Падение Ворона - Данил Корецкий
— Марина, как ты там? — Ворон заглянул в машину. Прокурор Головко вела себя, как обычная женщина — испуганная и потерянная, она едва сдерживалась, чтобы не впасть в истерику. Но взведенный пистолет все еще держала в дрожащей руке.
— Что теперь делать, Костя? — жалобно спросила она. — Я не хотела, но она за волосы тянула, а ножом в лицо примерялась… Палец сам нажал…
— И очень вовремя, — одобрил Ворон. — Пушка служебная или «левая»?
— Табельная, конечно!
— Я думал, канцелярским не положены…
— Важнякам выдают и гособвинителям по серьезным делам. А я несколько процессов по оргпреступности провела…
— Вон оно что… Значит, ты у своих в уважухе! Так чего переживаешь? Обезвредила опасных преступников! Рупь за сто, что это «кустовики». Знают, суки, что в такую погоду их мусора́ поджидать не будут… А нарвались на прокурора Головко! Еще медаль получишь!
— Да какую медаль! — Марина заплакала. — Ты знаешь, что сейчас начнется?! Проверки, допросы, возбудят дело, отстранят от работы… Начнут выяснять, что я здесь делала, с кем… А потом, в лучшем случае — превышение пределов необходимой обороны, а в худшем — убийство… Практика такая… Меня выгонят, а может, посадят!
— Как Серого…
— Что? Какого Серого? А-а-а… Сравнил, тоже мне. Хотя, примерно так…
— Тогда медаль отменяется, «химичить» будем, — сказал Ворон. — Дай мне пушку.
Ворон аккуратно вынул патрон из ствола, вставил обратно в магазин. Вместо отстрелянного туда же добавил новенький желтый жёлудь из своего пистолета, щелкнул предохранителем и отдал оружие владелице.
— Надо хорошо вычистить. Магазин полный, но на ближайших стрельбах тот, который сверху, надо отстрелять — на нем номер партии другой. Поняла?
Она ничего не поняла, но кивнула — механически, как кукла.
— Ладно, сиди пока. — Он погладил девушку по гладкой горячей щеке. — В бардачке глянь, там должна быть водка или коньяк… Выпей, чтоб сердце не лопнуло…
Сам занялся гильзой. Прикинул траекторию, определил, что отлетела назад-вправо, высадив Марину, полез на заднее сиденье, обшарил весь правый угол салона и нашёл — примерно там, где искал, только на полу… Но это не важно!
— Видишь? — Он показал гильзу Марине.
— Угу…
Она уже обнаружила початую плоскую бутылочку прасковейского трехзвездочного коньяка и выпила залпом, как воду. В какую сторону это на неё подействовало, и подействовало ли вообще, определить было ещё нельзя.
— А пуля прошла навылет, ее не найдут. То есть, тебя здесь не было! Никто тебя не выгонит с работы и не посадит!
— Найдут, — с пьяной уверенностью возразила она. — Ещё как! Место происшествие по групповому убийству! Тут такое начнётся! Пустят собак, пригонят солдат, принесут приборы… Столько следов накопают — мама, не горюй!
— Хорошо, тогда что надо сделать, чтобы никто ничего не искал? — удивляясь своему терпению, выяснял Ворон.
— Убрать трупы, оружие, кровь. — Вернувшийся вдруг прокурор Головко решительно провела рукой вокруг. — Если нет убийства, тогда следы ног, протекторов, разбитые автомобильные стекла, да и все остальное никого не заинтересуют… Впрочем, на всякий случай следы шин на поляне затрите, они легко идентифицируются. На дороге пусть остаются — там любые могут быть…
— Значит, так и сделаем! — Ворон воспрял духом. — Ты куда поедешь?
Она выпятила губы, будто собираясь кого-то поцеловать.
— А куда мне ещё ехать? К тебе, конечно!
Ворон немного подумал и кивнул. Действительно, куда ехать хорошим людям — бандиту и прокурору, после того как они в два ствола вальнули трёх плохих налетчиков и убийц и теперь заметают следы содеянного? Ясен перец — на съемную квартиру к хорошему бандиту! Хотя вряд ли в столь несложной жизненной ситуации смог бы разобраться комиссар Мегрэ, или даже великий Шерлок Холмс! Не говоря уже о реальных асах надзора и сыска любой страны как Старого, так и Нового Света! Потому что они безнадежные формалисты-буквоеды и не понимают загадочной русской души, национальной идеи и своеобразия законов, лишенных прямолинейной обязательности гильотины…
Ворон убрал бревно из-под задних колёс, завёл двигатель, развернулся и, только на габаритах, не включая фар, пробрался сквозь Мертвый Лес, который цеплялся за «Ниву» руками-ветками и недовольно урчал, явно не желая отпускать их живыми. Наконец, они выбрались на пустое, неосвещенное шоссе, Ворон включил ближний свет, прибавил газу и через десять минут свернул на пустую парковку шашлычной «Сакля», причём затормозил в самом темном углу.
Разбитые окна не позволяли запереться, а Марина ещё находилась в шоке и категорически не хотела оставаться одна. Но другого выхода не было.
— Тебе нельзя лишний раз светиться, — сказал Ворон. — Сиди здесь, если подъедут менты — покажешь ксиву, если всякая шелупонь появится — помашешь пушкой… Понадобится — вали без раздумий всех подряд! А то и казенный ствол отберут, и тебя отгуляют по полной программе…
От такого напутствия Марина всхлипнула, но он не обратил внимания.
— Из машины не выходи, я быстро! А если стрельнешь — вообще мигом выскочу! Не боись — прорвёмся!
Он обошёл щитовой домик с парадного входа, хотя со всех сторон «Сакля» выглядела одинаково убого, если не считать затейливо вырисованной вывески с названием и танцующим брюнетом в черкеске, да с дымящимся шампуром, но вывеска общего впечатления не меняла. У двери стояла рабочая «Газель», «Москвич»-каблучок и «жигуль» одиннадцатой модели. Слабая лампочка освещала летнюю веранду с пластиковыми столами и стульями, которые даже не убрали, несмотря на дождь. Мангал под навесом ещё дымился и испускал тепло, изнутри заведения доносились взрывы веселого смеха и матерщина.
— Закрыто, куда прешь? — дорогу загородил крепкий чернявый мачо с уродливым, внушающим ужас лицом. Когда-то такой внешности стыдились, но сейчас она оказалась востребованной: страх стал основным козырем сегодняшней жизни, поэтому ее обладателей охотно брали в охрану, принимали в «бригады», поручали выбивать долги. Но и Ворон мало походил на интеллигента из симфонического оркестра, а когда он выдвинул челюсть и прищурился, мачо понял, что его карты биты.
— В натуре, закрылись, ребята отдыхают, — совсем другим тоном продолжил он и, всмотревшись, провёл несколько раз ладонью по лицу, будто стряхивая
