Евгений Титаренко - Никодимово озеро
— Се-ре-жа! — предупредила Алена.
Он вошел незваным, но (что бы там ни было) вовремя.
Галина опомнилась.
— Что это значит?! — притопнула туфелькой. — Я не потерплю оскорблений в своем доме! Вас принимали здесь как Лешиных друзей! Вас… как порядочных!.. С открытой душой…
— Мы обойдемся без вашего дома, мне тошно здесь, — и, мрачный, он остановился в двух шагах напротив девчонок.
Лицу Алены возвратилось обычное выражение. Она слегка отодвинулась от Галины, чтобы не стоять рядом.
— Оля, защити меня! — потребовала Галина. — Он просто грубиян! Он не мужчина, не парень! Скажи ему, чтобы он ушел!
Сергей движением руки остановил Алену.
— Не надо. Мы сейчас уйдем. А ей нельзя оскорбляться, она это знает… Ведь на заслуженное не оскорбляются! Чего ж ерепениться?
Галина с бешенством и мольбой уставилась на Алену.
— Сережа, выбирай выражения, — сказала Алена. — Галя сейчас многое мне рассказала… Про Николая, — уточнила она для ясности. — Лешка все это знает.
― Лешка знает одно, Николай ее — другое… А я больше их всех знаю! — неожиданно похвастался он. И, сразу меняя тон, сказал Галине: — Передай брату — пусть разыщет меня попозже. На два слова.
— Я здесь, — сказал Костя. Облокотившись о косяк, он стоял в дверях и, сутулый, с плоской, чахоточной грудью, играл каким-то шариком в руке. Через отверстие шарика был продернут ремешок и обхватывал его правое запястье. Нежнолицый и слаборукий — ухудшенная копия Галины — он казался ненастоящим: сейчас натужится и станет больше.
Сергей обернулся к нему через плечо:
— Я знал, что ты здесь. Пошли, Алена, — тронул ее за локоть.
Костя не двинулся, загораживая проход.
— Чего ты хочешь от меня?
— Я же сказал — попозже.
— А я желаю сейчас.
Сергей помолчал.
― Отойди от двери…
Какие-то секунды напряжение нарастало, потом сразу ослабло. Не отрываясь от косяка, «именинник» слегка посторонился, освобождая проход.
— Иди, — сказал Сергей, не оглядываясь на Алену.
Она прошла и остановилась в коридоре лицом к двери. Сергей вышел за ней во двор и на улицу, не глянув даже на окна.
Галина вновь упала на диван и, закрыв ладонями лицо, разрыдалась, когда они уходили.
В серой уличной пыли грелись куры. Головы их торчали по колее, как сторожевые вышки. Повернулись по очереди в сторону Сергея и Алены, потом опять возвратились в положение прямо — одна другой в затылок.
Алена посмотрела на Сергея виновато и вместе с тем осуждающе.
— Чего еще?.. — мрачно спросил Сергей, прикидывая, что, если тетка Валентина Макаровна уже дома, опять начнется пилеж.
— Мне ее жалко… — сказала Алена.
— А мне нет, — ответил Сергей. — И она бы тебя не пожалела.
— Я не собираюсь равняться по ней. — Алена рассердилась. — А потом: может, она правда мало что знает?..
― Может, — согласился Сергей. — Но в ее положении это «мало» такое, что, будь она парнем, — за это следует бить морду.
Алена досадливо повела бровью.
— Ладно… Откуда ты появился?
— Звонил… Был у Лешки, — ответил Сергей. Он увидел внизу, на Геологической, идущую от центра вишневую «Волгу» и замолчал, стиснув зубы.
Алена заглянула ему в глаза, тревожно спросила:
— Чего ты, Сережка?
— Ничего. — Он подумал и объявил: — К Лешке, Алена, я больше не пойду.
* * *Сергей недолго пробыл возле дома тетки Натальи, оставшись один. Пообещав Алене ждать, он, едва девчонки скрылись в доме Галины, уже был рядом с больницей. Но заходить к Лешке обычным путем, через вестибюль, снова напяливать дурацкий халат, тратить время на объяснения с медсестрой не хотелось: обошел больницу и через крохотную калитку в ограде пробрался к Лешкиному окну со стороны двора, где под укрытием желтых акаций располагалось больничное хозяйство: машина, лошадь, склад, а в подвале, за обитой железом дверью, покойницкая.
В серой больничной пижаме, из-под которой выбивался воротник белой рубахи, Лешка сидел на своей кровати, спиной к окну и равнодушно ковырял ножом крышку одной из банок с компотом.
Сергей оглянулся, вспрыгнул на подоконник и легко, почти бесшумно соскочил на пол. Ему предстояло выступать сегодня в качестве пугала, и Лешка первый вздрогнул, услышав стук за спиной, а когда увидел Сергея — не обрадовался. Тут же отставил банку, нож, сразу лег, закинув на постель ноги. Натянул на себя одеяло. Сергей потом так и не понял, зачем это нужно было ему: говорить сидя гораздо удобней.
— Не мог по-человечески войти? — спросил Лешка.
— Могли не пустить, — сказал Сергей. — Напугал?
Лешка вытянул ноги под одеялом, оправил мятые простыни.
— Из-за спины кого хочешь напугать можно…
Сергей облокотился на спинку его кровати. Лешка поморщился.
― Сядь! Сидеть, что ли, не на чем?
Сергей взял табурет и сел у стены, за той же спинкой, чтобы оставаться напротив.
Медленно, не скрывая отвращения перед заранее неприятным разговором, Лешка взял с тумбочки сигарету, размял ее, прикурил и дважды глубоко, всей грудью затянулся. Дым из его округленных при выдохе губ тонкой, нескончаемой струей взлетел к потолку и расползся там легким тающим облаком.
— Чего ты добиваешься от меня, Серега?
Сергею не сиделось на табурете. Он поднялся и отошел к окну, где стояла утром Алена, поглядел на рыжую, в белых чулках лошадь возле деревянной бадьи за акациями.
— Знаешь, Лешка… Когда мы ждали тебя в Сосновске… Не мы, а пусть — я… Я всегда думал, что ты едешь к нам потрепаться, пошкодить… Я бы не ждал тебя, если б знал, что Серега для тебя — это всего-навсего повод. И кино, танцы — это так, для видимости… А ты в это время обделывал там свои делишки. Втихаря. Между танцами. Когда, может, говорил мне, что идешь за билетами или что проторчал у Алены…
Лешка сломал сигарету в пальцах, обжегся, но не отбросил ее, а сунул в спичечный коробок, приспособленный вместо пепельницы, аккуратно потушил и взял новую.
— Говори сразу все, что ты хочешь, Алены нет, так что говори прямо!
— Я, наоборот, хочу послушать тебя, — сказал Сергей. — Я бы говорил откровенно, если бы увидел, что ты не врешь.
— А какое у тебя право допрашивать меня? — спросил Лешка.
— Права нет никакого, — признался Сергей. — Особенно если забыть, что я считался твоим другом. Не хочешь говорить — не надо. Но тогда я сам все узнаю. Потому что должен узнать.
Лешка глядел на незажженную сигарету в руке. Чего-то тянул, демонстрируя выдержку.
― Тебя комсомольская организация обязала вынюхивать… узнавать? — поправился Лешка. — Или ты по собственной инициативе? Потому, что тебе кажется, будто я обделывал в Сосновске какие-то делишки вместо того, чтобы сидеть с тобой у телевизора?..
Теперь помедлил Сергей. Он мог бы уточнить, какие делишки. Мог бы сказать, что в Сосновске Лешка разъезжал в точно такой же вишневой «Волге», какая привезла в Южный Анастасию Владимировну и хозяин которой имел респектабельный вид «самостоятельного, серьезного» мужчины. Теперь он знал примерный путь золота из района Белогорска — Байдуков — Свинуш через Татьянину усадьбу в Сосновск. Но об этом говорить было рано.
— Нет, Лешка, никто меня не обязывал, и обиды на тебя у меня почти нет. Я впутался в это дело только ради тебя, из-за тебя.
Лешка выругался.
— Ради меня ты бы лучше умотал к черту и не лез не в свои дела!
— Тебе от этого будет только хуже, — сказал Сергей. — Ты хочешь, чтобы вместо меня к тебе припожаловала милиция?
Лешка засмеялся, удивленно покачав головой.
— Ни тебе, ни милиции делать тут нечего! Чего ты бредишь?
Он вынуждал начинать все сначала.
— Врешь, Лешка, — сказал Сергей. — Ты уже врал, заврался и врешь опять. А милиция, к твоему сведению, вокруг вас уже ходит.
Он не ожидал, что слова его произведут такое сильное впечатление. Лешка приподнялся на руках, побледнел. Насмешливой улыбки у него не получилось.
— Врешь! — Повторил: — Это ты врешь! Кто? Где они ходят?! Зачем они будут ходить, если ты не наклепал ничего?
— Я скажу тебе честно, — ответил Сергей. — Может, им до вас дела нет. Может, у них свои причины вертеться тут. Может, их интересует кто другой — я не знаю, чего они шарят в Никодимовке. А я, Лешка… — Он подошел к спинке кровати. — Я должен узнать, кто виноват, что в усадьбе оказалось два трупа, и куда делся второй из них. Я это узнаю и тогда не буду молчать.
Лешка выслушал его, оставаясь в том же неудобном положении на локтях. Сквозь поблекший за трое больничных суток загар на скулах его проступили яркие пятна. Он не ответил, в упор выжидающе глядя на Сергея потемневшими от ненависти и напряжения глазами.
― Было там примерно вот что, Леха… За подробности не ручаюсь, кое-где могу и ошибиться… Но в усадьбе ты устроил… Вот видишь! — сам себя перебил Сергей. — Даже усадьбу, которую мы считали нашей, общей, — твоей, моей, Алениной, — ты приспособил для одного себя, как и Сосновск, где мы тоже все считали общим. Так вот, усадьбу ты со своими новыми знакомыми сделал чем-то наподобие склада… Место надежное, зря только потащил туда девку — сразу и засыпался. Но не в этом дело. В усадьбе можно было сколько угодно и что угодно хранить, — скажем, до каникул. В каком-нибудь тайничке… В подполье, например. А потом спокойненько перебрасывать это что-то в Сосновск…
