Кружок экстремального вязания - Дарья Донцова
– Какая? – еле слышно спросил мужчина. – Что произошло?
– Я тебя оберегала! Просто так отправить тебя в США? Да тебя бы везде нашли! Дорогой, ты лежишь в моем центре в постоянном вегетативном состоянии! Попросту говоря, ты овощ!
– Это как? – опешил эксперт.
– А вот так! Думаешь, всем родственникам охота за содержание бесперспективного больного платить? Ха! Все устают за него деньги отдавать. У меня клиника для обеспеченных людей, но есть несколько благотворительных мест. Вот тебе пример ситуации. Два года лежит в медцентре Татьяна. Дети ее – с миллиардным состоянием. Первое время они женщину часто навещали. Потом дочь перестала появляться, сын стабильно раз в месяц приезжал с детьми. У него их трое – одиннадцати, тринадцати и пятнадцати лет. Вчера мужик прикатил один вечером, спросил: «У матери есть шанс очнуться?» Я ему давай истории рассказывать, как один человек через двадцать лет, другой через десять глаза открыл. Мужик перебил меня: «И через какое время они прежними стали?» Вежливо ему объяснила, что у таких людей серьезные проблемы с памятью, меняется поведение, он не узнает родных и близких. Ну и если уж совсем честно, то выход из долгого вегетативного состояния, которое длится более года, это исключительная редкость. И мужчине следует понимать, что той мамы, которая была до болезни, он никогда больше не увидит. Сын помолчал, потом спросил: «Сколько?» «В смысле?» – удивилась я. «Могу дать вам официальное заявление на отключение пациентки от аппаратов, – сказал олигарх. – Но не хочу, чтобы мои дети и жена об этом узнали. С другой стороны, в палате лежит уже не моя мама, а просто женщина семидесяти восьми лет. Скажите честно, без лукавства: вы сами верите, что она встанет?» «Нет, – призналась я. – Но даже если случится чудо – я описала вам дальнейшее развитие событий». Он открыл кейс, в нем лежали пачки денег. «Пожалуйста, вскоре после моего ухода позвоните, сообщите о кончине мамы».
Надежда развела руками.
– Он не один такой. И подобные беседы не редкость. А к больным, которые в благотворительном отделении… Ну, там своя история. Когда их родным говорят, что человек умер, в девяти случаях из десяти слышим в ответ: «Тело забирать не станем». Это неудивительно, ведь мы берем тех, у кого совсем нет денег. Оформляем все документы, хороним их в общих могилах. Но порой человека, которого велено отключить, переводят в другое отделение, он получает чужие имя и фамилию. Услуга платная, стоит больших денег. Зачем это? Допустим, некоего банкира определенно посадят на много лет. Или кто-то понимает, что его точно убьют за какие-то выкрутасы. И – упс! – человек на аппарате ИВЛ, вот его документы. Могут прийти, проверить, спросить: «Почему же он так изменился?» Ответ один: «Если сами на ИВЛ хоть неделю проведете, вас родная мать не узнает».
Надежда взяла Марка за руку.
– Ты, котик, много лет лежишь у меня в особой палате. Захотят тебе навредить, а где ты? Ты в палате с обеспечением жизнедеятельности, в состоянии овоща! Конец вопросам, и нет желания убивать такого человека. Он же и так уже умер, просто тело пока дышит. А теперь подумай, что могло случиться, не преврати я тебя почти что в труп. Тебя ищут, а ты исчез. Но ведь тебя могут найти и выяснить, что ты живешь в США под другим именем. Америка далеко, да? Ох, не надо на это рассчитывать! Меньше чем за сутки до Нью-Йорка можно долететь, а там много тех, кто готов на любые действия, среди них и коренные жители, и наши эмигранты. Вопрос лишь в размере оплаты. Я же сделала так, что тебя никогда не тронут, порвала все нервы, влезла в долги!
Вольская перевела дух.
– А теперь ты, котик, приехал за «своими» чертежами, предлагаешь мне пятьдесят процентов суммы, которую выручишь от продажи? Милый, спасибо за щедрое предложение, но ты опоздал.
– В смысле? – оторопел Марк.
– Ну какой здесь может быть смысл? – рассмеялась Надя. – Повторяю: тубус принесли мне, когда тебя и рядом не стояло. Улетай в свою Америку! Больше нам общаться не стоит! Но напоследок сделаю тебе прощальный подарочек – человек, который лежит в моем центре под именем Марка Коравалли, сегодня скончается! Его похоронят на престижном московском кладбище, через год поставлю памятник.
Эндрю прищурился.
– Понимаете?
– Надежда убьет больного? – тихо уточнила я.
– Думаю, он уже мертв, – ответил Джонсон.
Послышался звук, похожий на кашель, а затем женский голос произнес:
– До окончания посадки на рейс Москва – Нью-Йорк авиакомпании «Дельта» остается десять минут. Пассажиров просим пройти на борт.
Эндрю встал.
– С какой целью вы все это рассказали? – быстро спросила я. – Что хотите от меня?
– Я был близким другом того, кого в России звали Марк Коравалли, – объяснил мужчина. – Мы когда-то учились в институте на одном потоке. Я, как и Марк, эксперт. В США перебрался почти сразу после получения диплома. Родители эмигрировали, я с ними отправился. Когда Коравалли с чужим паспортом появился в Нью-Йорке, я уже был известным специалистом в Америке, читал лекции в учебном заведении, диплом которого дает право беглецу из другой страны найти за океаном хорошую работу. Российское образование тогда ценилось во всем мире, но требовалось и местное… Марка узнал сразу. Да, лицо другое, но походка, манера размахивать руками… Остановил его после занятий и сказал: «Ну, здравствуй, Маркуша! Меня не обмануть!» Я ему очень помог и до сего дня был единственным, кто знает правду о тубусе и о том, чем занимается Надя… Вы частный детектив, но, очевидно, у вас есть друзья в полиции. Необходимо остановить госпожу Вольскую. Наверное, можно отправить агента под видом доктора в ее медцентр… Если ничего не предпримете, станете сообщницей преступлений… Прощайте! Надеюсь, не зря потратил на вас время. Остановите Надежду, она серийная убийца!
Эпилог
Утром мы сидели в офисе и обсуждали нашу с Эндрю беседу.
– Когда Вольская устроила мне экскурсию по своему медцентру, я обратила внимание, что у больного, которого она называла Марком, на руке пластырь, – тихо сказала я. – Юлия, уборщица, узнала в человеке из особой палаты своего мужа Михаила. У того на кисти была
