Евгения Михайлова - Город сожженных кораблей
Боровицкий, скорее всего, был врожденным убийцей. Просто ему сразу повезло с Сикорской, ее деньгами, связями. Его считали бизнесменом. Он сам так считал. Но чужая жизнь для него ничего не стоила. Он и думать не думал, что его сложный сценарий будет разгадан, его вычислят, поймают. Он так наслаждался деталями. Придумывал звонки со скрытого номера, чтобы причинить жертвам как можно больше страданий, свести с ума Никитина. А если бы его не взяли, то, разумеется, следующей жертвой была бы Сикорская. Да, собственно, и Сечкин. Доверять в таких вещах никому нельзя, и делиться неохота. Процесс обещал быть долгим.
Дело Элизы, убившей Никиту Иванцова, выделили в отдельное производство. Ее отец зашел перед судом к Сергею.
– У меня нет к вам претензий, – сказал он. – Я просто не могу понять: неужели вы не могли написать, что Иванцов был тогда без наручников, он ведь чуть не убил и вас, и Артема. Зачем было затевать это дело против девушки, которая столько времени была одна с бандитами, ее могли, ее должны были убить…
– Я скажу очень просто. Фальсификация в уголовном деле – это чума. Даже если это из самых благородных побуждений. Допустишь ее в одном месте, в мелочи, и все провалится. А убийство – это не мелочь, хотя Элиза думала, что стреляет в убийцу. Она не знала, что Артем жив. И потом там, кроме моих сотрудников, были еще два свидетеля. Мне что, заставлять их врать на суде?
– Да, конечно. Лучше честно. Пусть миллионы убийц бегают по стране, а моя честная и храбрая девочка сидит в тюрьме!
– Подождите. Не горячитесь. Там много обстоятельств, которые суд не может не учесть.
– Вообще-то проблема лишь в том, что мне помогли бы без труда, но Элиза не разрешает.
– Понимаю. Она хочет пройти этот путь. Она не совсем обычный человек, и ее устроит только собственное решение.
– Ужас, Сергей! Я считаю себя слабым человеком. Галина – хорошая обычная женщина. Откуда у нас такая девочка из хрусталя и стали?
– Повезло, – улыбнулся Сергей. – Я думаю, все будет нормально. Настя ночи не спит, готовится. Она тоже не простая. А кажется нежной и слабой. Женщин трудно понять, лучше не пытаться. Они все равно сделают по-своему.
* * *Ирина и Николай заехали в машине во двор суда. Артем сидел на заднем сиденье, в багажнике была инвалидная коляска. Вроде бы они обо всем договорились. Он может ходить. Но лучше пока не напрягаться. А тут еще такие переживания. Отговорить его от суда не удалось. На коляску он согласился. Когда Николай ее вынул из машины, он опять начал спорить:
– Я могу идти. Зачем это вообще нужно?
– Ты не понимаешь? – спросила Ирина. – Давай объясню. Судья предложила Никитиным закрыть слушание. Элиза, разумеется, не согласилась. «С какой стати? – сказала она. – Хочет прийти пресса, пусть она пишет то, что будет действительно сказано, а не те сплетни, которые они соберут». Понимаешь, она не собирается ничего скрывать. Она не защищалась в тот момент, а стреляла, как она думала, в твоего убийцу. А сейчас все увидят и будут снимать, как ты идешь, высокий и стройный, как будто здоровый. Издалека же не видно, как тяжело тебе еще дышать. Всем не объяснишь. Так что дело не только в том, что тебе нужно пройти как можно меньше, но и в том, чтобы помочь Элизе.
Все это было чистейшим экспромтом для того, чтобы уговорить Артема доехать до входа на коляске. Конечно, Масленников был против его присутствия на этом суде. После такой операции может возникнуть любое осложнение. Сама обстановка, вид Элизы за решеткой и под стражей. Но Артем согласился сесть в коляску. Ирина его убедила. По коридору он шел спокойно, не обращая внимания на зевак, привлеченных информацией, и на прессу. Они сели на стулья в коридоре. Ждать пришлось недолго. Распахнулась внутренняя дверь, и в окружении вооруженных полицейских ввели Элизу. Боже! Они надели на нее наручники!
Заседание началось. Элиза поднялась за своей решеткой, когда вошла судья. Представитель обвинения и Настя уже сидели на своих местах. Прокурор оказалась женщиной. Трудно было представить более контрастных женщин. Красивая и спокойная Настя в белой блузке и черной юбке и практически бесполое существо в мундире. Совсем не старая, но один в один – Шапокляк. Виталий Никитин вздохнул со стоном. Такая обвинительница может потребовать что угодно. Он рассчитывал, что будет мужчина. Элиза села, посмотрела в зал и нашла Артема. Больше она ни на кого не смотрела, даже на родителей. Он не смог улыбнуться, так был потрясен всем этим.
Он сначала вообще ничего не слышал. Потом отреагировал на какое-то волнение в зале. Изменилось выражение лица мамы. Он прислушался к тому, что говорит женщина в мундире с каким-то странным, зловещим лицом. Она начала с обобщений о распущенности папенькиных дочек, уверенных в покровительстве мужчин. Потом перешла к ценности любой жизни, которую ни вернуть, ни восполнить… Потом… Всем показалось, что они ослышались. Обвинитель потребовала семь лет строгого режима. Артему показалось, что его сердце опять останавливается.
Слово дали Насте, адвокату подсудимой. У Насти была речь с доказательствами, с примерами истязаний Элизы, с выдержками из закрытых уголовных дел Никиты Иванцова. Она могла доказать, что дела списаны в архив незаконно. Но она вдруг поняла, что все это не прозвучит на фоне этого срока. Такая задана планка, такая подводка о потере для человечества, что ее просто не будут слушать. Все же человека действительно нет, а Элиза – вот она. Молода, хороша собой и не выглядит угнетенной. Настя так просто и сказала:
– Я приготовила речь с обильной информацией, я могу потом поделиться ею с репортерами, но сейчас, после такого обвинения, я не буду ее произносить.
В зале стало очень тихо. Ошеломленные люди подумали, что адвокат отказывается от защиты. Но Настя продолжила:
– Скажу очень коротко. Элизу Никитину, красивую, молодую, здоровую девушку, приговорили к смерти. Из-за денег отца. Взрослые люди, знакомые семьи. Ее держали обманом в заточении две недели. Потом отдали на растерзание исполнителям, потенциальным убийцам, которые решили сначала с ней развлечься. Руководил постоянный наемный исполнитель таких заказов Никита Иванцов. Девушку били, пытались изнасиловать. Три пьяных мужчины не смогли это сделать. Так отчаянно она сопротивлялась. Это такой человек. Она бы смерти так не сопротивлялась, как унижению. И тут вместе со следственной группой в квартиру бандитов приходит человек, который дорог Элизе с детства. И Никита Иванцов, стреляя в следователя, попадает Артему Васильеву в сердце. Потому что Артем автоматически прикрыл собой следователя. Он казался мертвым, когда Элиза его увидела. Да, Иванцов в это время был уже в наручниках. Но Элиза Никитина свершила акт справедливости, как она его понимает. Она ответила. Не за себя. За дорогого ей человека. Она убила убийцу.
Мне не хочется отвлекаться на подробности, их все с легкостью узнают. Я просто все время думаю: как бы я поступила, увидев убитого жениха, мужа, сына? А рядом убийцу? Как? Я мухи никогда не убила, и это не образное выражение. Но я не попадала в такую ситуацию. А кто застрахован? Никто. Значит, надо думать и об этом. Я взяла бы пистолет, если бы он валялся рядом, как тогда, когда его вырвали у Иванцова. Иначе я не смогла бы жить. Наши близкие нужны только нам. У меня все. Я прошу оправдать Элизу Никитину. Она не виновата в том, что ее путь пересекли заказные киллеры и ей пришлось вести себя по их правилам.
В зале кто-то всхлипнул. Судья, бледная женщина с совершенно закрытым выражением лица, предоставила Элизе последнее слово.
– Но прежде всего ответьте на главный вопрос: вы раскаиваетесь в содеянном?
– Хорошо, – встала Элиза. – Я не раскаиваюсь. Прошло довольно много времени. В заключении время тянется дольше, чем в обычной жизни. Я поняла, как страшна несвобода. Но и сейчас я поступила бы так же.
Артем закрыл лицо руками. Никитины были белее стен. Им сказали, что раскаяться она должна непременно. Сергей переводил взгляд с Элизы на судью. В это время в зале раздался вопль:
– Ах ты, убийца проклятая! Не раскаивается она, что я осталась без сына! А чем он хуже твоего кобеля? – кричала женщина в черном платье и черном платке. – Чтоб ты сдохла там, на зоне.
Опять несколько секунд мертвой тишины. Затем голос Элизы:
– Я отказываюсь от последнего слова, потому что перед осиротевшей матерью мне оправдаться нечем. Если не сдохну, как она мне пожелала, а буду жить, мне до конца нести перед ней этот грех. Она – мать. Все, что происходило, к ее горю отношения не имеет. У меня все.
Судья встала, объявила перерыв до вынесения приговора. Настя, Сергей, Никитины и Васильевы растерянно переглядывались. Прокурорша, которая еле сдержала улыбку-оскал, когда кричала мать, уткнулась в бумаги.
