Наталья Солнцева - Следы богов
«Ты чего там увидел?» – дрогнувшим голосом спросил он.
«Вам лучше не знать…»
Багиров ощутил, что ему не по себе. Охранник, который присутствовал при разговоре, напился до невменяемости. Хотя пить было строжайше запрещено.
На следующий день разговор с Завьяловым всем показался дурным сном. Светило солнце. Один из охранников стриг траву. В саду свежо пахло листвой, на цветах лежала роса.
Багиров вдохнул полную грудь прозрачного воздуха, посмотрел на синее небо, и все страхи рассеялись без следа.
Парни шутили, болтали о девочках. О Завьялове вспомнили только к десяти, когда тому пора было нести завтрак. Вошли, а пленник лежит в луже крови… Но тогда успели оказать помощь, откачали.
На всякий случай Багиров передал беседу с бандитом боссу. Тем более тот приказал докладывать ему любую мелочь. Клуб сатанистов и процедура посвящения не произвели на Широкова должного впечатления.
«Заливает, небось, – сказал он. – Усыпляет вашу бдительность. Следите за ним днем и ночью, чтобы какого-нибудь фокуса не выкинул».
Почему-то Багиров вспомнил именно это, когда узнал о смерти пленника. Тот добился-таки своего, спрыгнул. Ах, черт, как некстати!
Дождавшись утра, он поехал в «Ставку». Захотел сам все на месте проверить, осмотреть. Если охрана прошлепала, мало им не покажется.
– Задам я вам жару, ребятки, – ворчал он, выруливая на кольцевую. – Разнежились, как на курорте. Карты, сауна, обеды на веранде! Может, еще и водка? Только девочек не хватает, для полного счастья. Ну, я вам устрою курорт…
Однако в загородной вотчине Широкова он застал другую картину. Охранники оказались трезвыми, и от них не несло перегаром, сколько Багиров не принюхивался. Пленник лежал в отведенной ему комнатушке, на полу, лицом вверх, раскидав ноги и руки.
– Мы ничего здесь не трогали, – доложил помощник. – Вас ждали.
– Правильно сделали…
Багиров опустился около трупа на корточки. На первый взгляд – никаких следов насилия. Он тщательно осмотрел тело. Ничего.
– Он от страха умер, – сказал охранник. – Посмотрите на его лицо.
Лицо у Завьялова и правда было сведено жуткой гримасой не то боли, не то страха. Остекленевшие глаза вылезли из орбит. Если учесть, сколько времени прошло с момента смерти, мышцы должны были расслабиться.
– Я на него как глянул, аж сердце екнуло, – признался помощник. – Это ведь… и покойником-то не назовешь. Покойник – от слова «покой». А тут…
– Да. Зрелище не из приятных. Что ж его так испугало?
Помощник пожал могучими плечами.
– Я всех ребят опросил. Они в недоумении.
– Отравление исключено?
– Не похоже. Если какая-то сука завелась, зачем с ядом возиться? Свернули бы башку, и дело с концом. Тем более он сам себе два раза вены резал. Ему бы только не мешать. Мои парни ни при чем. Я за них головой ручаюсь!
– Побереги голову, – вздохнул Багиров, поднимаясь. – Она тебе еще пригодится. Значит, говорите, он от страха умер?
– Ей-богу! Разве такого не бывает?
Багиров ничего не ответил. Он смотрел на труп Завьялова и чувствовал, как смертельная тоска змеей вползает в сердце. Ох, не к добру это! Не к добру…
– Худо, брат, – сказал он помощнику. – Пойдем, подумаем, как дальше быть.
– А чего тут думать? В лес его свезти и закопать там.
– Пожалуй, вечером займись этим. Сам! – велел Багиров. – Темноты дождись.
– Понял…
Он снял с постели простыню и накрыл мертвое тело.
– Жарко. До вечера провоняет.
– В подвале не провоняет, – возразил начальник. – Ребятам скажи, чтобы держали язык за зубами.
– Обижаете. Нешто мы своего дела не знаем?
У Багирова закружилась голова, затошнило.
– Пойдем наверх, – сказал он. – Водички бы из холодильника.
– Сейчас организуем…
И Багиров, и его помощник понимали, что смерть пленника вызвана чем-то странным, с обычной точки зрения необъяснимым. Оба не хотели об этом говорить. Они даже себе не хотели в этом признаваться. Только бы не думать, что же на самом деле убило Завьялова.
– Павел Иванович знает? – угрюмо спросил помощник.
– Я сам ему доложу.
Они выбрались из подвала. Летний ветерок шумел в саду, из кухни доносился запах жареного мяса. Багиров еще ничего не ел, но после увиденного аппетит пропал. Помощник скривился, и Багиров догадался, что тот чувствует то же самое.
– Ерунда какая-то! – зло сказал он и сплюнул в заросли глухой крапивы.
Начальник службы безопасности ослабил узел галстука и расстегнул рубашку.
– Сорняки разрослись, – заметил он, показывая на крапиву. – Убрать надо. Скажи ребятам.
Помощник бестолково уставился на шефа. Невысказанное повисло в воздухе. Багиров не хотел этого слышать, а подчиненный не смог этого вымолвить. Так они и расстались, недовольные собой, смертью Завьялова, а главное, обстоятельствами, которых ни один, ни другой до конца не хотели осознавать…
Глава 47
Широков уже несколько дней не заезжал к Тане. Понимал, что надо бы позвонить, как-то объясниться.
Она была хорошей женщиной – покладистой, доброй и неглупой. Но этого оказалось мало. Павла начала раздражать ее забота. И собственные обязательства перед ней.
«Почему я должен ей звонить? – спрашивал он себя. – Когда была жива Эльза, я целый день мечтал, как позвоню ей, просто для того, чтобы услышать ее голос. Я жил от встречи до встречи, измеряя свою жизнь этими свиданиями. С Таней все не так. Она слишком добра, слишком преданна, а я… не могу воздать ей тем же. Я другой. Долг тяготит меня. Любовь между мужчиной и женщиной – это порыв, а не обязанность».
Тем не менее он накупил еды, гостинцев детям и позвонил Тане. Она всегда находилась в ожидании его звонков, визитов, его внимания. Она зависела от него и вызывала этим чувство неловкости и скрытого недовольства. Широков злился и постоянно корил себя, потому что видимого повода для раздражения не было. Наоборот – его ждали, его любили, о нем думали… как раз все то, чего ему не хватало с самого детства.
Таня встретила его без упреков, накрыла стол. От вымученной улыбки на ее лице Павлу стало тошно.
– Выглядишь усталым, – сказала она.
– Много работы…
Он понимал, чего она ждет: душевного разговора, тепла и близости. А у него будто перемкнуло что-то внутри. Каждое слово приходилось выдавливать из себя. Пытка…
В гостиной работал кондиционер, но Широкову стало жарко. Он боролся с желанием встать и уйти – без объяснений, не прощаясь.
– У тебя проблемы?
– Так, ерунда. Ничего серьезного.
Он лгал, и она видела это.
Таня тщательно причесалась, сделала макияж, нарядилась к его приходу. А ему было все равно. Каждый раз рядом с ней он чувствовал себя злодеем, обижающим беззащитного ребенка. Это было невыносимо.
– В тебя стреляли? – спросила она, и ее губы дрогнули. – Почему ты ничего не сказал? Я узнала от Багирова. Он установил охрану у нашего дома.
– Правильно сделал. Думаю, мне пока не стоит приезжать сюда… чтобы не подвергать опасности тебя и детей.
Из ее аккуратно подведенных глаз потекли слезы.
– Паша, что происходит?
– Бизнес – дело опасное, – усмехнулся он. – Разве ты до сих пор не поняла?
– Я не про то… Что происходит с тобой… с нами?
– Ничего. – Он отодвинул от себя тарелку. – Абсолютно ничего. Ты прости… я устал. Пойду лягу.
Таня так и осталась сидеть за столом. Слезы текли по щекам, смывая дорогостоящий макияж, сделанный в модном салоне. Она потеряла Игоря и теперь теряла Широкова. Разница была в том, что мужа убили, а любовник сам отдаляется от нее. Почему? У него другая женщина? Но Павел ни с кем, кроме нее, не встречается. Она знает. Что же тогда?
– Я ему не интересна, – шептала Таня, заливаясь слезами. – Что я могу? Готовить еду, мыть посуду? Изображать заботливую подругу? Ему это не нужно. Нам не о чем говорить, ласки потеряли прелесть новизны. Мне больше нечего ему предложить…
Широков лежал за стеной без сна, смотрел в потолок и думал. Отношения с Таней запутывались, становились тяжелыми и неискренними. Вместо удовольствия они причиняли боль. А так славно все начиналось… Таня обрела в Широкове опору, надежное мужское плечо после смерти Игоря. Павел же, казалось, обрел семью, которой у него никогда не было. Почему все рушится? Наверное, он не приспособлен для совместной жизни. Отношения с женщиной требуют слишком многого, а он не готов поступиться своей свободой.
«Как же Эльза? – тем временем думал Павел. – Мне не хотелось расставаться с ней ни на минуту. Наверное, со временем я бы остыл и сделал ее несчастной. Я всегда хотел чего-то необыкновенного, какой-то несуществующей, несбыточной любви. Может, надо жить проще? Я же стремился к недостижимому, и потому судьба забрала у меня Эльзу. Чтобы она не страдала…»
Он почти заснул, когда в комнату заглянула Таня. Она уже успокоилась, привела себя в порядок. На лице – ни следа слез, на губах – улыбка.
