыбнулась она. – Игорь Домнин тоже иногда приходил на наши репетиции и концерты. Они жили по соседству, и его мама работала в Доме культуры, играла на пианино и на… баяне, кажется. Игоря она брала с собой.
Глава 27
Художник окончил золотую Санди и в мучительных колебаниях подыскивал картине название. «Афродита»? «Даная»? «Обнаженная Маха»? Он все больше склонялся к последнему. Изменения, которые он внес в композицию, делали два первых варианта неприемлемыми.
Вопрос, присланный ему в корзине с лилиями, неотступно преследовал его. «Когда ты умрешь?Отгадай». Дурное предзнаменование.
«Неужели я испугался? – размышлял Домнин. – Неужели я такой же паникер, как Мурат? Тот, вероятно, не просыхает, с тех пор как получил послание Сфинкса. Я ведь никогда не боялся смерти, не боюсь и сейчас. Так что же лишает меня равновесия? Вряд ли письмо несет серьезную угрозу. Скорее это черная шутка. Кто-то хочет выбить меня из колеи, нарушить мои планы. Санди, например… или Маслов. Не зря же он сделал эту безвкусную гипсовую статую и не поленился доставить ее в мою мастерскую?»
Чтобы отвлечься, художник позвонил директору «Ар Нуво» и заявил, что хочет провести в клубе презентацию новой картины.
– Я… счастлив буду оказать вам содействие! – задохнулся от восторга тот. – Располагайте мной, господин Домнин. Желаете заказать угощение? На сколько персон?
Домнин нарочно выбрал «Ар Нуво», зная, что именно там чаще всего проводит время Александрина и ее друзья-приятели. Там-то он и преподнесет ей обещанный сюрприз. Золотая богиня обворожительна… обольстительна… Нет, ни одно слово из человеческого языка не в силах передать ее трепетную красоту, дивное совершенство форм и непреодолимый соблазн, который она несет в себе…
Когда ты умрешь? Отгадай.
Художник тряхнул головой, прогоняя назойливый вопрос. И набрал номер Санди. Она готовила экспозицию восточной живописи в «Стамбуле», вероятно, не выспалась и ответила усталым голосом.
– Я устраиваю презентацию в «Ар Нуво», – сообщил Домнин. – Приглашаю тебя в качестве главной героини, и твоего бойфренда в качестве сопровождающего. Думаю, публике будет обеспечен эротический экстаз.
– Ты негодяй! – мигом проснулась мачеха. – Скотина! Ты не посмеешь!
– Да, дорогая… именно ту самую картину я собираюсь представить на суд взыскательных любителей живописи.
Когда ты умрешь? Отгадай.
Санди готова была разорвать его на клочки, зубами загрызть мерзавца. Что, если при всех закатить ему пощечину? Это только придаст пикантность скандалу.
«Я приготовила для тебя кое-что получше ругани и даже драки, – мстительно подумала она. – Посмотрим, какой ты храбрец. Я тоже люблю повеселиться!»
– Надеюсь, ты осчастливишь меня своим присутствием? – не унимался он.
– Откажись от этой затеи, – посоветовала она. – Пока не поздно.
