Лариса Соболева - Петля Афродиты
– Поучительный пример. Смотри на отца и никогда так не делай.
Богдан Петрович развернул автомобиль, сделав большой полукруг во дворе, и только намеревался нажать на газ, как вдруг увидел, что из подъезда вышли Валера с Сати, оба садились в машину. Так и знал – Сати!
– Ну, Валера… – зло процедил друг Богдаша, нажимая на педаль газа. – Артем, держись!..
Автомобиль сорвался с места. В то же время и машина Валеры задвигала колесами. Безусловно, большую скорость не разовьешь во дворе, но и этой было достаточно. Машина Богдаши по касательной врезалась в шикарную тачку Болотова, вырвалась вперед и с покореженными дверцами помчалась к проезжей части. В зеркало заднего вида было видно: Болотов выскочил из авто, крича:
– Бонька! Ты охренел?!. Идиот!.. Ты что сделал!..
А Бонька выехал на проезжую часть и был спокоен, словно памятник самому себе. У Артема челюсть отлетела, он растерянно смотрел назад, потом повернулся лицом к лобовому стеклу, через некоторое время с трудом выговорил:
– И не жалко тебе свою тачку? Блин, ты же разбил ее!
– Показательный пример, как не надо поступать, – на абсолютно спокойной ноте, будто ничего страшного не произошло, сказал Богдан Петрович.
– Ну ты даешь… Показательный, говоришь? Впредь обещаю брать пример с тебя.
– Ну и дурак.
17
Любви покорны все
– Где это вы так бок раздолбали?
Прохор, идя к багажнику, провел рукой по вмятинам на дверцах, почесал затылок, а мину скорчил – самую кислую. В сумерках бок автомобиля выглядел рухлядью, которую вставили, отодрав от другой машины. На Богдана Петровича не произвела впечатления реакция молодого человека, он достал из багажного отделения два баула, поставил их на землю, поинтересовавшись:
– Марьяна где? Хочу увидеть ее.
– Так зайдите в дом.
– В другой раз, ладно? Признаться, устал чертовски, а мне еще назад ехать.
– Тогда сейчас позову. Да, хотите адрес дам? Вам быстро и качественно приведут машину в порядок, к тому же обойдется ремонт дешевле, чем в городе.
– Конечно.
Прохор забрал баулы и ушел в дом, тем временем Богдан Петрович огляделся. Да тут красотища – простор, воздух свежий, благостная тишь, земля пахнет землей, а не асфальтом, небо выше и объемней. А главное – возможность уединения. Как же необходимо хоть изредка уединение, чтоб никто не вторгался в личное пространство, а то ведь стоит открыть окна, и понеслось – орущие друг на друга соседи, долбящая по мозгам музыка из бара внизу, звуки теликов или проезжающих мимо автомобилей. А иногда так хочется, чтоб только ветер, шепот дождя, треск костра… И чтоб никуда не спешить…
– Размечтался, – буркнул Богдан Петрович, досадуя, что желания зачастую неосуществимы, особенно простые.
Из дома выбежала Марьяна в сопровождении Прохора. А он подумал, что из них получилась бы красивая пара, но дочка Валеры, к сожалению, глуповата и спесива, чтобы принимать правильные решения. Она обняла его за шею, дежурно поинтересовалась:
– Как там на воле?
– Я виделся с мамой…
Теперь Марьяна посерьезнела, живо отреагировал и Прохор, тактично предложив:
– Мне уйти?
– Нет, – сказала она. – Какие могут быть тайны в нашем положении?
Впервые Богдан Петрович мысленно похвалил девушку. Обычно из двух вариантов она выбирала неразумный, а значит, и неправильный. Видимо, что-то сдвинулось под шапкой волос.
– Выглядит мама… неплохо…
– Ясно, выглядит плохо, – догадалась Марьяна. – Да и как там можно выглядеть хорошо? Что она говорит?
– Следователю ничего, а нам – что согласна сесть вместо тебя.
Марьяна всплеснула руками, облокотилась о машину задом и свесила голову, чтобы мужчины не видели ее слез, она же гордячка. В такие моменты Богдану Петровичу становится жалко девочку, из нее вырастили зацикленную на себе эгоисточку, у которой все было предопределено-расписано. И вот наступил коллапс, она не знает, где теперь ее место, что делать, как жить. Богдан Петрович подошел к ней и прижал к себе, уговаривая:
– Не расстраивайся, детка. С маминой стороны выглядит именно так, как она думает. К тому же мама пытается тебя спасти, ей нелегко.
– Мама… она ко мне всегда несправедлива, – сквозь подавляемые всхлипывания сказала Марьяна. – Когда мы были на даче, она ударила меня… за дерзость. И я сказала, что она пожалеет об этом. Я не угрожала… просто хотела вернуть отца ей, принудив Инну уйти от него. И случай представился, Инна вызвала меня сама. Я уже представляла, как маме будет стыдно за пощечину… Но все обернулось не так. Все очень плохо…
Детский сад! Именно так подумал Богдан Петрович. А еще ему в голову пришла мысль, что нынешняя инфантильность – явление временное, это у Марьяны от незащищенности и неуверенности. Поэтому он обнимал девушку, искренне жалея ее, давая понять, что она не одна на свете, что у нее есть поддержка. К тому же ему нужна Марьяна со светлой головой, и когда она немного успокоилась, сообщил важную для нее тоже новость:
– Там был еще Константин, он пришел раньше вас.
– Костя? – Марьяна подняла зареванное лицо. – Вы хотите сказать, Костя… Инну… В это сложно поверить.
– Нет. Кроме вас троих, был еще кто-то. Этот человек и убил Инну, а вас использовал в качестве отвлекающего инструмента от своей персоны.
– Есть на подозрении кто-нибудь? – с надеждой спросила она.
Не говорить же: да, твой папа главный подозреваемый, все сходится на нем, идиоте? Без доказательств? Без весомых улик, от которых нельзя отмахнуться? Пусть с выводами торопится кто угодно, но Богдан Петрович без стопроцентных доказательств только отрицательно качает головой. У него были случаи, когда все утверждали: это смертельная болезнь, а он до последнего не верил и не говорил родителям, а позже выяснялось – прав он. Почему сейчас не может быть так же? Но он приехал с конкретным вопросом:
– Марьяша, припомни, ты ничего не заметила в квартире Инны необычного, не характерного для нее? Важна любая деталь, мелочь… которая тебе кажется чепухой. Вспомни, милая…
Да, ему нужна мелочь, мизерная деталь, которая укажет – это твой друг Валера, он подонок и предатель, которому не жаль не то что жену, но и плевать на родных детей. А разве так не бывает?
Марьяна задумалась, ведь нечто подобное, о чем говорит дядя Богдаша, промелькнуло тогда, но она не помнила, что и в какой момент это было. Как же вспомнить? Войти в квартиру виртуально с самого начала и заново пережить ужас? А по-другому никак. Марьяна сосредоточилась, потирая от напряжения губы кончиками пальцев…
Лестница… Звонит… Молчание… Дергает за дверную ручку…
Марьяна не рассматривала прихожую, она глядела в глубь квартиры. А потом двинула на кухню… Это было страшно, а в связи с уже известными последствиями того похода – сейчас увидеть ту картину еще страшней.
Кровь, везде кровь… Умирающая Инна… ее умоляющие глаза… и дыхание, которое слабело… Шаги! Нож… Мать…
Нет, не смотрела по сторонам, не до того было. Ситуация ужаснейшая: Инна умерла буквально на руках, это было как гром среди ясного неба. И ничего не сделать, не изменить. А мама обвиняет Марьяну, которую трясло, словно через ее тело пропустили электрический ток.
Дорога назад… Шорохи и… стон? Нет, стон показался… Однако обе замерли… И вот тут, в ожидании еще чего-то, по силе не менее страшного, Марьяна в изнеможении опускает глаза… Мама открывает дверь, полоска света падает в прихожую… Нет сил сделать шаг…
– Обувь, – вскинулась Марьяна.
– Какая обувь? – подхватил Богдан Петрович. – О чем ты?
– В прихожей стояла пара обуви… У Инны размер ноги большой…
– Сороковой, – внес уточнение Прохор. – Моя сестра была крупной девушкой, а сапоги Инна сорок первого размера покупала.
– Вот! – И дальше Марьяна затараторила: – А в прихожей стояла пара размера на три меньше, максимум тридцать восьмой. Туфли я увидела, когда мы с мамой возвращались назад, еще подумала: для Инны сильно маловаты… и тут же забыла про них. Но они, оказывается, в голове у меня хорошо отпечатались.
– Мужские или женские туфли? – спросил Прохор.
– Да, в общем-то, такие туфли носят и мужчины, и женщины, – не обрадовала их Марьяна. Прикрыв веки, она сосредоточилась на прихожей в квартире Инны и протараторила: – Стиль унисекс. Похожи на мокасины, только на маленькой танкетке, а под пяткой танкетка переходит в каблук… сантиметра три-четыре. Цвет… темно-коричневый… почти черный. Качественные, кожаные, не из дешевых. И как новенькие, их недолго носили.
– Угу, угу… – задумчиво кивал Богдан Петрович. Понимая, что большего от Марьяны не стоит ждать, засобирался: – Ну, мне пора. Марьяша, остальные вещи привезу позже.
Его машину вскоре проглотили сгустившиеся до черноты сумерки, ведь ночи здесь… просто ночи, темные, как чернила. Прохор и Марьяна неторопливо двинули к дому, каждый думал о своем, впрочем, оба думали о туфлях в квартире Инны. Неспроста он поинтересовался:
